Антон Севидов: «“Песняры” — такая же крутая группа, как и The Horrors»
Лидер группы Tesla Boy о новом альбоме «The Universe Made of Darkness», советской поп-музыке, группе t.A.T.u., своей планке и о том, как он полюбил поющего мимо нот Майка Науменко
У каждого молодежного движения должна быть своя музыка. У столичного юношества конца нулевых, мечтавшего жить в Москве как в Лондоне или Берлине, была группа Tesla Boy. Это юношество окрестили «хипстерами», ярлыком, который в какой-то момент превратился в ругательство, а их музыкальный флаг — проект Антона Севидова, писавшего прозападный синти-поп на английском, — «главной хипстерской группой». Сейчас, когда слово «хипстеры» не означает ровным счетом ничего, а Tesla Boy превратился из модной группы в состоявшийся проект, который уверенно собирает площадки по России и за рубежом, Антон Севидов готовится к выпуску второго альбома и ждет новой бури.
— Тебя что-нибудь связывает со знаменитым пианистом Аркадием Севидовым?
— Только то, что я учился одно время в Академии имени Гнесиных, где он преподает. Но он мне не родственник. Единственное, что я иногда наглым образом пользовался совпадением фамилий — когда что-нибудь не выучивал, я делал очень скромный вид, и после долгой паузы преподаватель спрашивал: «А вы не родственник пианиста Севидова?» Я виновато отводил взгляд. «Как же так, — вздыхал преподаватель. — У вас такая семья! Ну ладно… в следующий раз обязательно выучите».
— Работало?
— Да. Вообще это очень русская черта — делать для своих поблажку. Вот в Англии такое бы не проканало. Там бы это было отягчающим обстоятельством.
— Ты учился в Англии?
— К сожалению, нет. У меня есть друзья, которые там учатся или учились. Я им по-хорошему завидую. У меня есть перманентное ощущение нехватки новых знаний, и мне очень импонирует система английского образования, где людей учат мыслить, а не зубрить, как это было принято в советской школе. За исключением некоторых вузов и отдельных педагогов.
А ты, кстати, где учился?
— В МГТУ имени Баумана.
— Есть же такая байка, что МГТУ имени Баумана — кузница российских олигархов, которые честно заработали свое состояние. Не слышал такой? Я даже лично с одним знаком — владельцем крупной компании на рынке недвижимости. Он выпускник Бауманки.
— Из известных выпускников Бауманки мне сразу на ум приходят только Антон Комолов…
(Смеется.)
…и Аркадий Укупник!
— Серьезно?! Вот, между прочим, принято его стебать за те самые трэш-шлягеры. Но дело в том, что, со слов моего преподавателя джазового фортепиано Михаила Моисеевича Окуня, Аркадий Укупник был достаточно талантливым джазовым басистом и даже… злые языки говорят, что играл не хуже Жако Пасториуса.
Духи разбегались, и я мог идти вперед.
— Я видел несколько интервью Укупника, и по ним у меня создалось впечатление, что он — хороший музыкант, наш человек, хоть и ассоциируется с голимой попсой. Впрочем, при всем моем увлечении искать что-то интересное в советской эстраде — в песнях Укупника я пока ничего не нашел.
— Я не люблю стереотипы. А люблю находить связь между совершенно разными вещами и стилями, когда одно вытекает из другого. Я, например, открыто и спокойно могу заявить, что группа «Песняры» — такая же крутая группа, как и The Horrors, только другое время и страна.
— Согласен.
— И я так думаю не только потому, что мой папа дружил с Валерой Дайнеко (вокалист «Песняров». — Ред.). Или, например, я считаю несколько первых альбомов «А-Студио» очень хорошими поп-альбомами, которые могли бы составить конкуренцию европейским группам начала 90-х.
