«Только не надо переходить на нормальный язык»

Литературная критика в мае: обзор АННЫ ГОЛУБКОВОЙ

В литературном сообществе бытует мнение, что критика кому-то чего-то должна — должна понимать произведение, должна с уважением относиться к автору, должна рекламировать и продвигать литературную продукцию или хотя бы должна хоть что-то объяснять в литературе неискушенному читателю. Мол, назвался критиком — так изволь соответствовать. Но, во-первых, не всякий пишущий о литературе является критиком, и во-вторых, критиками обычно не называются, а называют. Пишет себе человек рецензии или неформальные заметки где-то в блоге, вдруг раз — оказывается критиком и тут же непременно должен соответствовать. Ну и самое главное: если идеальным критиком, как писал Розанов, был у нас только Белинский, то не грех и напомнить, что литературная работа позволяла Виссариону Григорьевичу снимать квартиру в Петербурге и, пусть и не особенно благоденствуя, содержать семейство. На нынешние же критические гонорары можно снять только картонную коробку у помойки. И потому не надо ждать от критиков какого-то там альтруизма, вечного горения и голодных бдений над томиками современной поэзии. Ничего и никому они не должны и не обязаны. В конце концов, критики такие же творческие люди, как и вы, дорогие поэты и прозаики, и точно так же имеют право и на ошибку, и на субъективность. Ну ладно, это все лирика, а теперь давайте от общих деклараций перейдем к конкретным примерам.

В прошлой статье было сказано о том, что современная русская критика вполне разнообразна. И на самом деле мне самой вдруг захотелось посмотреть на все это разнообразие поподробнее. Цели обозреть абсолютно всю критику, появившуюся за какой-то период, я перед собой не ставлю. Хотелось бы просто отметить все публикации, которые так или иначе покажутся мне интересными. Первоначально я, наверное, буду ориентироваться на толстые журналы, но главным для меня все-таки будет не место публикации, а красота и своеобразие собственно критической статьи. Что из всего этого может получиться в результате, пока что совершенно непонятно. Может быть, серия статей, может быть, очередной научный труд, а быть может, вражда на всю жизнь с большей частью литпроцесса. Итак, что же нас особенно порадовало в мае?

Самым первым в сети всегда появляется очередной номер журнала «Знамя». В майском номере опубликована статья Марка Липовецкого «Пейзаж перед (“Простота” и “сложность” в современной литературе)», где в очередной раз констатируется очевидный факт наличия у нас двух совершенно разных литератур, которые автор как раз и пытается анализировать через оппозицию «простота/сложность». Интересно, что сам же Липовецкий в начале статьи оговаривает условность и неточность этих определений. Ведь, во-первых, разными авторами в разные эпохи под «простым» и «сложным» понимались совершенно разные вещи. Во-вторых, как отмечает Липовецкий, имеются и промежуточные феномены сложной простоты (проза Дмитрия Данилова) и простой сложности (проза Александра Иличевского). Менее опытного исследователя такая коллизия непременно бы остановила на полпути. Но отсутствие хотя бы относительно четкого определения категории «простота/сложность» не помешало Липовецкому использовать ее в качестве аналитического инструмента. И попытка эта, на мой взгляд, оказалась достаточно безуспешной, потому что невозможно работать с инструментом, который постоянно трансформируется в руках исследователя. Тем не менее статья эта вполне важна и нужна, так как она наглядно показывает, что категория «простота/сложность» для русской литературы второй половины ХХ века основной не является. Более того, в процессе рассуждения сам же Липовецкий нечувствительно переходит от простоты/сложности к проблеме формирования (симулирования, конструирования, обнаружения) субъекта высказывания, которая в результате и оказывается ключевой для этого периода. Ну, по крайней мере, так мне показалось после чтения этой статьи.

