Приговор

АННА ГОЛУБЕВА о том, что жизнь Русской православной церкви уже никогда не будет прежней

Полгода члены группы PR провели в СИЗО. И мы были приговорены жить с этим. Полгода из каждого блога, динамика, наушника, утюга до нас доносилось имя группы, которое не всем приятно слышать и выговаривать. Многим пришлось посмотреть тот самый ролик — кто не хотел открывать его в интернете — увидел на государственном телеканале. Многих из нас без всякого согласия ознакомили с образцами раннего творчества членов группы, в частности, с акцией в музее — возмущенные и восхищенные ею сограждане постили и перепощивали фото с музейной обнаженкой одинаково интенсивно. Полгода мы принуждены думать о том, как относиться к пляскам на солее, к конкретным пляскам на конкретной солее, лично к трем молодым девушкам из пяти плясавших на солее. А также о том, как относятся к ним власти, суд, Путин, РПЦ, все окружающие. И как мы относимся к тому, как окружающие к ним относятся.

Мы ходили на пикеты, стояния, молебны, к зданию суда, к зданию храма Христа Спасителя — но и кто не ходил, приговорен делать выбор, примыкать к лагерю сторонников или противников PR. И все время детализировать и уточнять: я не сторонник PR — а не сторонник того, что с ними делают. Я верующий, но против тюремного наказания. Я не верующий, но против танцев на солее. Я не считаю это искусством, но не считаю, что с людьми, считающими это искусством, надо так поступать, — и т.д.

Полгода власти искали решение заведомо нерешаемой задачки — как ни приговори, все плохо (недавнее назначение Владислава Суркова на церковно-государственные отношения можно прочитать как жест кризисный — ну вот он у нас умник, пусть срочно придумает, как выйти из положения).

Полгода, как меня расфрендил близкий друг — за то, что я за PR, хотя я не за PR, а против того, чтобы — см. выше. Так почти у всех: половина из тех, кто за делом следит и что-то о нем думает, расфрендила другую половину. Или наоборот.

Полгода прожито в режиме фейспалма. Каждый день за что-нибудь по-крупному стыдно, это не считая мелких неловкостей. Кому-то, по мнению Ольги Алленовой, неудобно стало сознаваться в принадлежности к православной церкви. С таким я не сталкивалась, но слышала разговоры о переходе в другие поместные церкви — Сербскую или Элладскую. Мне, как и многим другим, неловко слышать, что говорят о деле Толоконниковой, Алехиной и Самуцевич некоторые мои единоверцы. Но точно так же неловко за то, что говорят о них и о моих единоверцах некоторые неверующие.

Неловко все время объясняться с церковными и нецерковными друзьями. Толковать, что и почему имел в виду отец В. или отец Д. Объяснять, что есть Церковь и есть церковь — и одна не сводится к другой, а РПЦ не сводится к МП, а то, что говорит отец В. или отец Д., — не обязательно голос Церкви или даже голос РПЦ. То, что они имеют определенные полномочия в определенной структуре, управляющей в данный исторический момент РПЦ, не делает их спикерами ни вселенского, ни даже российского православия. Да что там — даже мнения всех членов управляющей структуры они не выражают. И что взывающий к милосердию диакон Андрей Кураев или взывающий к здравомыслию протоиерей Алексий Уминский — тоже спикеры Церкви, не менее официальные. Если не более. И более того — каждый из нас, отвечающий на вопросы нецерковных друзей, тоже ее спикер. Церковь — собрание верующих, Церковь — все мы, ее члены. Несмотря на то что мы такие, к изумлению наблюдателей, разные и так по-разному смотрим на дело PR. И нет, это не результат вечного русского хаоса — это нормально. Церковь не партия и не идеология, единомыслие по всем на свете вопросам нам не предписано. Мы не обязаны во всем соглашаться с отцами А., В., С. или Д. — и с патриархом не обязаны. И патриарх, вопреки учению Ларисы Октябристовны Павловой, по-своему толкующей титул «святейший», не носитель истины в конечной инстанции и не сакральная фигура.