У нас, мне кажется, очень не хватает здорового взгляда на музыкальную культуру XX века. Мне важно, когда получается воспринимать совершенно разные жанры и находить между ними связь. Вот тут и выясняется, что группу Kraftwerk и группу Can объединяют любовь к фри-джазу и курсы Штокхаузена. А Нейл Роджерс в 1970-е годы играл коммерческий диско-фанк, в 1980-е продюсировал альбомы Боуи, а сейчас работает над новым альбомом Daft Punk. Очень неверно мыслить категориями «попса — не попса», это как «здесь у нас черное, а тут у нас белое». Хочется, чтобы все больше людей понимало, что поп-музыка — это не значит «плохо». Sex Pistols — тоже поп-музыка. Все, что становится популярным, все, что имеет свой trademark, — это поп-музыка. Важно понимать, что поп-музыка может быть хорошей и интересной, и иногда она была такой даже в Советском Союзе.
Я люблю говорить о советской поп-музыке — о людях, которые много для нее сделали и еще могли бы сделать, но не успели. Как, например, композитор Виктор Резников, который погиб в 1992 году, а мог бы стать нашим Куинси Джонсом.
Tesla Boy — «Fantasy» (Studio Version)
— Почему твой предыдущий поп-проект — группа «Неонавт» — не выстрелил? У вас, казалось, были все шансы — контракт с мейджором Universal, концерты и радиоэфиры.
— Я думаю, просто было рано. При том что были видимые успехи — концерты, на которые стабильно ходили люди, эфиры радио Maximum. Но все равно было ощущение, что мы боремся с ветряной мельницей. Тех ребят, которые забили всю площадку перед нашей сценой на «Пикнике Афиши» в 2009-м, еще не было, они еще не нашли друг друга, они не встретились на подоконнике клуба «Солянка». Поворотным моментом стал день, когда мы, уже записав альбом, пришли в офис Universal и нам сказали: «Дэвида Джанка, который вас подписал на Universal, сегодня уволили. Теперь руководит всем Дима Коннов». А он сказал: «Нас больше ничего не интересует, кроме R'n'B». Если ты помнишь, тогда был бум гламурного R'n'B. Вот тогда я и подумал, что все.
— Видишь ли ты в этом вину лейбла? Мне со стороны казалось, что произошел классический случай с инди-группой на мейджоре: подписали хороший коллектив, поставили его в стойло, и все — ничего не происходит.
— Так и было. По большому счету ничего и не происходило. При этом у меня остались хорошие воспоминания о совместной работе с Крисом Корнером из IAMX, с которым мы записывали альбом «Неонавта». Это тоже стало поворотным моментом в моей жизни. Я очень много чего для себя вынес как музыкант из этого сотрудничества.
— А чья была инициатива пригласить Криса Корнера — группы или лейбла?
— Инициатива была наша. Нас с Крисом Корнером познакомил Паша Камакин из «16 тонн».
— Вы с Крисом Корнером еще общаетесь?
— Нет, сейчас не общаемся. Для меня «Неонавт» был очень интересным опытом. Потому что я изначально человек с абсолютно западным музыкальным мышлением, с западными понятиями о звучании и сочинении музыки, где звуковой ландшафт подобен гипермаркету. Когда мы делали «Неонавт», я сознавал, что я не вполне понимаю, о чем вообще идет речь, когда мы говорим о текстах на русском языке. В нашей стране это целая огромная культура, которой я не знаю, от которой я всегда уходил и не вникал. Но вот тогда настал тот самый момент, когда я захотел в это вникнуть и написать что-то, за что мне не будет стыдно. Русский язык, в отличие от английского, сложный для написания текстов, он не фонетичный. Потом, как-то пообщавшись с Леонидом Федоровым, я узнал, что они работали над текстами по шесть-восемь часов в день, чтобы найти правильное ощущение слога. Вот чтобы прочувствовать тот самый «слог», я заставлял себя слушать классические альбомы русского рока — я переслушал всего Майка Науменко. Я сидел — переписывал строчки. Я просыпался и включал «Я возвращаюсь домой». Я настолько проникся, что мне даже стало нравиться это абсолютное непопадание в ноты Майка. Естественно, слушал группу «Кино» — особенно первые альбомы. Это еще совпало с моим увлечением группой The Smiths. Забавно, что в тот момент я общался с чуваком, благодаря которому диск группы The Smiths попал в руки Густаву Гурьянову. Они были друзьями. А тот передал его Цою. У меня все это склеилось в одну картинку, в которой от Моррисси до Цоя было рукой подать. Тогда я смог осилить почти всю классику русского рока, кроме, пожалуй, группы «ДДТ».
