Как стать популярным в Фейсбуке

ВАСИЛИЙ ГАТОВ, ЛИНОР ГОРАЛИК, ОЛЬГА РОМАНОВА и ГЛЕБ МОРЕВ о частных стратегиях в соцсетях

Сегодня мы публикуем стенограммы четырех круглых столов, которые редакция старого OpenSpace.ru провела в начале июня в рамках Открытого книжного фестиваля в ЦДХ. Сейчас уже ясно, что темы, обсуждавшиеся нами тогда, — «Надо ли бояться своего народа», «Чего мы ждем от церкви», «Как стать популярным в Фейсбуке» и «Креативный класс в России: кто все эти люди?» — не утратили актуальности и даже злободневности. COLTA.RU предлагает вам в этом убедиться.

Глеб Морев: Наша идея заключается в том, что каждый из спикеров озвучит три статуса, они же тезисы в традиционном наименовании, на заданную тему — «Как стать популярным в Фейсбуке». И дальше мы будем от этого отталкиваться в наших рассуждениях и дискуссиях.

Ольга Романова: Здравствуйте, я Ольга Романова, я не очень хорошо понимаю, зачем быть популярным в Facebook'e. Это мой первый тезис. Это как «я чемпион класса по собиранию фантиков», но класс ты хотя бы можешь как-то осязать. И использовать свою популярность в клеении девочек, списывании математики, а вот здесь пока непонятно. Во-вторых, конечно, котята. И в-третьих, мало букв. Не надо много букв: «афтар убей себя ап стену». Собственно, все. Да, чуть не забыла главное: Facebook — это высшая степень развития телеграфа. Просто удобный сервис для вывешивания 95 тезисов Мартина Лютера, если нет под рукой подходящего собора. При условии, что вы — Мартин Лютер.

Линор Горалик: Мне не очень интересно говорить о задаче «как быть популярным в Facebook'e» применительно к частному лицу — но мне доводилось заниматься продвижением в соцсетях разных проектов, связанных с культурой. Я могу просто поделиться несколькими прагматическими соображениями, накопленными опытом. В частности, мне кажется, что для повышения популярности и заметности проекта в Facebook'e надо делать три вещи. Первая — проявлять контентную щедрость. То есть не лениться рассказывать людям о том, что интересно им, а не вам, и делать это так, как интересно им. Абсолютно никому не интересны ваши корпоративные новости, перестановки в совете директоров (разве что представителям индустрии), не интересно, как отмечает день рождения ваш бухгалтер, — эти вещи, составляющие центр вашего рабочего мира, чаще всего им скучны. Важно подавать ваши идеи, ваш проект, ваши задачи через то, что людям небезразлично, — если, конечно, вас интересует широкая аудитория. То есть надо вкладываться в качественный контент для соцсетей. По моему опыту, эта контентная щедрость всегда окупается.

Вторая необходимая, на мой взгляд, вещь — уважение к своей аудитории. Одна из частых проблем продвижения в социальных сетях — вещание с табуреточки. На самом же деле люди, которые соглашаются читать Facebook вашего проекта, делают вам огромное одолжение — им есть что читать и без вас. Поэтому важно обращать внимание на их комментарии, важно отвечать на вопросы, когда они их задают, важно поощрять тех, кто тратит время на те вопросы, которые задаете вы. Мне кажется важным помнить, что если бы не они, вас бы тут не было.

А третья важная вещь — это сформулированный мною когда-то для своей работы принцип «тридцати секунд в неделю». Если вы занимаетесь каким-нибудь проектом — вне зависимости от того, как много постов вы делаете, — хорошо бы рассчитывать на то, что читатель СММ изволит уделить вам от силы 30 секунд в неделю. Это не потому, что ему безразлично сделанное именно вами, — это потому, что ему безразлично и многое другое тоже: у него и так огромная информационная нагрузка. «Принцип тридцати секунд» означает, что: а) каждый пост вашего проекта в соцсетях должен (за редкими исключениями) легко просматриваться по диагонали за 30 секунд; б) если человек уделил вам 30 секунд в неделю — это очень мило с его стороны и заслуживает поощрения и уважения.

Все перечисленное — очень жесткие рамки, для того, чтобы в них встроиться, надо всерьез стараться, но мне кажется, что эти старания оправдываются.

