Переоценка ценностей. Часть вторая

По просьбе COLTA.RU экспертное сообщество продолжает развенчивать авторитеты и вспоминать незаслуженно забытых

Литература, искусство и театр — в новом выпуске о переоцененных, недооцененных и незамеченных культурных героях ХХ века. Специально для COLTA.RU эксперты продолжают составлять собственные рейтинги великих и чересчур возвеличенных. В следующем выпуске речь пойдет о фотографии, дизайне и архитектуре.

Искусство

ЮРИЙ АЛЬБЕРТ
ЕКАТЕРИНА ДЁГОТЬ
ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ
ЕКАТЕРИНА КРУПЕННИКОВА
ПЕТР БЕЛЫЙ

Литература

АНДРЕЙ ЛЕВКИН
АННА НАРИНСКАЯ
АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ
ДМИТРИЙ ОЛЬШАНСКИЙ

Театр

АЛЕКСЕЙ ГУСЕВ
ЗАРА АБДУЛЛАЕВА
КОНСТАНТИН БОГОМОЛОВ
ОЛЕГ ЗИНЦОВ

Искусство

Юрий АЛЬБЕРТ, художник
K списку

Всех наших художников, включая самых известных, можно смело назвать забытыми — кто помнит, что делали Кабаков, Злотников или Рабин сорок лет назад? Их работ почти нет даже в московских музеях, а провинциальные музеи вообще не занимаются современным искусством. Про них нет серьезных книг на русском языке, нет книг о направлениях и группах, нет открыток и постеров.

В нашем современном искусстве в принципе отсутствует механизм исторической оценки и переоценки художников и их произведений. У нас примерно полтора музея современного искусства и нет никакой академической работы, история искусства ограничивается прошлым сезоном — дальше никто ничего не помнит. Мы помним не историю художника, а только его последнюю выставку.

Те, кто не выставляется, давно уехал или умер, не существуют.

Вот список самых, на мой взгляд, забытых и/или недооцененных:

— Владимир Слепян;
— Михаил Чернышов;
— Вагрич Бахчанян;
— Юрий Дышленко;
— группа «Гнездо» (Донской/Рошаль/Скерсис);
— Александр Бренер.

А переоцененных у нас нет.

Екатерина ДЁГОТЬ, художественный критик, куратор, искусствовед
K списку

Переоцененные

Александр Дейнека. «Пикассо» советского искусства, то есть художник неплохой, но отнюдь не выдающийся и скорее попутчик великих в юности, а позже весьма популярный и весьма средний.

Роберт Фальк. Этот кумир советской интеллигенции, видимо, был достойным человеком. Но как живописец он в молодости был слаб и вторичен, а в старости начал писать поистине ужасающе — настолько, что это воспринималось как протестный жест.

Йозеф Бойс. Одна-две интересные работы, а так — беспредельная мания величия, беспредельное шарлатанство и беспредельная реакционность.

Билл Виола. Бесстыжая спекуляция на религиозных формулах и стилистике старых мастеров, яркое доказательство того, что коммерческим искусством в наши дни может быть не только живопись.

Тимур Новиков. При более скромных запросах его можно было бы считать небезынтересным, хотя и сильно повторяющимся, художником. Но когда питерская общественность начинает называть его главой собственной школы наравне с Кабаковым в Москве?.. Простите.

Недооцененные

Соломон Никритин. Чрезвычайно интересный живописец и теоретик, которого следовало бы сделать главным лицом советского фигуративного искусства, а меж тем его имя что-то говорит парочке специалистов, да и то лишь в Москве.

Михаил Охитович. Выдающийся теоретик постконструктивизма, чье влияние выходит далеко за пределы градостроительства и архитектуры. Весь советский неомодернизм 1960—70-х — недооцененный сам по себе — вырос из его идей. Меж тем почти ничего не сохранилось, и никто его не знает.