— Наверное, самая немузыкальная группа на тот момент.
— Знаешь, у нас с родителями были такие музыкальные посиделки в перестроечный период. Я еще тогда был ребенком. Мы смотрели телевизор, когда вся эта музыкальная рок-туса стала появляться на телике. Родители все время раздавали оценки. Я помню, Гребенщиков проходил под тегом «текстовик-интеллектуал» — не умеет писать музыку, но заумные тексты вполне себе да. Группа «Форум» — сильные мелодисты, вокалист, который весьма неплохо поет. А про «ДДТ», как ни странно, папа говорил, что музыка банальная, но вокалист у них сильный. Папа, который любил Стиви Уандера, говорил, что Шевчук хорошо поет. Жаль, что папа уже не услышал, как Шевчук исполняет песню «Knocking on Heaven's Door» вместе с Боно в «Лужниках». Возможно, его оценка изменилась бы.
— То есть получается, что «Неонавт» — это был важный для тебя период, но все равно это было нечто неорганичное, поскольку ты рос на Стиви Уандере и Рэе Чарльзе?
— Нет, у меня есть такая черта: я очень растворяюсь в том, что я делаю, как витамин С. Поэтому тогда это было органично. Возможно, для меня был неорганичным самый начальный период «Неонавта», когда мы были гитарной группой. Но это было тоже интересно. Я даже немного пытался играть на гитаре. Я хорошо владею роялем, и, конечно, игры на гитаре мне не хватало, но я не захотел этим серьезно заниматься, поскольку всегда знал: вопреки мифу о том, что девочки выбирают парней, играющих на гитаре, на самом деле они всегда выбирают парней, играющих на рояле.
По прошествии лет я рад, что с этой группой ничего не получилось, поскольку то, что произошло потом, намного интереснее. Зачем мне это было, я не знаю. Но порассуждать об «АукцЫоне» и о Леониде Федорове я теперь вполне могу.
Меня тошнит от байки: мы здесь все классные друзья, мы собрались, мы просто играем, и нам клево.
— Как возникла группа Tesla Boy и как ты для себя определял ее стилистику изначально? Это сразу был синти-поп?
— Как ни странно, меня из автора группы «Неонавт» в автора группы Tesla Boy переключило живое выступление группы Franz Ferdinand на Гластонбери. Я помню очень смешной момент, когда песни «Неонавта» Миша Козырев пытался пристроить в фильм «Питер FM». Они в итоге в кино не попали. Козырев пригласил меня домой, и в какой-то момент мы стали друг другу ставить записи из YouTube. Миша Козырев поставил мне концерт группы Korn на фестивале Woodstock — на сцену выходят ребята здоровые, бьют по струнам, которые спущены на октаву вниз. Перегруженный звук, бьющий из телевизионных колонок, разъедает твою черепную коробку. Десять тысяч человек прыгают в слэме у сцены. Я говорю: «Да, Миша, очень круто. Давай я тебе сейчас поставлю концерт Franz Ferdinand на Гластонбери». Там в дневное время выходят ребята в узких брючках, на каблуках, в диско-рубашечках, с прическами из американских детективов 70-х годов. Они совершенно не потеют, играют очень легко и точно, свободно, и в их музыке словно сливается воедино все то, что я люблю, — панк, диско и выразительные мелодии с остроумными текстами. Миша Козырев начинает смеяться и говорить: «О, ну это вообще умора! Это очень смешно. Смотри, как он ножкой дрыгает!» Но при всем этом в тот период у меня в музыкальном плане все сошлось в одну точку. Порой нам нужен какой-то ключ, чтобы все понять, и этот ключ может оказаться в совершенно неожиданном месте. Для меня в тот момент тем ключом стал Franz Ferdinand. И не важно, что потом я стал делать совершенно другую музыку, они меня словно снова вернули в то время, когда я мог просто слушать диско или хаус и получать удовольствие от этого. Я словно вышел из спячки. И еще тогда я увидел, что молодежь, которая поймет, что я делаю, — она есть. Она пришла. Есть даже клуб, где они все собираются. На букву «С».