Линор Горалик, Ольга Романова, Василий Гатов

Василий Гатов: Я немножко по-другому. У меня будет коротко, но у меня будет не три, а шесть тезисов. Я буду говорить как бы в двух лицах. Как технолог, который, может быть, больше себе представляет технологическую платформу Facebook'а и то, как работает этот механизм. И, с другой стороны, как автор.

Первые три тезиса — технологические. Помним про 16%. Потому что на самом деле система ранжирования информации в Facebook'e связана с цифрой 16. Примерно 16% ваших друзей видят все ваши посты. Остальные 84 даже не представляют себе, что вы делаете, что вы пишете, что вы выкладываете, какие котики «мимими» там оказались и так далее.

Для того чтобы преодолеть границу в 16%, надо быть либо очень активным и общительным автором, либо автором, обладающим очень высоким весом по системе ранжирования Facebook'а. В России таких, наверно, пять-шесть, вот один из них сидит посередине (указывает на Ольгу Романову). Эти авторы могут продавливать по сути дела свой месседж гораздо большему количеству получателей, чем эти пресловутые 16%. Поэтому, когда вам Facebook пишет, что у вас пятьсот друзей, задумайтесь о том, что реально написанное вами увидело человек девяносто. Максимум.

Второе технологическое замечание заключается в следующем. Люди не склонны нажимать на «читать далее». Пишите, чтобы уложиться примерно в 315—320 знаков, — это относится ко всем. И вообще старайтесь скорее совмещать Twitter с Facebook'ом, потому что люди ценят краткость, люди ценят афористичность, люди ценят загадку. Лучше напишите загадку, лучше начинайте с загадки и сообщите потом то, что вы собирались сказать на шести страницах текста, разрезав это на соответствующей длины коммуникации. Каждый следующий ответ кому-то, особенно если вы этот ответ пометили, повышает шансы того, что этот человек будет надолго вашим читателем и партнером по распространению информации.

И третье технологическое замечание: делитесь, делитесь и еще раз делитесь. Facebook очень любит тех, кто выступает дистрибьютором контента, — не только автором, не только вещателем, но еще и дистрибьютором. Потому что формула статистического алгоритма Facebook'а — на самом деле не только Facebook'а, но и Twitter'а, и «ВКонтакте», и так далее — основана на балансе между авторским высказыванием и вниманием к чужому ответу на то, что вы написали.

Это три технологических тезиса, очень простых. Три авторских тезиса будут гораздо короче. Первый: полностью поддержу Линор, будьте щедрыми, даже если вам что-то кажется таким ценным, что лучше сохранить это для себя, не бойтесь этим поделиться. Второй: будьте оригинальными. Причем во всем оригинальными. От формата до языка, изображения, до способа реакции. Котики и «мимими» на самом деле вполне здесь вписываются, потому что это такая парадоксальная оригинальность-похожесть. Словом, лучше постить не тех котиков, которых вы уже видели, а новых.

Романова: Своего котика.

Гатов: Своего котика, да. Под именем «котик» идет все — дети, котики и так далее. И третий авторский тезис, на самом деле довольно парадоксальный: Facebook — не курилка. Любая дискуссия в Facebook'е становится публичной. Тайное становится явным. Даже закрытый контент Facebook'а, за исключением директ-месседжей, становится кому-то известным. И поэтому очень сильно задумывайтесь о том, хотите ли вы про третье лицо, не участвующее в разговоре, третью компанию и так далее сказать то, что вы хотите сказать. Или говорите, наоборот, — потому что он/она об этом непременно узнает. Facebook — это коллективный разум, он расшифровывает намеки, и более того, расшифровывает пристрастно и зачастую чуть более конспиративно, чем это было на самом деле сказано. Я просто, к сожалению, не могу привести пример.

Горалик: Он был под замком.

Гатов: Он подзамочный, да. Но в администрации президента его скоммуницировали примерно за 16 минут. То есть между появлением записи и звонком из АП прошло 15 минут.

Горалик: Буквально одно слово добавлю к техническим тезисам. Мне кажется, всегда имеет смысл нанимать эксперта-технолога, который поможет вам работать в СММ. Человека, знающего вот то, о чем сейчас говорил Василий Гатов. Даже если у вас социальный проект или благотворительный проект с бюджетом 100 долларов в неделю — отдайте их человеку, который один раз в неделю будет смотреть на ваш Facebook и давать вам совет, что — с технической точки зрения! — нужно сделать, чтобы ваши сообщения чаще видели и лучше воспринимали.

