Харун Фароки: «Труд, который вы должны выполнить сами»

АЛЕКСЕЙ РАДИНСКИЙ поговорил с классиком политически ангажированного искусства

В Москве состоялся воркшоп классика политически ангажированного искусства Харуна Фароки, посвященный его новому проекту «Труд одним планом», которым он занимается совместно с Антье Эман. Фароки — автор знаменитых экспериментальных фильмов «Видеограммы революции», «Выход рабочих с фабрики», «Серьезные игры» и многих других, один из основоположников видеоэссеистики. В последние годы Фароки все меньше работает в сфере традиционного кинопроизводства и телевидения, где он начинал свою карьеру, и все чаще сотрудничает с художественными институциями. Его новый проект «Труд одним планом» — это серия мастер-классов, которые прошли уже в 15 городах мира. Фароки вместе со студентами, режиссерами и активистами работает над серией коротких фильмов, представляющих современный труд во всех его измерениях. Формальных условий в проекте всего два: фильмы должны быть сняты одним планом и длиться не более двух минут.

Кадр из видео Кирилла Адибекова, сделанного в рамках воркшопа «Труд одним планом»

— Начнем с ограничений, которые вы накладываете на участников вашего проекта «Труд одним планом». Как возникла идея ограничить съемку до одного плана, полностью исключив монтаж?

— Кинематограф вообще начинался с фильмов, снятых одним-единственным планом. Первые фильмы братьев Люмьер были чем-то вроде динамических фотографий. Сегодня такая редукция — или, если хотите, примитивизм — представляется мне очень полезной, ведь благодаря развитию техники мы можем запечатлеть предмет съемки практически с любого ракурса. Но та же самая техническая легкость склоняет нас все чаще менять точку съемки, направление видения — причем без особой необходимости, без особого смысла. Поэтому мне кажется важным возвращение к сущностному вопросу: какая позиция, какая точка зрения является идеальной для передачи определенного явления?

— А как этот отказ от монтажа соотносится с темой вашего проекта — трудом? На протяжении истории кино именно монтаж часто сравнивали с современным процессом труда — фильм возникает в сознании зрителя, при просмотре мысленно «сшивающего» отдельные кадры, подобно изделию на ленте конвейера. Вы сознательно играете на этом противоречии?

— Сравнение между монтажом в кино и лентой конвейера, конечно, важное, хотя оно было забыто примерно полвека назад. Мне кажется, что труд у конвейера лишает работника особого типа производительности, характерного для хорошего монтажа. Это производительность, которая возникает при сопоставлении двух неожиданных элементов. Возможно, вам никогда не пришло бы в голову расположить их рядом друг с другом, а монтаж позволяет их соотнести, противопоставить или сделать дополняющими, комментирующими друг друга. В итоге возникает кинематографическая экспрессия, а то, что вы получаете в результате труда на конвейере, как правило, весьма предсказуемо. Так что отказ от монтажа связан не с этим. Дело в том, что когда вы ограничены одним-единственным планом, вам нужно найти решение: как найти тот момент, который отсылает к гораздо более длительному процессу или гораздо более обширному пространству, чем то, что представлено у вас в кадре? Это базовое условие кинематографа: что бы вы ни показали в фильме, обычно вы ограничиваетесь малым сегментом чего-то большего. Можно показать, как кто-то идет в постель или как кто-то трудится, — но это условие остается неизменным.

Все изменилось, и художественные пространства сегодня исполняют функцию, которая раньше была закреплена за киноклубами — или даже за музыкальными клубами, мастерскими, общественными центрами.

— А не становится ли это забытое полвека назад сравнение все более актуальным в эпоху новых медиа, когда мы вынуждены не только «монтировать» происходящее на одном-единственном экране, но и балансировать между беспрерывно атакующими нас визуальными потоками информации?

— Да, конечно, сегодня мы все чаще сталкиваемся с людьми, способными воспринимать информацию с нескольких экранов одновременно. Вальтер Беньямин, вероятно, назвал бы это «новым рассеянием». Я делаю нечто противоположное — призываю к глубокой концентрации, вниманию. Это близко к идеям французского философа Бернара Стиглера, который предлагает ограничиваться одним источником, одним текстом, прочитывая его по-разному.

— Многие зрители все чаще неспособны посмотреть от начала до конца даже обычный двухминутный ролик, не говоря уже о двухминутном фильме, снятом одним планом. Вы стремитесь противостоять этой тенденции?

— Как минимум я бы хотел, чтобы зритель не всегда имел возможность опираться на монтажную работу, уже проделанную другими, а сам занимался чем-то вроде монтажа в своем воображении. Вы видите набор фрагментов и можете самостоятельно конструировать целое. Вы не ждете, пока вам это продиктуют по буквам. Это труд, который вы должны выполнить сами (смеется).

кадр из видео Елены Коптяевой, сделанного в рамках воркшопа «Труд одним планом»

— Для своего проекта вы выбрали 15 городов, большинство из которых являются огромными мегаполисами. Почему вы сделали именно такой выбор для представления труда в современном мире? Ведь наиболее массовый, невидимый и эксплуатируемый труд сегодня происходит отнюдь не в больших урбанистических центрах.