Tesla Boy — «Fantasy»
— Первый концерт Tesla Boy, который я помню, был в офисе дизайн-бюро Firma.
— Там все были очень пьяны. Пришел даже зам Чубайса со своей женой Глюкозой.
— Главный фанат?
— Как мне сказали друзья, ему не очень понравилось. В отличие от его жены.
— Это был хороший концерт. Даже не потому, что все напились…
— Было ощущение, что реально происходит что-то интересное. Было немного людей — человек 200. Это как первый концерт Sex Pistols, на котором присутствовало 50 человек, но каждый из них потом основал известную группу. У меня было ощущение, что я сам пришел на концерт Sex Pistols, только мне пришлось играть.
Сейчас, конечно, новый этап. Какое-то новое время наступило. Затишье перед бурей.
— Кроме Антона Севидова, про которого мы уже много знаем, группа Tesla Boy — это еще два хороших музыканта, высоких и симпатичных. Такое ощущение, что ты подбираешь их по росту.
— Как-то так получается. Наверное, это мое бессознательное… Оно часто мной управляет.
— Почему составы Tesla Boy меняются?
— Я достаточно деспотичный человек в том, что касается руководства группой. Очень сложный. Я не сахар. Меня тошнит от байки: мы здесь все классные друзья, мы собрались, мы просто играем, и нам клево. Так бывает, но это происходит только в ситуациях, когда у людей есть супермотивация. Как у The Beatles, которые все были друзьями с детства. Или как у Rolling Stones, где тоже была супермотивация. Но при этом в каждой группе наступает момент, когда кто-то устает. Ему ничего не нравится, и люди, с которыми он играет, ему уже не близки и не хочется их видеть. И вот здесь либо люди начинают по-взрослому договариваться, либо этого не происходит. Кит Ричардс и Мик Джаггер пятнадцать лет не разговаривали, летали на разных самолетах, но выходили вместе на сцену и умудрялись записывать вместе альбомы.
Сейчас со мной рядом люди, которые понимают, ради чего мы пашем и ради чего мы порой испытываем дискомфорт. Я всегда старался себе ставить максимально высокую планку, насколько было возможно, и всегда говорю музыкантам, которые играют со мной, о том, что они тоже должны ставить эту планку, а иначе зачем это все вообще? Когда люди не готовы идти до конца, когда им важнее ощущение личного комфорта, тусовок, это тоже все замечательно. Но именно в эти моменты я понимаю, что нам не по пути. И наши дороги расходятся. Однако тем не менее каждый выполняет свою определенную роль на разных этапах, и она порой бывает очень важна.
Пообщавшись с Леонидом Федоровым, я узнал, что они работали над текстами по шесть-восемь часов в день, чтобы найти правильное ощущение слога.
— Какая планка у тебя сейчас?
— Я зайду издалека. Когда наступил 2007 год, появилось огромное количество блогов, а в них — куча музыки, которую можно было скачать. Soulwax и Justice стали мегазвездами, а вокруг них появилось очень много музыкантов, которых никто раньше не слышал, но они делали очень интересную музыку. Причем многие — в домашних условиях. Я когда их слушал, с одной стороны, вдохновлялся, с другой — думал, что могу сделать не хуже, а порой интереснее и круче. Именно эта мысль меня заставила действовать. Сейчас Tesla Boy заняли определенную нишу — мы стали группой, которую знают как минимум профессионалы, занятые в этой среде по всему миру. И знает публика — нью-йоркский Webster Hall мы забили под завязку.
— Сколько это?
— Тысяча человек, даже тысяча двести. Был sold-out. Не было практически русских, зато приезжали американцы из других городов. 24 апреля они нас снова пригласили, мы едем.
Мне хочется, чтобы Tesla Boy стала первой русской группой, которая войдет в эшелон нормальных европейских известных групп. Тех, что ездят по всем фестивалям и стоят во всех лайнапах. Это промежуточная цель, она ведет к высшей цели, но ее я пока даже не хочу озвучивать. Она сложная, амбициозная, но я верю в нее. Мы идем к ней маленькими шажками.