В этом же номере «Знамени» — статья Сергея Чупринина из цикла «Критика — это критики». Называется статья «Бывшие», и посвящена она Борису Кузьминскому, Вячеславу Курицыну и Павлу Басинскому. Что же тут такого интересного, подумает читатель, ни одного, ни второго, ни третьего, ни даже четвертого скорее всего не читающий. И, между прочим, зря. Потому что, во-первых, в статье этой описывается литературная ситуация начала 1990-х, причем описывается именно изнутри человеком, хорошо знающим и понимающим всю литературную кухню — как тогдашнюю, так и нынешнюю. Во-вторых, потому что в этой статье (и я не думаю, что это случайность) раскрывается происхождение «бывших» критиков — а происходят они не откуда-нибудь, а из позднесоветской литературной молодежи. В-третьих, потому что статья наполнена тонким, элегантным ехидством, которое сейчас не так уж часто встретишь. К такому ехидству я отношу и разъяснение определения «бывшие», ведь писать герои статьи все-таки так или иначе продолжают, но, по мнению Сергея Чупринина, из их писаний ушло вдохновение и работы эти уже не вызывают былого читательского отклика. Впрочем, чуть далее автор статьи подробно разъясняет, что критики эти не столько собственно критики, сколько, если воспользоваться классификацией Розанова, сами-писатели. Результаты же их критической деятельности представляются ему достаточно сомнительными: «Видя своей центральной задачей вдохнуть дух вольности в русскую литературу, они самих себя прежде всего почувствовали свободными. В том числе и от норм литературного этикета. И от фундаментальной проработки базовых эстетических понятий. И от необходимости сводить свои летучие оценки, ситуативные отклики в сколько-нибудь стройную, непротиворечивую, да хоть бы даже и противоречивую, но систему». Так что «бывшие» критики в некотором роде оказываются даже и критиками «небывшими», но зато — самыми настоящими писателями. И не случайно в конце статьи Чупринин признает всех троих неотъемлемой частью истории русской литературы.

Еще из этого номера хочется отметить рецензию Сергея Кормилова на сборник статей М.Л. Гаспарова «Филология как нравственность», в которой содержится масса наблюдений и замечаний по ходу чтения. Приведу лишь один фрагмент, посвященный Солженицыну: «О русской революции Гаспаров не распространялся, но, видимо, понимал ее глубже, чем тот, кто считал себя главным специалистом в этом вопросе, — относясь к нему отнюдь не высокомерно, тем более не злобно, хотя и не прощал ему слово “образованщина” (без “образованщины”, то есть просветительства, “ни в России, ни в Африке — нигде ничего не получится”). “А мне Солженицына жалко, — сказано для себя, в записной книжке. — Я видел по телевизору интервью с ним после его возвращения в Москву — он держался живо, взволнованно, совсем не как учитель и пророк, и был даже привлекателен. Но передовые люди не будут его слушать, а реакционеры будут объявлять его своим — зачем ему это? “Один день Ивана Денисовича” — рассказ гениальный, “Архипелаг ГУЛАГ” — подвиг; но все, что он пишет про историю русской революции, с художественной стороны (мне кажется) посредственно, а с научной — наивно”. И прогноз, и оценки ученого (стиховеда и античника!), думается, трудно оспорить».

Ну и напоследок пара слов о рецензии Елены Зейферт на сборник стихов и прозы Бориса Рыжего «В кварталах дальних и печальных…», которая больше похожа не на статью о книге, а на панегирик самому поэту. Конечно, я выступаю за разнообразие форм и критических жанров, но все-таки панегирик, да еще и со стилистическими элементами жития, — это уже жанровая разновидность, выходящая далеко за рамки собственно критической литературы.

В 120-м номере журнала «НЛО» Инна Булкина подробно и основательно пишет о книге Льва Лосева «Меандр». Особенно, на мой взгляд, интересно наблюдение о том, как выстраивается у Лосева литературная иерархия: «Для Лосева мейнстрима как бы не существует, он безоговорочно выносится за скобки: все, что происходит с его героями, будь то Красильников, Кондратов или Виноградов, становится центральным событием культурной жизни. Характерно, что в “Меандре” едва упоминаются или эпизодически появляются “на полях” “официальные” лидеры ленинградской литературы». Также в рецензии уделяется внимание отражению в статьях и мемуарных заметках Лосева литературного противостояния Петербурга и Москвы. В этом же номере Кирилл Корчагин, рецензируя книгу Василия Ломакина «Последующие тексты», рассуждает не только об истоках и контексте творчества этого поэта, но и об одной из основных, по его мнению, проблем русской поэзии второй половины ХХ века — об отношениях с традициями русского модернизма. Корчагин приходит к выводу, что в стихах Ломакина «перед нами последовательная деструкция поэтического языка, в которой проявляется своего рода одержимость золой, пеплом поэтической речи». Однако перечисляемые автором статьи конструктивные признаки поэзии Ломакина показывают, что модернизм здесь выступает скорее в виде некой эмблематической категории, а не дискурсивной традиции, с которой возможно какое-то взаимодействие. Также хочется сделать маленькое историческое замечание. Кирилл Корчагин назвал 1985 год «глубоко советским», что фактически неверно, так как в следующем, 1986 году после апрельского пленума ЦК КПСС началась перестройка и наступил конец советскому образу жизни. Так что, по сути дела, 1985-й — это последний год Советского Союза в его привычном, «классическом» виде, поэтому тут правильнее было бы сказать «на излете советской эпохи».