Вот ты все это бормочешь, а твой собеседник скучнеет на глазах. Говорить про такое с посторонними трудно — не только потому, что Церковь, в отличие от патриарха, как раз сакральна и является предметом веры. Просто это как с чистым гуманитарием про квантовую физику — нужны базовые знания, хотя бы в объеме школьного курса. Понимание природы и жизни Церкви сложно и для самых продвинутых ее пользователей. Его нельзя получить из учебника или уяснить со слов ученых. Различение Церкви и церкви — вопрос, помимо всего прочего, твоего духовного пути, твоей личной духовной жизни.

(С ходу можно сказать разве, что вопли «Они неубедительно каются и поэтому не заслуживают прощения!» имеют мало общего со вселенской Церковью Христовой. Это скорее голос Вселенского Завуча.)

Теперь церковь будут не только вызывать на разговор, но еще и троллить.

И вот — развязка. Все копья сломаны. Все, что можно было сказать о деле, сказано. Стороны заслушаны, прения окончены, последние слова произнесены. Запомнить этот день будет нетрудно — он уже вошел в историю. И не только в историю наших знаменательных августов. Но так или иначе — кончились эти полгода, начинается новый этап. Для трех обвиняемых — буквально.

С чего он начнется для всех остальных?

Для руководства Московской патриархии — с признания того обстоятельства, что оно живет не в тотально православной стране. Кругом, оказывается, не только преданная паства, далеко не все здесь церкви присягали, не все готовы ее любить или просто слушать. Некоторые подвергают сомнению даже ее притязания на уважение.

Выяснилось, что стороны — если согласиться, что их две, — оценивают диспозицию совершенно по-разному. Условная РПЦ все еще оправляется от пережитых при СССР гонений, залечивает раны, пытается восстанавливаться в прежних объемах и болезненно реагирует на любые движения в свою сторону, видя в них угрозу новых гонений. Условное светское общество полагает, что РПЦ давно уже окрепла, откормилась, твердо встала с одра на обе ноги и начала претендовать на слишком большую роль и место — непонятно, на каких основаниях.

Руководство РПЦ ощутило в воздухе признаки не самого большого благоприятствования. При этом, заметим, никто не покушается лишать верующих жизни, свободы, здоровья или церковного имущества. Никто не препятствует свободе вероисповедания, не создает церкви преград по части богослужений, не мешает заниматься благотворительной, социальной, миссионерской или хозяйственной деятельностью (отдельные препоны, с которыми сталкивается любое дело в наших широтах, спишем на особенности местного климата). Власти гонений на РПЦ не устраивают. Просто она оказалась в состоянии некоторой конфронтации с некоторой частью общества, причем, по словам руководства и спикеров МП, далеко не самой большой частью. Но конфликт именно с этой малой частью общества заставляет руководство и спикеров громко говорить о масштабной информационной войне против церкви.

Обнаружилось, что Московская патриархия не очень готова к такой войне. Она вообще не готова к интенсивному информационному обмену, не готова объяснять себя этому обществу, не знает, в какой модальности с ним разговаривать, на каком языке. Она выглядит растерянной, она принуждена то неловко оправдываться, то неловко отмалчиваться, то переходить на крик.

Оппоненты по ту сторону церковной ограды смотрятся боевитее и бодрее, но тоже не сильно подкованными. Многие выучили фамилии отцов В. и Д., вооружились цитатами из Евангелия и даже ознакомились с деяниями Трулльского собора, но этого маловато, чтобы учить церковь церковному строительству под девизом «мы мигом к вам завалимся с лопатами и с вилами, денечек покумекаем и выправим дефект».

Как бы все это ни было печально, попробуем увидеть, что дальше.

Жизнь РПЦ не будет прежней. Постсоветский карантин, вовремя или нет, нравится нам это или нет, похоже, окончен — с нами теперь будут разговаривать по-взрослому, без скидок. Ссылки на исторические заслуги и великую культурно-цивилизующую роль Русской церкви, сколь бы справедливы они ни были, не помогут: новое время требует подтвердить наши полномочия и привилегии.