Джордж Мачюнас. Сравнительно с другими художниками и теоретиками Флюксуса — фигура значительно большего масштаба. Сейчас — имя для узкого круга, но заслуживал бы большего.

Сальвадор Дали. Это не ошибка. Дали сегодня принадлежит массовой культуре, а профессиональная им брезгует. Меж тем поздний Дали — чрезвычайно интересное, новаторское и очень субверсивное в художественном смысле явление.

Александр Бренер

Александр Бренер. Художник, который был гораздо круче многих международных звезд девяностых. Но международная и российская общественность постаралась о нем полностью забыть — впрочем, сам Бренер сильно старался, чтобы так оно и было. После смерти, безусловно, невероятно прославится.

Валентин ДЬЯКОНОВ, художественный критик, куратор, искусствовед
K списку

Пишу только недооцененных, поскольку, по моему мнению, переоцененных художников не существует, бывают только переоцененные диктаторы и финансисты.

Доротея Тэннинг. После того как Массимилиано Джони опубликовал список участников Венецианской биеннале 2013 года, стало сложно говорить о недооцененных западных художниках, потому что пару десятков интересных, но не включенных в сознание широкой — насколько она может быть широка в нашем случае — публики авторов Масси включил. Среди них и Доротея, жена Макса Эрнста, но совершенно от него независимая. Ее инсталляция Hotel du Pavot, Chambre 202 — это женская версия Ханса Беллмера, другого малоизвестного, но гениального сюрреалиста (Джони и Беллмера покажет).

Барри Ле Ва. Калифорнийский минималист, встречался мне на зарубежных ярмарках, музейных выставок вроде не было, хотя вещи отличные. В них очень много движения и вообще экшена, чем-то он напоминает позднего Леже (художника ныне глубоко немодного), на собратьев, которые лишней линии не проведут, Ле Ва не похож — уверен, скоро его найдут музеи и нормальные кураторы.

Р.Б. Китай. Друг моего любимого художника Дэвида Хокни покончил с собой в 2007 году, с тех пор его зрительская биография не то чтобы складывается удачно или вообще куда-то идет на Олимп — лишнее доказательство того, что известный стереотип о росте цен и признания в связи со смертью художника, мягко говоря, не соответствует действительности. А живопись у него классная: такой Матисс, увиденный Раушенбергом, но с трагическими тонами фильмов нуар, которых что тот, что другой были лишены начисто.

Олег Яковлев. Русские художники — благодатнейшая, к сожалению, тема для разговора о недооцененности. С тех пор как Роман Якобсон написал «О поколении, растратившем своих поэтов», ничего толком не изменилось. Очень хорошо сказал Лимонов в «Книге мертвых» (нет под рукой, цитирую по памяти): с каждым из моих московских друзей во Франции носились бы как с живым классиком, а в России они обречены на постепенное, но неумолимое забвение без сколь-нибудь серьезного признания заслуг при жизни. Олегу Яковлеву, живущему в Париже, сделали две выставки лет пять назад, да все и заглохло, а между тем его абстракции — это прочистка и настройка глаз на лучшее.

Федор Семенов-Амурский. Тут еще надо сказать, что о недооцененных художниках у нас принято писать так, чтобы пнуть оцененных. Едва ли какая статья о малоизвестном авторе обходится без пассажей про то, какой Х известный, но на самом деле плохой. Да и тексты про то, что, мол, были скромные труженики пластических ценностей, пока остальные карьеру делали, — ну кому нужно это нытье? Посмотрите лучше на Семенова-Амурского, последнего футуриста и технициста советской живописи, с его первой природой, устроенной как вторая, брутальными героями с мощной поступью. Вокруг Семенова-Амурского, кстати, было много гениев-учеников и последователей. Копать не перекопать!