Гатов: Я могу добавить, что, опять же, если у вас больше денег, то в первую очередь тратьте их на аналитический инструмент, потому что то, что вы можете узнать из статистики Facebook'а, — это очень важная информация. Вы даже не представляете, что вы узнаете про тех людей, которые читают ваш Facebook, а тем более про тех, кто коммуницирует, про них вы можете узнать вообще все, то есть иногда даже номера кредитных карт.

Глеб Морев

Морев: Но вот интересно, что упомянутый хронометраж «15 минут» подводит нас к тезису, что не котиками едиными. Насколько я понимаю, Ольга Романова котиков не постит.

Романова: Как не постит?!

Гатов: Как не постит?!

Морев: Во всяком случае, котики не доминантный ваш контент, правильно? Здесь же упомяну, например, опыт Сергея Пархоменко, который ограничивается в Facebook'e, так сказать, авторской стратегией и не ходит по чужим стенам, не комментирует или почти не комментирует свои и чужие посты, редко лайкает и т.д. А выступает как своего рода информационное агентство, имея сорок или пятьдесят тысяч подписчиков, которые образовались на наших глазах за последние три-четыре месяца. Это показывает, что есть определенная российская специфика в Facebook'e. То, что делает популярным того или иного автора — скажем, Пархоменко, — связано с протестной активностью и протестной тематикой. И эту зависимость можно добавить к числу механизмов, увеличивающих популярность того или иного автора в Facebook'e.

Романова: Совсем недавно в Высшей школе экономики закончился сезон защиты дипломов после квалификационных работ. И в этом году большинство из них было посвящено соцсетям и одна — соцсетям и революции. Причем я замечу, что темы утверждаются в сентябре и они все были утверждены до 24 сентября. При этом абсолютно все они звучали как что-то типа «Технология “тачскрин” и роль Facebook'а в арабских революциях», а в итоге все равно получилось про Файбисовича и про Вову Москву. Потому что любой диплом начинался со слов, что мы-то собирались писать про арабов, но вы же нас первыми будете ругать, дорогая комиссия, поэтому мы про Россию будем. Не смотрите на заголовок, приказ был утвержден до 24 сентября, поэтому мы вам сейчас все расскажем. И комиссия, глубоко научная, состоящая примерно из оргкомитетов всех митингов, внимательно слушала и старалась быть очень научной. И в итоге в основном все эти работы — такой перепост всеобщих фейсбуков. Конечно, социальная активность и социальная активность в Facebook'e — не одно и то же, но при этом я вовсе не говорю о подвижности физической. Хотя бы потому, что очень много популярных в Facebook'e имен и фигур — это в том числе люди, обездвиженные по разным причинам. Это, скажем, первая группа волонтеров, которая собиралась, опять же, в соцсетях и оказывала волонтерскую поддержку при тушении пожаров в Москве, — прикованные к кровати люди, у которых чуть-чуть шевелятся пальцы. То есть социальная активность может быть не связана с активностью физической. Во-вторых, количество подписчиков у Сергея Борисовича Пархоменко и стиль его поведения: не обсуждать, не лайкать. Это взаимосвязанные вещи, потому что человек, обладающий ну хоть какой-то душевной организацией, пусть даже самой толстой, получая комменты, иногда расстраивается и начинает устраивать френдоцид или банить каких-то на редкость ужасных троллей, и, в общем, с одной стороны, это ошибка, потому что ты удаляешь тем самым базу свою, а с другой стороны, ты этим самым проявляешь активность и свое отношение, поэтому число подписчиков тут... скорее говорит о стиле. Я терплю всех гоблинов и троллей ради расширения базы. Мне глубоко неприятны люди, нападающие на мою кампанию и считающие, что пепси-кола лучше моей кока-колы. Но я их потерплю, этих проклятых перебежчиков и предателей, даже не буду с ними ругаться и пытаться их переубеждать. Хотя это бесполезно, потому что им платят деньги, платит конкурент. (Это не я сама так думаю, это я описываю одну линию поведения.)