«Главная проблема заключается в полном отсутствии консенсуса относительно “передового” и “нашего” в российской художественной и литературной среде».

Здесь же в разделе «Хроника современной литературы» представлены еще три рецензии. Марианна Ионова пишет о книге Татьяны Данильянц «Красный шум», сочетая эссеистический и аналитический подходы к тексту. Результат получается достаточно неожиданным, но в то же время небезынтересным: «Здесьсердце явно отсылает к здесь-бытию. Если последнее — бытие, наделенное сознанием, “присутствие”, тогда здесьсердце — сердце, присутствующее, сознающее себя. А значит, кровоточащее. Всякая активность сознания, усилие личного начала, принимающего ответственность за прошлое и настоящее, сопряжено с мукой, которую необходимо принять, как мученичество, с жертвой». Виктор Iванiв рассматривает сборник прозы Николая Кононова, как ни странно, примерно в такой же критической манере, только сочетание аналитики и эссеистики здесь немного другое. Автор рецензии перечисляет одну за другой характерные черты прозы Кононова, нанизывая на каждую из них ряд метафор и собственных ассоциаций. Таким образом, чтобы правильно прочитать эту рецензию, нужно еще предварительно ознакомиться с прозой самого Виктора Iванiва. Ну и последняя статья в разделе написана Валерием Нугатовым про второй номер журнала «База», посвященный журналу «Тель Кель». Нугатов анализирует материал журнала с точки зрения декларируемых редакцией задач издания и приходит к следующему выводу: «Казалось бы, издание пытается бросить вызов существующему порядку, расшатать наличную иерархию ценностей, что весьма достойно и похвально, но делает это недостаточно уверенно и четко, то апеллируя к “передовому искусству” прошлого и восполняя пробелы в межкультурном обмене с претензией на академизм, то провозглашая “передовым искусством нашего времени” произведения, созданные в другой исторический период и не участвующие в формировании магистральной картины современной литературы. Но главная проблема, вероятно, заключается в полном отсутствии консенсуса относительно “передового” и “нашего” в российской художественной и литературной среде, в ее удручающей разобщенности и дезориентированности, и это отсутствие консенсуса обрекает любые попытки политического высказывания на повисание в пустоте, на невозможность быть услышанным и действенно интерпретированным».

А теперь мне придется сократить цитаты и комментарии, потому что обзор этот сам по себе не может быть огромного размера. Но уже и сейчас, наверное, понятно, что утверждение об отсутствии у нас литературной критики, мягко говоря, не соответствует действительности. Итак, в майском номере «Нового мира» мы снова встречаем Кирилла Корчагина с добротной статьей о Чеславе Милоше и Тумасе Транстрёмере. Особенно хочется отметить в этом номере интереснейшую статью Кирилла Кобрина «Лидия Гинзбург: прорыв блокадного круга», в которой анализируются «Записки блокадного человека» с точки зрения феномена блокадного сознания, «ставшего объектом как внешней рефлексии, так и авторефлексии, которая совершалась во время блокады и долгие годы после нее». Именно эта рефлексия, по мнению Кобрина, и становится настоящей победой над блокадой. Во втором номере журнала «Крещатик» очень хорошая статья Петра Казарновского о стихах и прозе Павла Зальцмана с небольшим экскурсом в биографию этого художника, поэта и прозаика. Также здесь имеется статья Людмилы Вязмитиновой «Слово о самиздате». Статья посвящена литературному альманаху «Клуб N», но на самом деле содержание ее оказывается намного шире и затрагивает самиздат как целостное культурное явление. Под самиздатом автор статьи фактически понимает издательскую деятельность вне существующих институций, отсюда и вывод статьи: «Но одно можно сказать наверняка: самиздат многолик и неистребим, неважно, в рукописном ли, в печатном ли виде он существует, хотя бы и с копирайтами и выходными данными, все это декорации времени. Суть в том, что один человек или небольшая группа людей под свою ответственность выпускают в свет то, что и как они хотят, а далее — как Бог даст».