Екатерина КРУПЕННИКОВА, куратор, художественный критик
K списку

Недооцененные

Евгений Антинов. Режиссер немого кино 20-х. Я случайно столкнулась с упоминанием его работы «Последняя ночь Распутина» в журнале High Performance за 1989 год, на страницах которого была реклама его показа в музее Whitney. В русском контексте я никогда не слышала о фильмах этого режиссера. В интернете про него не нашла ни строчки. Модернисты не любили его за склонность к нарративу, а традиционалисты — за модернистский подход. Он был репрессирован правительством за индивидуализм.

Вальтер Занини. Бразильский критик, историк искусства, директор Музея современного искусства в Сан-Паулу (1963—1978), куратор двух биеннале в Сан-Паулу (1981 и 1983 гг.). Он, безусловно, известен, но я слышала о нем лишь однажды — на лекции летней школы кураторов в Москве. Информации как на английском, так и на русском языке о нем в интернете совсем немного, практически нет, даже в Википедии. А ведь он был одним из важнейших инноваторов в истории современного искусства — таким же, как Сет Зигелауб или Харальд Зееман. На XVI биеннале в Сан-Паулу он впервые заменил категоризацию художников по национальности классификацией по медиа.

Улай. Безусловно, забыт интернационально в связи с тем, что сегодня представляется лишь тенью великолепной Марины Абрамович. После его знаменитого прощания с ней на Китайской стене его слава постепенно померкла.

Марсель Бротарс. Знаменитый бельгийский авангардист, поэт, художник и режиссер конца 1960-х — середины 1970-х. Он совершил как минимум два революционных в то время поступка: дополнил свои поэмы произведениями искусства и из художника переквалифицировался в директора музея (это и сегодня может не каждый художник). В Европе его имя на слуху, в России же он все еще, к сожалению, мало известен, хотя о нем и писали.

General Idea (А.А. Бронсон, Феликс Партц, Йорг Зонтал). Канадский арт-коллектив, незаслуженно неизвестный в России. Пионеры раннего концептуализма и медиаискусства. Например, они создали передачу, предназначенную для показа на телевидении. Эта команда вдохновила многих художников.

Переоцененные

Джефф Кунс. Безусловно, талантливый автор. Однако, на мой взгляд, слава идет не на пользу его карьере. Например, моего друга при поступлении в один британский вуз спросили, что он думает о Кунсе, на что он оскорбился как художник и ответил, что о Кунсе не думает. Для многих Кунс является синонимом безвкусицы и популизма, хотя менее известные его работы действительно интересны и вдохновляют молодых художников.

Олег Доу. Я наблюдаю за творчеством этого художника около пяти лет, и ничего нового за это время он на свет не произвел. Одна хорошая идея — отлично! Но меня поражает, как можно быть таким успешным художником одной идеи.

Сальвадор Дали. Никогда не забуду, как в BAIBAKOV Art Projects на живопись современного классика Люка Тюйманса (кстати, знаменитейшего на Западе художника) приходили один-два человека в день, а между тем вся лестница «Красного Октября» была ежедневно с утра до вечера забита людьми, пришедшими посмотреть на распечатки графических работ Дали, которые экспонировались этажом выше. Вот она, настоящая слава: имени достаточно, чтобы затмить качество.

Марина Абрамович. Несомненно, гениальная и вдохновляющая художница. Но сколько раз уже она приезжала в Россию? Мне кажется, немного разнообразия не мешает. В мире есть гораздо больше талантливых перформансистов и теоретиков.

AES+F. Тоже относятся к той категории талантливых художников, кому не идет на пользу чрезмерная слава. Они экспонируются так много и так неразборчиво (например, в торговом центре на Курской этой зимой), что популярность может обернуться популизмом и чрезмерной любовью толпы в худшем смысле этого слова.

Петр БЕЛЫЙ, художник, куратор
K списку

Переоцененные

Илья Кабаков. Фигура важная, знаковая, но несколько вышедшая в тираж, что ли. Камерный язык, лирический герой художника как-то вступают в противоречие с тиражностью и исчезновением в силу этого основного месседжа.