Другая линия поведения: идите к черту, пепсиколисты. И то и другое, наверное, имеет отношение как к стратегии кампании, так, собственно, и к жизненной стратегии, к характеру человека, мы понимаем, что это вещи, в общем-то, близкие, достаточно вспомнить покойного Стива Джобса и его знаменитый продукт. Как собаки похожи на хозяев, так и стили компаний похожи на кампании. Стили поведения людей в Facebook'e похожи на людей. Не зная близко или вообще не зная в реальности своего какого-то близкого френда, ты можешь примерно представлять себе, каков он. С одним из моих друзей мы общались на Facebook'е года три, пока в этом году наконец не развиртуализировались. И, в общем, ничего нового друг в друге не увидели, потому что мы уже хорошо друг друга знали.

Гатов: На самом деле участие социальных сетей, не только Facebook'а, ну, например, в революции в Африке — штука в достаточной степени преувеличенная. Если представить себе, сколько людей имело аккаунты в Facebook'е в Египте зимой прошлого года, то это примерно равноценно тому, что мы имели в России года четыре назад. И эти люди не могли обеспечить ту организованность и массовость протеста, если бы у этого не было социально-экономических и, в общем-то, эстетических оснований, потому что основная ошибка Мубарака была даже не в социально-экономической политике — Египет не самая ужасная страна в мире в этом отношении, — а в том, что он, как и некоторые представители нашей власти, рассуждал так: «Ну куда они вышли, пятьдесят тысяч человек? Что такое пятьдесят тысяч человек по сравнению с девяностомиллионным населением?» И это оказалось этической ошибкой, то есть на самом деле, даже если бы и один человек вышел, к этому надо было бы отнестись несколько по-другому. Потому что этот человек является сегодня, как нас учит Кастельс, некоторой сетевой инфраструктурой, которая может в любой момент разрастись до бесконечности, потом сжаться, потом присоединить к себе другие. Из вот этого движения, из этой флуктуации сетей возникает мощнейший вектор, с которым офлайновые структуры не то что не умеют бороться — они даже не замечают, когда эти векторы приходят и делают, собственно говоря, то, что вы видели в Египте или даже в большей степени в Тунисе.

Ольга Романова

Власти думают, что этот вектор приходит оттого, что люди объединяются и у них есть какая-то общая идея, а у этих людей может даже не быть общей идеи, у них есть общий дислайк. Или, наоборот, у них есть общий лайк идеи, что не должно быть так.

Еще раз: в Египте история с Тахриром — именно об этом. Парадокс заключается в том, что непонятно, была ли это революция — на самом деле в египетском обществе по этому поводу нет никакого единства.

Вот в Бахрейне не получилось. Власть нашла в себе мудрость и деньги, гигантские деньги для того, чтобы найти интерфейс и договориться. Причем договориться почти публично, что удивительно для арабского мира. Все переговоры с лидерами оппозиции Бахрейна реально шли в твиттере министра иностранных дел.

Горалик: Железные яйца у министра иностранных дел Бахрейна...

Гатов: Да-да, в бахрейнском правительстве люди с железными, даже, может быть, вольфрамовыми яйцами.

Романова: Ну да, с другой стороны, ты можешь быть активным в социальных сетях и даже назначенным президентом Российской Федерации, но это не прибавит тебе: а) ни популярности; б) ни ума.

Гатов: Я не знаю, кто-нибудь когда-нибудь замечал, что президент Российской Федерации у нас является одним из самых известных аккаунтов? Есть твиттер Медведева, у него около семисот тысяч подписчиков. Опять же помним правило про 16%, практически интеракции нет, соответственно он преодолеть этот ограничитель не может, следовательно, его фейсбук является вещательным инструментом. Но тот единственный момент в последние несколько месяцев, когда было ясно, что он написал это сам, был твит про кота Дорофея. Вспышка интереса была астрономической. То есть мы наблюдаем за этим делом, средняя активность...

Романова: Котики. Здесь котики.

Гатов: А если сказать, что Дорофей вышел на площадь вместе с возмущенным народом, то все, разница средней активности была 10 у его фейсбука. В смысле — количество людей, которые ставят лайки, там есть специальная пропорция, не буду грузить. В течение часа она превратилась в семьдесят тысяч. То есть усиление было, люди ставили перепост, начали комментировать, начали притаскивать этот статус в другие социальные сети, люди стали приходить, чуть ли не заводить аккаунт, чтобы прочитать этот статус. Это было мощнейшее медиасобытие.

