Быть назначенным академиком в результате чиновничьего переворота — это все равно что пробраться в дом незваным через черный ход.
Может ли человек осуждать все законы, все безумие, несправедливость, жестокость и кошмары и при этом не выражать это публично и открыто — но не из соображений трусости, страха, сделки с совестью или еще с кем-то, а просто потому, что этот человек умеет, или любит, или считает правильным заниматься чем-то другим?
В детстве, помню, была ситуация, оставшаяся со мной навсегда. Мне было лет восемь. Мы были в большой компании, было еще двое-трое таких же мелких, как я, и пять-шесть подростков лет по двенадцать-тринадцать. Было круто тусоваться с теми, кто тебя старше. И вот, помню, как-то раз на стадионе старшие издевались над одним парнем. Издевались по-разному, но апогеем стал момент, когда они заставили его есть свое же говно. И он ел.
Тем, кто собирается ехать, «сидит на чемоданах» или только начал задумываться об отъезде, советую перечитать американскую прозу Довлатова, полистать русские газеты Израиля, посмотреть Девятый канал, послушать радио РЭКА. Почитать роман Гладилина «Меня убил скотина Пелл» и призадуматься, что в эмигрантском мире мало что изменилось за последние 30—40—50 лет.
Я прекрасно понимаю, что живу сегодня в такой стране, где завтра моя мать может три раза упасть и удариться об угол стола просто потому, что так захотел Следственный комитет. И я ничего не смогу с этим сделать. Но пусть лучше я буду рядом.
Мне кажется, что однажды опустят руки все. Все, у кого сейчас еще есть возмущение внутри и мысль, что «well, at least I've tried». Все, кто уверен, что Россия — это наш дом и плохие люди не могут выгнать нас из него. Однажды лично я пойму, что это вообще конец всему. Сейчас за мной 10 человек, и только они заставляют помнить, что еще не время опускать руки. Еще время бороться.
Дома на кухне — все что угодно, а вслух — нельзя. И это не двойная мораль, это поддержка для тех, кто слабее духом, для тех, у кого собственной прочности не хватает. Для тех, кто думает, что в предложенных обстоятельствах можно или в тюрьму, или в эмиграцию. Есть и другой путь — вкалывать.
Я поняла, на кого он похож. Точно так же, как ожесточился за этот год Урлашов, ожесточились многие мои друзья, которые вчера были менеджерами среднего звена, а потом однажды вышли на Болотную площадь, абсолютно готовые сотрудничать с властью, если она захочет их услышать. Эти же друзья сейчас иногда сидят у меня на кухне, курят одну за одной и сквозь зубы шипят о том, что осталась одна надежда — на погромы и городских партизан. От хомяка до герильи.
Я думала о том, что бывший мурманский мастер горячего цеха Степан, пожалуй, прав. Наверное, все еще возможно: уйти, уехать, исчезнуть. Для начала надо просто перестать смотреть, зарядилась ли батарейка в телефоне. Перестать писать и получать личные СМС. Перестать, оглядываясь назад, переживать, сколько ты всего не успел там, откуда вынужден был уйти, сколько мог бы сделать, перестать цепляться за сослагательность.
Когда мы уже шли обратно, еще в азиатской части увидели на небольшой площадке (площадью назвать трудно) посреди дороги человек семь, молча стоящих и смотрящих в сторону моря. Две женщины средних лет, молодая пара, парень лет 16, мужчина. Друг с другом явно не знакомы. Такой вот районный Таксим. По Стамбулу так стоят и молчат — много где.
новости
разделы
Кино Искусство Современная музыка Академическая музыка Литература Театр Медиа Общество Colta Specials
Помоги сайту