Люсьен Фрейд. Для меня знак дурного вкуса в живописи, он как бы обозначает живопись для дилетантов. В этом и есть коварство этого мастера.

Энди Уорхол. Один из самых неглубоких, растиражированных художников, намеренно с этим игравший, как бы проверяющий, сколько мы все это вынесем. Художник, таланты которого в основном находились вне решения пластических задач.

С Тимуром Новиковым примерно та же история: харизма личности, важен как региональный культуртрегер, стратег. Самостоятельная эстетика — лишь желание обмануть мир, что вполне получается до сих пор.

Джексон Поллок. Фигура масштабная, но стремительно устаревшая. Пластика, влиятельная для своего периода, стала общим местом, оказалась за бортом искусства, обесценившись, превратившись в дурной линолеум, в отличие, скажем, от Сезанна, не теряющего качественных характеристик.

Павел Филонов. «Люди»

Из недооцененных могу назвать только Павла Филонова. Это важнейшая фигура для русского искусства, совершенно не востребованная и не адаптированная на Западе. Так сложилось, и это неправильно. Если говорить о ветвях русского искусства, то победила ветвь Малевича, а Филонов так и остался художником для внутреннего потребления. Я не знаю, изменится ли в будущем эта ситуация, отчасти созданная самим Филоновым, который для цельности наследия отказывался продавать и дарить работы; весь корпус их находится в Русском музее.

Литература

 
Андрей ЛЕВКИН, писатель, главный редактор Polit.ru
K списку

Вопрос чуть слишком абстрактный: недооцененные кем, где и, собственно, оцененные, чтобы что? Если имеется в виду личное ощущение Высшей справедливости, то тут тоже никак, рейтинги не веду. Словом, понимаю дело так, что это те, относительно кого бы хотел, чтобы их знали (люди, которые меня интересуют) больше. И, наоборот, те, чувства к которым могли бы и увянуть. В общем, никакой системы.

Во втором случае да, было бы приятно кого-нибудь запретить, но совсем уж прежние литераторы тут неинтересны. Что ж это: отрицательное влияние на русскую словесность избыточного превознесения Имярека? В этой части вопрос, наверное, на тему маркетинговой и авторской стратегий. Скажем, так ли было надо В. Сорокину, чтобы его книги продавали во всех газетных ларьках и даже на Киевском вокзале? Никакого сибруковского ноубрау тут не будет, да его и вообще не существует.

Витольд Гомбрович

Что до неоцененности, то она вообще субъективна. Вот десять дней назад я узнал о Йиргле, а это же 1991-й, причем и переводы были. То есть он — раз. Кёппен, он даже технологически был бы сейчас кстати: потому что мог удержать речь в письме, а не сваливался из письменной литературы в записанную устную, что тут и теперь — ах! — тренд и мейнстрим.

Гомбрович. Оценить уровень его недооцененности легко, вспомнив вводку к рецензии на OpenSpace.ru: «До выхода “Дневника” Витольда Гомбровича я никогда не слышала о таком писателе». А о том, почему это недооцененность, и говорить неловко. Так оно как-то все и бывает.

Бруно Шульц, но не как неоцененный, а как оцененный не совсем верно: из-за переводов, они чересчур манерничают и слишком кондитерские, на польском это несколько иная проза. Например, в варианте Тадеуша Кантора («Умерший класс» — по Шульцу). Собственно, там не только Кантор, можно посмотреть другие версии тут. Так его и понимают в оригинале, а это вовсе не то, что на русском.

И чтобы отметить еще такую штуку: в принципе, можно говорить не о писателе в среднем, а об отдельных недооцененных текстах. Например, «Алайский рынок» Луговского.