В майском номере журнала «Нева» опубликована статья Елены Айзенштейн о Елене Шварц с подзаголовком «Образы Бога и поэта в творчестве Елены Шварц». Статья представляет собой подробный апологетический комментарий к некоторым произведениям Шварц, а в каких-то местах даже приближается к самой поэзии: «Мы как будто ощущаем в этих стихах раскачивание жемчуга в Вышних руках, слева направо, как писал поэт, сочиняя стихи. Для Е. Шварц образ этой движущейся Руки был символом стихийного творчества, знаком присутствия странной, неизвестной человеку силы, которая движет планетами и поэтами. <…> Стихи Е. Шварц “улием бессонных пчел” навсегда разлетелись по свету и продолжают жужжать, создавая огромный, прекрасный, многослойный, яркий поэтический мир, возвращающий нас к самим себе, заставляющий видеть Бога, Землю, Космос, Вселенную в их явном и тайном платье». Чтобы не отвлекаться, сразу же упомянем, что в журнале «Звезда» № 5 помещена заметка Марианны Соболевой «Голосом респондента», посвященная критике повести Николая Кононова «Quinta da Rigaleira». Писатель критикуется не за стиль, даже не за сюжет, а за выбор прототипической ситуации и за художественную интерпретацию этой ситуации в тексте. Конечно (и тут я соглашусь с Марианной Соболевой), описывать реальных людей в художественной прозе аморально. Но что поделать, если бывают личности яркие и выдающиеся настолько, что они как бы сами просятся в литературное произведение? Тем более что в любом случае круг личных знакомых изображаемого лица намного ýже круга потенциальных читателей такого текста. И не появись этой заметки, никто бы вне сообщества петербургских литераторов и не догадался, что повесть может быть связана с именем Елены Шварц. Ну а так — да, писатели и поэты, дорогой читатель, — это ж страшные и ужасные люди! Стоит лишь зазеваться, сразу же изловят и вставят в многотомную эпопею или, что еще хуже, в эпико-героическую поэму. Так что настоятельно рекомендую всем общения с такими сомнительными личностями по возможности избегать.

В пятом номере журнала «Урал» опубликовано интервью, взятое Наталией Санниковой у Ильи Кукулина. Для меня же самым важным оказалось описание Кукулиным современной ситуации: «Есть острое осознание перерыва в культурной традиции. Необходимо ориентироваться в мире, который стал, по сравнению с советским, больше и сложнее. Для тех, кто стремится создавать в культуре что-то новое, все важнее становится потребность не только в психологической рефлексии “что я за человек?”, но и в осмыслении критическом, филологическом, философском — в общем, междисциплинарном, потому что человек чувствует, что разные импульсы, идущие от мира, требуют от него не только эмоциональной, но и интеллектуальной реакции». Ну и для контраста, а также для напоминания о статье Марка Липовецкого с анализом двух русских литератур, еще одна критическая работа из майского «Урала» — это статья Александра Кузьменкова с критикой прозы Захара Прилепина «за липкую неопрятность и неистребимое плебейство». Впрочем, все встанет на свои места, если мы будем числить прозу этого рода по ведомству популярной литературы и не станем предъявлять к ней завышенные требования художественного совершенства.