— Если не принимать во внимание крестьянский труд, который действительно слабо представлен в этом проекте, мы стараемся в равной степени показать все формы современного труда. Большие города вполне для этого подходят, ведь там есть и потогонные фабрики с кошмарными условиями труда, и более продвинутые формы эксплуатации. К тому же такие города, как Лодзь, Лиссабон или Тель-Авив, где тоже реализовывался этот проект, — это отнюдь не мегаполисы. Но главное — далеко не везде удается найти киношколу или другое учебное заведение, которое могло бы выступить партнером в этом проекте.

— После проведенного вами мастер-класса в Москве что вы можете сказать об этом городе и о труде, который вы здесь увидели?

— Я думаю, что по результатам моего мастер-класса трудно делать какие-то выводы или обобщения. Во-первых, я понимаю, что огромная часть происходящего здесь труда останется непредставленной. Это особенно касается постиндустриального труда, чрезвычайно распространенного в Москве, — например, в сфере обслуживания. Во-вторых, в моем проекте все зависит от материала, который приносят участники, и от того, на что они обращают внимание. Во время мастер-класса в Москве я увидел особенно много съемок, сделанных прямо на улице в жанре спонтанного наблюдения. Это определило характер собранного в Москве материала, но он никак в полной мере не характеризует происходящее здесь.

Та же самая техническая легкость склоняет нас все чаще менять точку съемки, направление видения — причем без особой необходимости, без особого смысла.

— Конечным результатом проекта «Труд одним планом» будет не фильм, но серия выставок. Расскажите о своем переходе из сферы документального кино и телевидения в систему современного искусства.

— С середины 1990-х годов меня все чаще стали приглашать показывать свои фильмы в выставочных пространствах. Я понял, что в этой сфере могу позволить себе гораздо более экспериментальный подход, свободный от обязательств быть дидактичным, доступным и т.д. Сначала мне казалось, что я завоевываю новую территорию, но очень быстро стало понятно, что я всего лишь получил компенсацию за территорию, которую потерял. Ведь в то же самое время в сфере телевидения произошли самые драматические перемены. Я думаю, это связано с общим сдвигом в культуре в начале 2000-х. Делать документальные фильмы на телевидении для меня теперь просто невозможно — точно так же, как всегда и было, скажем, в Америке. Все изменилось, и художественные пространства сегодня исполняют функцию, которая раньше была закреплена за киноклубами — или даже за музыкальными клубами, мастерскими, общественными центрами. Все культурное производство, которое раньше происходило в этих местах, по какой-то причине переместилось в музеи и галереи.

— Как бы вы определили этот культурный сдвиг?

— Это в первую очередь связано с медиареволюцией, которую мы наблюдаем. Телевизионных каналов стало в десять раз больше, но в то же время уровень культурного производства в той же Германии не позволяет делать больше двух качественных программ в день. Для создания 15 или 20 таких программ просто не хватает квалифицированных людей. Все должны конкурировать, что проявляется в той битве за внимание публики, которую мы видим на телеэкранах. В результате некоторые подходы к телевидению — как, например, мой — оказываются просто исключенными. В то же время огромное количество людей — по крайней мере, в Европе и в Америке — начало посещать художественные пространства. В Германии сегодня большее количество людей посещает музеи, нежели футбольные матчи. Конечно, это несравнимо с телевизионной аудиторией, но все равно немало (смеется).

Кадр из видео Виктории Марченковой, сделанного в рамках воркшопа «Труд одним планом»

— Можно сказать, что традиция политического кино, а также документальной эссеистики, которую вы представляете, была насильно изгнана из телевидения в художественное гетто. Видите ли вы потребность (и возможность) вернуть утраченную территорию?

— Да, конечно. Правда, в Германии это не представляется возможным, так как масштаб коррупции на общественном телевидении там совершенно невообразим. Несмотря на то что они не сильно озабочены поиском денег, ведут они себя как типичное частное телевидение. А нередко еще хуже, чем частное телевидение, хоть немного освежаемое духом капитализма. Но развитие интернета уже скоро лишит телевидение остатков его монополии на информацию. Нужно внимательно следить за происходящим в этой сфере.

— Важной частью проекта «Труд одним планом» является постоянно обновляемая страница в интернете. Вы планируете больше работать с онлайн-видео?

— Да, мне кажется, такой подход лучше всего отвечает моей теперешней практике — когда я уже не снимаю сам, а скорее произвожу условия для создания материала другими людьми. Мне кажется, идеальным исходом проекта был бы его выход за собственные пределы в виртуальном пространстве. Например, если бы кто-то независимо от моей инициативы стал снимать короткие видео, представляющие труд одним планом, и выкладывать это на YouTube. Это было бы здорово.

Кадр из видео Алексея Радинского, сделанного в рамках воркшопа «Труд одним планом»

— В начале своей карьеры вы сделали несколько образовательных фильмов о марксистской теории для немецкого телевидения. Расскажите об этом опыте.

— Естественно, немецкое телевидение никогда не заказывало мне именно образовательных фильмов о марксизме. Моей идеей тогда было создать что-то вроде контринституции, основанной на опыте советского киноавангарда, где кино выполняло бы образовательную функцию. Для этого мне казалось важным объяснить некоторые ключевые понятия марксистской теории. Положительным в этом опыте было то, что мне и моим коллегам не представлялось возможным заменить чтение Маркса просмотром нашего фильма. Его нужно было посмотреть, а потом обсудить. Фильм был в прямом смысле инструментом, средством коммуникации. К сожалению, мы тогда часто вели себя как студенты, которые слишком быстро стремятся стать преподавателями.