Анна НАРИНСКАЯ, литературный критик, специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ»
K списку

Недооцененные

Булгаков. По отношению к нему сработал синдром ниспровержения своих же кумиров. Сами назначив в свое время «Мастера и Маргариту» «главным русским романом ХХ века», мы впоследствии сами же от него отшатнулись, переведя его чуть ли не в синонимы литературной пошлости. При этом в «Мастере» есть куски гениальные, да и вообще у Булгакова множество гениальных страниц.

Набоков. Здесь сработал тот же синдром. В семидесятые Набокова подняли на щит структуралисты, объявив его формальные игры великой литературой. Теперь за эти же игры его принято обвинять в сделанности, холодности и даже бессердечности. При этом «Подвиг» и «Пнин» — одни из самых человечных текстов, написанных в прошлом веке на русском языке.

Зощенко. Писателя, создавшего новый абсурдный язык, отобразивший новую абсурдную реальность, считают автором смешных рассказиков, годных для чтения на досуге.

Юрий Казаков. Создатель шедевра «Вон бежит собака», единственный русский автор, умевший сделать рассказ из его отсутствия, стал достоянием профессионалов, а не читателей.

Виктор Голявкин. Его просто никто не знает. Ну, или только как детского автора. Прочитайте «Арфу и бокс».

Переоцененные

Булгаков. «Мастер и Маргарита» все же никак не главный русский роман ХХ века, а некоторые все еще так думают.

Довлатов. Милое, удобное всем чтение. Но податливость текста к растаскиванию на цитаты еще не гарантирует его значительности.

Шолохов. Ему сейчас настойчиво возвращают статус великого писателя, практически Толстого. При этом даже его лучшее произведение «Тихий Дон» — сбивчивая и часто неумная проза.

Лимонов. Считается, что все можно простить за «Подростка Савенко». Нет, не все. И я сейчас только о литературе.

Пелевин. Мы сами виноваты — надо срочно прекратить ждать от него новых ежегодных диагнозов отечественной болезни и запоминающихся фразочек. Всем будет лучше.

Алексей ЦВЕТКОВ, поэт
K списку

Прежде всего хочу отметить, что дихотомия задана слишком резкая, по поводу целого ряда авторов не утихают споры, недооценили их или наоборот: можно упомянуть Булгакова, Маяковского, Бродского. Для меня лично любопытен случай Набокова. Он, на мой взгляд, и переоценен, поскольку от его прециозной техники с годами устаешь, и недооценен, потому что роман «Ада», один из самых у него виртуозных и глубоких, традиционно не включается в списки лучших его достижений.

Теперь строже по категориям.

Переоцененные

Ахматова. Избитая и безразличная техника, расхожие эмоции, оба недостатка тесно взаимосвязаны.

Пастернак. Поразительная слепота к метафорическим нелепостям при бесспорно крупном таланте.

Из переводных совершенно ставит в тупик российская популярность Чарльза Буковского. Ну и Мураками, талантливой имитации таланта, но это уже глобальный феномен.

Недооцененные

Заболоцкий, изначально оттесненный фаворитами на второй план и там остающийся.

Трифонов, один из лучших прозаиков прошлого столетия, о котором сейчас помнят в основном те, кто читал его еще при царизме.

И есть близкие мне авторы, которым широкая популярность в любом случае по ряду причин не грозит: Введенский, Сологуб, Елена Гуро.

Дмитрий ОЛЬШАНСКИЙ, публицист, главный редактор интернет-издания «Русская жизнь»

Переоцененные

Шолохов. Единственная сомнительная русская Нобелевская премия в XX веке.

Набоков. Этот замечательный автор стал, к сожалению, лакмусовой бумажкой псевдоинтеллектуальной надменности, ему стали слишком подражать, и не в лучшем смысле.

Горький. Сейчас уже все об этом забыли, но в XX веке культ этого симпатичного и талантливого человека был чрезмерным — по понятным причинам.

