Дети, убивающие мать и отчима, — что, кажется, может быть ужаснее и бесчеловечнее. Но включив телевизор, заглянув в интернет, мы зададимся совсем другим вопросом: что может быть обыденнее — и через минуту переключимся на другой канал. Чтобы вернуть зрителя к категориям ужасного, режиссеру приходится обращаться к артодианской эстетике.
Через проем в стене открывается вид на морской пляж. Рядом со стеной — картина на мольберте: холст прозрачен, словно стекло, и прибрежный пейзаж на полотне в точности совпадает с реальным пейзажем за стеной, а видимая реальность смешивается с иллюзией. Это я пересказываю не столько картину Магритта, сколько новый спектакль Дмитрия Волкострелова.
Когда артисты одного столичного тетра в начале XXI века не стесняются своей гомофобии, а другого — заявляют, что большей галиматьи, чем тексты Александра Введенского, им не доводилось читать, — это деградация. И в общественной жизни, и в сфере рассуждений об изящных искусствах мозги огромной части моих сограждан застыли в конце 80-х. Только тогда это состояние мозгов еще не казалось катастрофой, а сейчас уже кажется.
Хочется попросить Миндаугаса Карбаускиса: когда будете в следующий раз ставить спектакль о России, добавьте в него немножко русофобии.
1975 год. В многотиражке Большого театра «Советский артист» балетные комсомольцы только что осудили Солженицына, в КГБ начали травить Войновича, полным ходом идет пропаганда в духе «а сало русское едят» и «Сталин выиграл войну».
Кукольный театр в лице великого Филиппа Жанти и его последователей пошел путем Кафки. В лице великого Габриадзе он идет путем мифотворца. Он очеловечен, одушевлен и един. Дух веет где захочет. Душа обитает где придется — хоть бы и в теле жука-скарабея.
Апофеозом становится скетч про знаменитые вопли Андрея Гончарова: «Где эта сволочь?! — Я, Андрей Александрович? — Нет, не ты! — Может, я? — Не-е-ет!!!» На глаза худруку по очереди является весь театр, но выясняется, что «сволочь» — это луч прожектора.
9 октября 2012 года на пересечении Страстного бульвара и Большой Дмитровки я оказалась на лоскутке № 1, а плотность культурных событий на квадратный километр городской площади превысила все мыслимые нормы.
Этот двухчасовой монолог по своим литературным достоинствам многократно превосходит любые футурологические или, напротив, пассеистические журналистские заметки на ту же гробокопательную тему. Нет спору, что обаяние Гришковца по-прежнему при нем.
Когда я узнал про одну девушку, я подумал: да, наверное, самое время, и очень хорошо, рад за нее. Когда узнал про вторую — она сама сказала, что это еще точно не решено и, может быть, она еще сезон потанцует, — я как-то не забеспокоился. Но когда в августе мне сказали про третью и я понял, что вторая уже тоже не работник, — в первый момент наступила паника.
новости
разделы
Кино Искусство Современная музыка Академическая музыка Литература Театр Медиа Общество Colta Specials
Помоги сайту