Романова: Затроллили президента.

Гатов: Нет, ты знаешь, там почти не было троллей, люди очень доброжелательно и совершенно без издевки обсуждали, потому что это было проявление человечности, которого народ ждет.

Морев: Одной из отличительных качественных характеристик Facebook'a была названа краткость. То есть пресловутые 140 знаков в Twitter'е, 342 в Facebook'е. Но, по моим наблюдениям, происходит следующее: до эры Facebook'а основной интеллектуальной медиаплощадкой в России несколько лет был Живой Журнал. ЖЖ превратился в ресурс, который публиковал длиннющие тексты. Знаете, Пастернак любил писать длинные инскрипты на книгах, не «Ивану Ивановичу с любовью», как писал Блок, а длинные тексты, порою в несколько абзацев. И один раз он надписал таким образом книгу Кузмину. Кузмин зафиксировал в дневнике: «Пастернак мне написал целую литературу». Так вот, ЖЖ превратился в такое место, где была целая литература. Со своими авторами, классиками, полемиками и так далее. Потом наступила эра Facebook'а, и, по моим впечатлениям, русский Facebook очень скоро превратился в ЖЖ, потому что от принципа короткого статуса очень быстро ничего не осталось. Мы прекрасно знаем популярных авторов, у которых «читать дальше» или «еще» — непременная особенность их, так сказать, ФБ-поэтики. Не такие, конечно, тома, как в ЖЖ, но на два экранчика — это вполне нормально у Тимофеевского, у того же Пархоменко и т.д. Это никого не останавливает, под этими длинными статусами начинаются дискуссии, а там и коммент превращается в целую литературу. Коммент строчек на 15 — это абсолютно нормальная вещь. Так что, на мой взгляд, краткость не необходимое условие для популярности, для привлечения внимания. И мне кажется, что это органичное продолжение культурной традиции, начатой сто лет назад таким парадигматичным для русской культуры текстом, как «Опавшие листья», которые все сделаны из своего рода статусов. И Facebook примерно в той же поэтической линии находится, это такие сегодняшние «Опавшие листья».

Василий Гатов

Гатов: В этом-то и прелесть Facebook'а, что в нем правила очень свободные, очень мягкие и на самом деле свободно настраивающиеся. Хотите писать? Пишите. Хотите писать кратко? Пишите. Все-таки изначальный посыл был — «как стать» популярным. Можно писать длинно, но дальше ты должен понимать, что у тебя должен быть сильный месседж, то есть не имеет смысла описывать свое путешествие куда-либо, потому что там нет события, нет истории. Даже если она там есть, для Facebook'а ее там нет. А в длинном публицистическом тексте Ольги Романовой, называющей нехорошими словами судей и прокуроров, есть история, потому что это элемент более длинной истории, за которой ее аудитория следит. И происходящее вокруг этой истории людей объединяет. Я считаю, что Иван Давыдов, который благодаря появлению Facebook'а и Twitter'а превращается, кажется, в нового Жванецкого — причем нового Жванецкого из области не развлекательной, а большой литературы, — сформулировал, наверно, самый потрясающий слоган, который даже короче, чем твиттер-статус: «Не выносите сюр из избы». Это про международную информацию о российских событиях.

Романова: Я категорически не согласна с Василием, потому что Facebook жесткий, никакой он не мягкий, Facebook много чего не стерпит. Он как бумага, конечно, все стерпит, но когда мы еще до Facebook'а были такими мамонтами и даже динозаврами и развлекались продажей резаной бумаги, называемой газетами, журналами и какой-то еще ерундой, — и тогда все-таки это имело очень большое значение. То есть невозможно говорить: пишите коротко или пишите длинно, невозможно дать совет, невозможно дать совет молоденькой девочке, куда ей лучше пойти, в «Маяк» или замуж.

Это разные жанры: это жанр «замуж», а это жанр «в “Маяк”». Хотя, конечно, бывали случаи, когда они совмещались, и у некоторых даже с медиабизнесом.