Виктор Ерофеев. Всегда поражаюсь, когда этого господина называют писателем.

Пелевин. В 90-х годах XX века казалось, что он — событие номер один. Но выяснилось, что в России появился всего лишь еще один яркий фельетонист.

Недооцененные

Булгаков. Среди людей «со вкусом» принято третировать его как «попсу». Но что на свете может быть лучше «Театрального романа»?

Конст. Вагинов. Его прозу знают только люди хорошо осведомленные. Меж тем он был бы идеальным символом литературного Петербурга, как Кафка — Праги.

Трифонов. Этот гениальный человек почти исчез для современности, потому что был разрешен в СССР. И это очень несправедливо.

Юрий Трифонов

Венедикт Ерофеев. Венедикт Ерофеев — это не «смешная книжка про алкоголиков», как думает сколько-нибудь читающий обыватель. Венедикт Ерофеев — это Гоголь. Но вряд ли ему воздадут схожие почести.

Шкловский. Стиль его прозы 20-х годов захватывает так, что потом кажется: писать иначе вообще невозможно. Но знают об этом не все.

Театр

Алексей ГУСЕВ, критик, публицист, режиссер
K списку

Переоцененные

Константин Станиславский. Великий реформатор театра, методы и эстетические взгляды которого не пережили Первой мировой войны. Его влияние на мировой театр принято преувеличивать (в том числе и в мировом театре), его влияние на театр отечественный давно уже перешло в статус пагубного. Грандиозный подлог, отождествляющий имя Станиславского со словами «психологический» и «реалистический», давно уже смехотворен, что не делает его менее опасным.

Альфред Жарри. Из того, что Андре Бретон был величайшим мастером создания посмертных репутаций, еще не следует, что все его протеже как на подбор — лотреамоны. Дитя эпохи столь плодотворной, что даже Октав Мирбо умудрился тогда стать большим писателем, Жарри после Аполлинера и Виткевича годится разве что для предисловий. Вот там он будет главным.

Ли Страсберг. Прекрасный педагог с весьма людоедскими методами, именем которого американские звезды привычно клянутся, словно нашисты — наследием Пушкина. Обучал максимально эффектному выполнению максимально простых задач — трюк, который по сей день является железной гарантией «Оскара».

Лоуренс Оливье. Не было бы здесь Оливье, если б его яростная фигура не заслоняла собой (и при жизни, и особенно теперь) конгениальных ему Редгрейва и Ричардсона. И достойно сожаления, что Скофилд так и не заставил забыть об Оливье и перенести его в список недооцененных. Там он выглядел бы куда уместнее.

Ингмар Бергман. Кинорежиссер Бергман так долго, так пылко и так прилюдно признавался в любви к театру, что без заминок на таможне, через VIP-зал, препроводил в пантеон и театрального режиссера Бергмана. Не то чтобы последнему там совсем было нечего делать — но привычку верить двойникам на слово кинорежиссер Бергман осудил бы первым. А в отсутствие сверхкрупных планов лиц милая привычка ежевечерне хоронить мироздание отдавала кликушеством.

«Цимбелин» в постановке Барри Джексона. 1923

Недооцененные

Джон Бэрримор. Вероятно, странно числить в недооцененных единственного американского актера, входившего даже в советские методички по истории театра. Но ярлык премьера-романтика с волнительной манерой и лучшим в американской истории носом соответствует примерно одной двадцатой того, что было ценно в актере Джоне Бэрриморе. По крайней мере, более точного искусства жеста американские подмостки с тех пор так и не видели. А его Меркуцио по сей день стоит проходить в вузах как учебное пособие на тему «что такое актерская интерпретация роли».

Барри Джексон. Не ему ли мы обязаны тем, что герои старинных трагедий надели смокинги и принялись болтать по телефону? Ему.