Здорово, что к нам уже не относятся с поблажкой, как к группе из России. Мы не медведь с балалайкой на коньках на открытии Олимпийских игр, а группа, после прослушивания которой с приятным удивлением узнают, что мы из России. Это круто.
— Каким будет новый альбом Tesla Boy?
— Мне кажется: а) он получился более разнообразным и взрослым; б) мы отошли от стилизации под 80-е. При этом сохранились основные отличительные черты Tesla Boy: цепкие синтезаторные хуки, отсылы к разным эпохам — и к группе Chic, и к хаус-музыке, и к соулу. Еще на этом альбоме мы сделали два трека с приглашенными исполнителями. Один трек с Tyson, чернокожим исполнителем из Лондона, и один дуэт с солистом AZARI & III.
Tesla Boy — «1991»
— Как будет называться новый альбом?
— «The Universe Made of Darkness».
— Почему?
— Я очень заморочен на снах. Я записываю свои сны, люблю в них копаться и анализировать. Это история из одного моего сна. Мне приснилось, что я иду по лесу и вокруг меня возникают то ли духи, то ли привидения. Я начал произносить фразу «The Universe Made of Darkness», и она, как заклинание, их пугала. Духи разбегались, и я мог идти вперед. Это было настолько дико, что я проснулся с этой фразой в голове и тут же понял, что это название следующего альбома.
— Возвращаясь к планке «первой русской группы из эшелона нормальных европейских»: как ты думаешь, группа t.A.T.u. заслужила свой успех на Западе?
— Смотря какой линейкой мерить.
— Им много досталось.
— Да, но они очень многое упустили. На наш концерт в Нью-Йорке приезжала менеджер с лейбла Cherry Tree, который раскрутил Леди Гагу. Она была личным менеджером t.A.T.u. Мы с ней очень долго общались на эту тему. Они до сих пор не понимают, как можно было, добившись такого успеха, такой славы, взять и все это прое…ть. Она рассказала, что в какой-то момент, когда у одной из девочек появился муж, она не пришла на телевизионное ток-шоу. Улетела на острова и сказала, что плохо себя чувствует. Для американцев это шок.
— Почему второй альбом Tesla Boy вы выпускаете на собственном лейбле, а не на Cherry Tree, например?
— Любой крупный западный лейбл, подписывая русскую группу, думает о рисках, которым не хочется подвергаться. Это даже не проблема с рабочими визами, хотя это тоже актуальный вопрос. Обычное недоверие на уровне того, что группа, которая играет синти-поп на английском языке, живет в России, где Pussy Riot и бизнесменов бросают в Сибирь на каторги. В стране, где бандиты с пистолетами ходят по улицам в обнимку с медведями. Хотя стоило нам съездить в первую поездку по Штатам год назад, сейчас нас уже приглашают в тур местные букинговые агентства, с нами подписывают контракт на выпуск альбома в Америке. О нас стали писать издания вроде Interview и Forbes. Когда мы туда приехали, они поняли, что мы живые люди и с нами можно пообщаться, потрогать и даже спросить, где я купил такую крутую куртку. Можно пошутить и посмеяться вместе, а юмор сближает намного лучше секса.
Кстати, я недавно вычитал в интервью шеф-редактора американского Vice, что, по его мнению, самое крутое чувство юмора у англичан, а на втором месте в его рейтинге идут русские. Слава богу, он не видел программу «Кривое зеркало». А в целом я с ним согласен.
Альбом «The Universe Made of Darkness» выходит 21 мая в цифровом релизе, а 25 мая будет презентован на Bosco Fresh Fest в Парке Горького
-
22 августаВ ГТГ не будет замдиректора по выставкам? По антипиратскому закону заблокирован торрент-трекер
-
21 августаВ Москве покажут летнюю программу Future Shorts «Аль-Джазира» открыла телеканал в США В Москве заработает Национальный институт независимой экспертизы Умер переводчик и критик Виктор Топоров
Кино
Искусство
Современная музыка
Академическая музыка
Литература
Театр
Медиа
Общество
Colta Specials