Церковь как бы сняли с сувенирной полки, сдули пыль и попытались понять, для чего эта штука в хозяйстве нужна и нельзя ли ею, например, колоть орехи. Странно проситься назад на полку — самое время показать, что мы можем, кроме сувенирной красоты и орехов. Придется как минимум учиться говорить с теми, кто вне ограды, — не признающими и не приемлющими в том числе. Кажется, сейчас, как когда-то в начале пути, церкви снова нужны не только проповедники, но и апологеты. Чтобы не только проповедовать посвященным, но и дискутировать с посторонними.

Более того — теперь церковь будут не только вызывать на разговор, но еще и троллить. Она показала себя подходящим объектом, когда в ответ на любую надпись на заборе или серебряную калошу почтенные иереи и иерархи МП приходили в бурное негодование и произносили серьезные, многословные и красочные отповеди. Придется учиться реагировать на провокации. И не реагировать.

Можно по-человечески понять, что после 70 лет сосуществования с советской властью МП была рада обняться с любым правителем, который просто не бьет и не гонит, — но сейчас явно наступает время уклоняться от объятий.

В общем-то, нет худа без добра — кончился карантин, но и еще кое-что явно кончилось.

Это ведь только очень издалека может казаться, что руководство МП в деле PR выступает заодно с руководством страны. Как бы это ни было задумано, кто бы чего ни хотел изначально — предусмотреть развитие событий не мог никто, ни исполнительницы песен, ни руководство. А события меж тем очевидно развиваются в сторону их, патриархии и власти, взаимного охлаждения. Тут группа Толоконникова—Алехина—Самуцевич со своими неведомыми миру товарками и попали в самую болевую точку — и, сами того не зная, одним уколом вскрыли нарыв.

Негативные последствия дела PR, тень, отбрасываемая властью и МП друг на друга, на некоторое время заставят их друг от друга дистанцироваться. Конечно, не навсегда. Взаимоотношения церкви и власти — хроническая российская проблема, решить ее раз и навсегда невозможно, это процесс, в котором возникают разные конфигурации. В последнее время близость оказалась какой-то опасной. То есть можно по-человечески понять, что после 70 лет сосуществования с советской властью МП была рада обняться с любым правителем, который просто не бьет и не гонит, — но сейчас явно наступает время уклоняться от объятий. И уяснять себе, что далеко не всякий чиновник, стоящий в храме Христа Спасителя со свечкой, — верное и послушное чадо церкви и ее бескорыстный благодетель. В общем, «не надейтеся на князи».

Вполне возможно, что я ошибаюсь. Мы все разные, по-разному видим ситуацию и ее причины. Но так ли важно, почему все это с нами сейчас происходит и кем инспирировано? Пусть будет спланированная атака Госдепа, происки масонов и мирового сионизма, пусть за плечами группы PR на самом деле маячит кукловод из олигархов, сам Верховный главнокомандующий или вселенский завуч, враг рода человеческого. Какая разница, если ответ для нас при любом варианте один — становиться лучше. Идти путем Христа. Служить Богу. Служить людям. Заниматься той самой благотворительной, социальной и миссионерской деятельностью, покуда никто не препятствует. Только на этом пути мы защищены от посягательств олигархов, мировой закулисы, власти и, главное, — врага рода человеческого.

P.S. Жалко, что нас удалось так легко стравить. Что мы охотно и радостно принялись орать друг на друга и обзываться бесами и мракобесами. Многие при этом как-то уж очень увлеклись и не замечают, что играют на стороне стравливающих. Тех, кому выгодно, чтобы часть общества, даже самая незначительная, была в ссоре с церковью.

В процессе все яснее, что люди делятся не на верующих/неверующих, консерваторов/новаторов и почвенников/либералов. А на тех, кто способен признаться, что чего-то не понимает, умеет слушать и пытается понять. И тех, кто способен только твердо стоять на своем, до одури размахивая либо хоругвями, либо плакатами «православие головного мозга».

Хотя честнее всего было бы сейчас всем сторонам держать транспаранты «Вы нас просто не представляете».