Игорь Терентьев. Последний гений отечественного театра (как Хармс — последний гений отечественной литературы). В мировой табели о рангах ему бы стоять где-нибудь между Пискатором и Кантором. Но в то, что его искусство здесь больше не требуется, он поверить так и не смог. Вряд ли его разубедил в этом даже бутырский палач, пуская пулю в затылок.

Гастон Бати. Вечно в тени своих коллег по Картелю, он, возможно, не только главный интеллектуал среди них, но и главный радикал. Прочертив траекторию своего творчества через, кажется, все мыслимые театральные контексты эпохи (от Станиславского через модернизацию «Комеди Франсез» до Гиньоля), он знал про театр не меньше этого вашего Барбы — зато понимал много больше. И даже не стал придумывать постмодернизм, хотя казалось бы.

Габриэле д'Аннунцио. Фашист и позер, поэт и диктатор, поставщик эффектных ролей для Дузе и еще более эффектных сюжетов для блога Акунина, д'Аннунцио обрек себя на несерьезное отношение грядущих поколений. Что печально, ибо в драматургическом мастерстве для него секретов не было — будь то искусство точной реплики, как в «Джоконде», организации массовки, как в «Дочери Иорио», или финала, как в «Мертвом городе». В конце концов, единственное, что можно всерьез вменить ему в вину, — что судьба не даровала ему Рединга. Возможно, пора уже закрыть этот счет и перечитать большого мастера, каждый поступок которого отмечен дурным вкусом, а каждое написанное слово — отменным.

Зара АБДУЛЛАЕВА, театровед, кинокритик, обозреватель журнала «Искусство кино»
K списку

Статус «переоцененных»/«недооцененных» театральных деятелей мотивирован не столько их художественной стратегией (хотя куда без нее), сколько историческим и социокультурным контекстом, а также цеховыми запросами критического сообщества.

«Переоцененные»: Лев Додин, Петр Фоменко, Темур Чхеидзе, Петер Штайн.

«Недооцененные»: Юрий Погребничко, Алексей Левинский, Николай Шейко, Михаэль Тальхаймер (в отличие от Томаса Остермайера).

Константин БОГОМОЛОВ, театральный режиссер
K списку

Недооцененные

Буду говорить только о фигурах русского театра.

Марк Захаров. На мой взгляд, одна из важнейших фигур русского театра. Недооценен его вклад в актерскую школу, не понята до сих пор его роль в сохранении хоть какого-то баланса в русском театре. Его «вульгарная» и «грубая» для кого-то эстетика, его умение совмещать высокое и низкое, утилитарное и романтическое, формальное и человеческое всегда были тем воздухом, который не давал русскому театру скатиться в пошлость глубокомыслия и «храмовости».

Андрей Гончаров. Не потому, что мой Мастер. Но именно потому. Его ученики знали его не только по спектаклям (а я не любил его как режиссера), но и по репетициям. Он был тонок, умен, изыскан... Не встречал никого, кто чувствовал и судил бы о драматическом искусстве точнее его. Он был тотально ироничен. И очень требователен. И да, это он создал режиссерскую школу в России. Режиссерский факультет ГИТИСа. Ему мы обязаны массой имен. Кстати, и Някрошюсом, который, приезжая в Москву с гастролями, приходил в Маяковку поностальгировать...

К.С. Станиславский. Русский театр испугался этой фигуры. Испугался его требовательности, бескомпромиссности и отказа от системы. Испугался стать искусством. И в отместку объявил его автором какой-то «системы», назвал его гением, назвал его именем все что можно, словом, сделал все, чтобы люди здравые возненавидели Станиславского. Нам еще предстоит полюбить его. А уж понять — это мечта.