Горалик: Я попытаюсь сказать еще пару слов о прагматике. Самое важное мое впечатление от социальных медиа — их исключительная гибкость и возможность работать очень по-разному. Замужем, говорят, тоже, в конце концов, бывает ничего. Говорить коротко или длинно, вступать или не вступать в дискуссию — очень зависит от того, с каким месседжем вы пытаетесь работать. Скажем, можно использовать Live Journal как платформу для длинных публикаций, делая ЖЖ как бы маленьким СМИ, а Facebook использовать для того, чтобы в оперативном режиме привлекать к этим постам внимание при помощи крошечной выжимки: о чем пост, почему его стоит прочитать. При этом важно помнить: очень часто люди делятся в Facebook'е длинными текстами, которые даже не читали до конца: им кажется интересной именно выжимка, и они предполагают, что основной, длинный, пост сможет заинтересовать их друзей.

Гатов: Я сейчас перехожу к чистой теории, но, оказывается, повод коммуникации иногда оказывается важнее...

Горалик: …чем сама коммуникация. Именно. Тот же самый Facebook может, например, быть не основной платформой для продвижения идеи, а очень эффективной вторичной, как и Twitter, «ВКонтакте» и многое другое. Так что поживем — увидим. У меня как раз вообще есть чувство, что мы еще очень много чего не видели в смысле способов использования социальных сетей. И что интереснее всего сейчас наблюдать не за тем, что пишут, а за тем, как пишут, для чего пишут, каким средствами пользуются. Вот это, мне кажется, сейчас могло бы быть темой для диссертаций и дипломов.

Гатов: Я расскажу анекдот. У меня есть друг — многолетний коллега, управляющий директор Frankfurter Allgemeine Zeitung. Он несколько лет назад на совете директоров IFRA рассказал следующую историю: «Наши маркетологи, говорит, совершили великое открытие: они обнаружили группу потребителей, численность которых растет на 100 процентов в год, и мы ничего про нее не знаем». И он поставил вопрос перед своими коллегами, тоже серьезными издателями. Все начали думать — турки? Еще кто-то? Полукровки? И так далее. Он выдержал хорошую паузу и говорит: «Девяностолетние».

Горалик: Вот вы смеетесь, а я знаю два очень серьезных коммерческих проекта, которые сейчас встают на ноги и которые занимаются этой целевой аудиторией, — и у меня есть ощущение, что у них очень большое будущее.

Гатов: И в Германии на этой аудитории и на ее привычках — ну не на этой, конечно, на чуть более молодой — держится могущество немецких газет, они продолжают оставаться крупнейшим медиумом. У них социальные сети, хотя Германия далеко впереди нас технологически, а уж тем более блоги совсем не так развиты. Потому что они просто не нужны. Зачем? Элита общества внимательно относится к газетам, а к какой газете у нас внимательна оппозиция? Вот давайте серьезно: какая газета из оставшихся в России продолжает быть местом, где происходит обсуждение общественного дискурса?

Романова: «ЗОЖ».

Гатов: Вы знаете, вы угадали, это «Вестник ЗОЖ».

Морев: Добавлю анекдот от себя, не анекдот, а реплику сбоку. Мы делали на OpenSpace цикл материалов про редакции газет, которые реально популярны в народе. И мы, естественно, хотели сделать про «Вестник ЗОЖ» материал, интервью с главным редактором. И когда наш корреспондент Егор Мостовщиков туда сунулся, ему сказали: «Нам совершенно не нужна реклама, мы совершенно ни с кем не хотим общаться, давать интервью, мы прекрасно управимся без вас». И ни по скайпу, ни по почте, никак. Им абсолютно не нужны никакой пиар и никакие, так сказать, свидетели их работы.

Линор Горалик, Ольга Романова, Василий Гатов и Глеб Морев

Романова: А я вспомнила буквально вчерашнюю историю и сейчас с большим наслаждением вспоминаю ее и, так, с чувством глубокого удовлетворения. Вчера был нудный, долгий, бесконечный оргкомитет митингов, с которого я, к сожалению, не могла уйти, потому что я кошелек. Как известно, кошелек в революции главное, поэтому я начала ходить с охранником Навального, я ходила курить, охранник Навального кормил меня личи, чистя каждую, в общем, мы развлекали себя как могли. И вдруг я обнаружила в коридоре мужичка, он показался мне знакомым, и я сообразила, что это корреспондент ТАСС, страшно удивилась, что он тут делает, в этом сумасшедшем доме. Я-то ладно, по беде своей идеологии, а ему-то что, господи, ведь пятница! Я говорю: «Ты тут чего?» «Ты представляешь, — отвечает он, — что творится, ведь всю зиму жили как люди и к вашим этим митингам и революции был прикреплен отдел по борьбе с бандитизмом ИТАР—ТАСС, а после 6 мая они сообразили и прикрепили отдел политики. Я теперь сижу, работаю!» Я говорю: «Ох, как мы растем! Как мы растем!» Ужасно возмутилась, тут же написала все это в статусе на ФБ и немедленно этот статус опубликовала. Он минут через 15 ко мне подошел: «Слушай, может, на всякий случай уберешь?» Я говорю: «С удовольствием, с удовольствием». И прямо при нем нажала «удалить». «Но ты же видишь, что там 70 перепостов?»