В майском номере «Новой реальности» (мы все ближе и ближе к концу обзора) Борис Кутенков выступает в моем любимом жанре «невнятное бухтение»: «В нынешней критике, по моим наблюдениям, можно выделить два типа пишущих: тип лицемера и тип оппозиционера <…> Проблема лишь в том, что при ближайшем рассмотрении каждая из этих позиций, значительно, по-моему, антагонистичных друг другу и пересекающихся только в конфликтных ситуациях, оказывается рассыпающимся карточным домиком». Честно говоря, я так и не поняла ни из этой статьи, ни из предыдущих, ни даже из последующей колонки уже из июньского номера, чего же Борис Кутенков хочет от критики в целом и от критиков по отдельности. От читающей публики понятно чего — любви и понимания, а вот от критиков? Похоже, что и сам автор это не очень хорошо понимает. Отсутствие собственной четко сформулированной позиции лишает негативный критической посыл 95% пафоса, превращая статьи о критике в раздраженные ворчливые жалобы на общее несовершенство бытия.

В майском номере «Дружбы народов» опубликовано совершенно прелестное эссе Сергея Морейно о Шамшаде Абдуллаеве. Это, конечно, самая настоящая проза, причем отменного качества. Процитирую только начало: «О нем умно писал Александр Скидан. Он вообще умный, Скидан. И его, и Шамшада можно читать, даже когда ничего не понимаешь. А я почти никогда не понимаю. Но ощущаю чистоту. В самой кошмарной фразе, целиком состоящей из непонятных мне слов, я слышу целомудренную чистоту, которая убеждает меня в их правоте. Они, скажем так, оба — текстуально правы. Фонетически и интонационно. Только не надо переходить на нормальный язык — я начинаю понимать, и мое согласие перестает быть категорическим. Интертекстуальность здесь не канает». Кстати, на сайте «Полутона» в мае же размещена статья «Погода сердца, шпора-феникс, экстазис» Александра Житенева — это рецензия на книгу Александра Скидана «Сумма поэтики». В этой рецензии также используются элементы эссеистики и художественной образности, но при этом автор аналитически точно работает с материалом. Например, Житенев отмечает две крайние точки силового напряжения в структуре книги — это личностная форма высказывания при одновременном стремлении к редукции субъективности. В рецензии высказывается масса тонких наблюдений и интересных замечаний о книге, которая, чувствуется, действительно прочитана внимательно и с удовольствием. В конце автор приходит к следующему выводу: «И тем не менее опыт насыщенной речи, даже если она “завернута” внутрь себя, определенно важен сегодня — хотя бы потому, что мы живем в мире без гарантий, где только усилие и может воспроизводить культуру. Книга А. Скидана — с ее интеллектуальной элегантностью и отточенностью риторического жеста — несет в себе это усилие. Ее появление — событие, и событие не рядовое».

Ну и последнее — в журнале «Волга» № 5—6 Наталия Черных пишет о книге Николая Байтова «Ангел-вор», которая впервые заставила ее посмотреть на Байтова как на прозаика. Рецензия содержит личные впечатления, в общем положительные, хоть и достаточно двойственные. Единственное — в начале статьи Черных отмечает: «Имя Николая Байтова вышло наружу еще в 80-х из эстетского московского полуподполья». С учетом принципиальной антиэстетской позиции самого Байтова, применение этого слова к нему в каком-либо контексте достаточно сомнительно. Также в этом номере имеется статья «Петли шарфа» уже появлявшегося в этом обзоре Виктора Iванiва, посвященная книге Сергея Соколовского «Гипноглиф». В отличие от статьи о Кононове, это вообще не рецензия, а самостоятельное эссе, которое вполне могло бы быть опубликовано в качестве послесловия к книге Соколовского: «Эта книга — оскорбление тем, кто будет рождаться, возрождаться и вырождаться — привет от тех, кто сломан пополам, как майские прутья кустарника. От тех, кто смотрит назад, ходит вспять, попадает под машину или берет ее в аренду покататься в курортном городке за умеренную плату и по летним скидкам».

А вот теперь мне по необходимости придется остановиться, потому что этот обзор не может быть бесконечным. Тем не менее даже по изложенному можно видеть, что литературная критика у нас есть и что она вполне разнообразна. В моем личном рейтинге за май месяц по количеству и качеству статей лидирует, конечно, журнал «НЛО». Самыми интересными, познавательными и научно проработанными мне показались статьи Кирилла Кобрина, Петра Казарновского и Александра Житенева, а наиболее стилистически совершенной — статья Сергея Морейно о Шамшаде Абдуллаеве. Именно эти работы я и рекомендую прочесть всем тем, кто сомневается в наличии у нас литературной критики.