Юрий Погребничко. Замечательный режиссер. Но не только в даре постановщика дело. Режиссер во многом определяется работой с артистами, педагогикой, умением выработать в своих актерах определенную игровую эстетику, определенное понимание театра. И таков Погребничко. Это ведь важнейший показатель, когда об артистах можно сказать: артисты такого-то. И вот есть артисты Погребничко. Не в том смысле, что готовы за ним в огонь и воду. А в том смысле, что в самой материи их игры есть стиль и форма, есть взгляд на мир, созданные и сформированные этим режиссером. Бессмысленно говорить слова. Я просто люблю то, что он делает, и считаю это выдающимся явлением.

Владимир Сорокин. Активное хождение этого человека в драматургию, мне кажется, не происходит по вине театра. Он неохотно идет на эксперименты. А хождение Сорокина в драматургию могло бы (судя по некоторым его пьесам) дать хорошего пинка застоявшейся русской драме.

Илья Гилилов. Так считаю, хотя знаю, сколько негодования вызывает эта фигура у шекспироведов.

Марк Захаров на репетиции в Ленкоме

Переоцененные

Не буду говорить об актерах-режиссерах-сценографах. Говорить об этом — безумие. О настоящем судить некорректно. А о прошлом я не отважусь судить. Бог его знает, что было там. Театр существует только в своем времени. Залезать туда своим носом и «оценивать» — глупо.

Олег ЗИНЦОВ, кинокритик, корреспондент отдела культуры газеты «Ведомости»
K списку

Две оговорки. Во-первых, я страшно не люблю подобные списки. Это в лучшем случае ерунда, в худшем — свидетельство чрезмерного самомнения того, кто согласился на роль эксперта. Во-вторых, в театре мы больше, чем в любом другом искусстве, имеем дело с мифами. Театр начинается с нашего зрительского опыта. Все, что было до, — пересказ. Или литература. Но я постараюсь ответить на вопрос, не играя в экстравагантность и не надувая щеки.

Недооцененные

Альфред Жарри. Это основание театра ХХ века. Почти всего, что было в этом театре нового, свободного, дикого, не лезло ни в какие ворота.

Николай Евреинов. Самый живой и парадоксальный театральный мыслитель Серебряного века. Считал, что театр везде (в том числе на эшафоте), а театральность присуща даже животным. Ему бы понравились котики.

Сэмюэл Беккет. Странный в этом списке фигурант. Его величие несомненно (вся драматургия ХХ века делится на до и после Беккета). Но как его ставить, до сих пор непонятно. Режиссура оказалась ему практически не нужна.

Бернар-Мари Кольтес. Последний великий европейский романтик в драматургии. Что практически означает «последний великий» (величие и драма — понятия, слишком тесно связанные с романтизмом). Ему повезло с режиссером — премьеры ставил Патрис Шеро. Но потом Кольтеса все равно забыли.

Алексей Шипенко. Один из самых самобытных драматургов 1980-х, совершенно сейчас забытый. Живет в Германии.

Переоцененные

Тут вообще почти все — мифы.

Айседора Дункан. Когда я учился на театроведческом факультете ГИТИСа, половина моего курса собиралась писать дипломы про Айседору Дункан. Это было непостижимо, я навсегда потерял интерес к этой даме, танцевавшей босиком, крутившей роман с Есениным и задушенной шарфом.

Анатолий Эфрос. Я застал его спектакли в плачевном виде. Старшие товарищи не смогли мне объяснить, в чем его величие, а главное, как его спектакли устроены на уровне метода, системы, приема. Потому что ничего этого не было. Все дело было в «атмосфере». Это первое, что в театре умирает. А в сказки верить трудно.

Ромео Кастеллуччи. Итальянский хитрован, сообразивший, что если перенести методы contemporary art на сцену, все откроют рот.

Петр Фоменко. Выдающийся театральный педагог. Но его обожествление в качестве режиссера мне понять трудно: о легендарной «Смерти Тарелкина» я только слышал.

Франк Касторф. Видный немецкий режиссер, доводящий в театре идеи левого искусства до искрящейся глупости.

Переоценка ценностей. Часть первая
Переоценка ценностей. Часть третья