Горалик: Вот за эти 16 минут...

Морев: Опять шестнадцать минут! Общим местом является то, что гипертрофированное влияние литературы, внимание к литературе в XIX веке возникло потому, что вся общественно-политическая проблематика поневоле была конвертирована в литературную. Не происходит ли то же и на данном историческом этапе? Россия занимает какие-то безумные проценты по количеству людей, сидящих в социальных сетях. Мы чуть ли не первые в соответствующем рейтинге. Не связано ли это с тем, что обрублены те механизмы общественного влияния, которые прекрасно функционируют в той же Германии, о чем говорил Василий?

Романова: Не обрублены, не обрублены, наоборот, Facebook и любая другая социальная сеть в России — это способ сказать, не знаю, своему начальнику, своему преподавателю, своему президенту: у меня другое мнение, и я считаю его очень важным.

Гатов: Недавно, помнится, мы с Ольгой даже вспомнили, глядя на диалог Мити Ольшанского с кем-то, переписку Гоголя с Белинским.

Горалик: Причем в худшем смысле этого слова.

Гатов: В худшем смысле этого слова.

Романова: Я попрошу Линор повторить эту реплику, я очень боюсь, что она не войдет в протокол.

Горалик: Тема структуры сообщения кажется мне вообще очень важной. Некоторое время назад я консультировала коллег из одного СМИ касательно того, как они могли бы поднять свой трафик. Я говорила им, естественно, что самым эффективным инструментом была и остается «картинка в интернете». Мы же чаще всего говорим с позиций привычной нам текстоцентричной культуры: мы, в силу своего возраста, нередко оказываемся людьми именно текстоцентричной культуры. Культура же у нас на глазах становится, кажется, «образоцентричной», в ней начинает доминировать визуальная составляющая. Социальные сети — среда, в которой это изменение находит сильнейшую поддержку. Весь наш предыдущий разговор — длинный текст, не длинный текст, комменты такие, комменты сякие — отступает и блекнет перед тем фактом, что текст вообще все чаще теряет свой вес в сообщении.

Гатов: Одна фотография стоит дороже тысячи слов.

Романова: Котики, котики.

Гатов: Я, пожалуй, чуть расшифрую, все же Линор выразилась очень профессионально, но это действительно довольно трудная зона разговора о коммуникациях, потому что начинают использовать всякие страшные слова, сложные структуры и так далее.

Все очень просто: когда мы что-то хотим сообщить, в русском языке мы должны заключить сообщение в грамматическую форму — подлежащие, сказуемые, обстоятельства и прочие, прочие, прочие элементы предложения. Ровно такие элементы, которые есть в грамматике, есть и в смысле — а самая главная проблема и отличие Facebook'а, Twitter'а, социальных сетей от большинства традиционных коммуникаций, даже интернет-сайтов, про которые все больше становится ясно, что это просто традиционная коммуникация, вывешенная на экране компьютера, — именно в том, что они меняются в реальном времени. И вот осознание того, из чего должно состоять по сути предложение смысла в реальном времени, может ли оно быть достаточным, если вы просто сообщаете себя, вот вы коммуницируете себя, вы сняли себя на камеру фотоаппарата и отправили.

Или вы, например, сфотографировали место, в котором находитесь; есть ли у этого места сообщение? Это сообщение является одним словом или предложением? Это сразу меняет дело. Почему котики работают? Потому что практически всегда, смотря на изображение морды котика и на ее выражение, ты понимаешь историю, которая привела к этой несчастной, или счастливой, или довольной морде. Просто мы очень легко извлекаем эти смысловые структуры, а когда там человек, то чем талантливее фотограф, тем это яснее.