Как устроен Дерлугьян

Книга «Как устроен этот мир» Георгия Дерлугьяна обречена в России на популярность. К сожалению, полагает СТАНИСЛАВ ЛЬВОВСКИЙ

Только что опубликованная в Издательстве Института Гайдара книга Георгия Дерлугьяна «Как устроен этот мир» уже успела, что называется, привлечь внимание читающей публики и даже попасть в список бестселлеров non-fiction московского «Фаланстера». По всей видимости, «Фаланстером» дело на сей раз не ограничится: книга обладает целым рядом свойств, которые практически обрекают ее на популярность в нынешней России.

В предисловии автор пишет, что представленные в книге статьи «относятся к научно-популярному жанру. Популярны они по стилю и форме <…>. Это не публицистическая полемика и не обличение, равно как и не отвлеченная метафизика, и не прикладная социология общественного мнения. Это именно научная популяризация, попытка ввести в широкий оборот фундаментальные теории последнего поколения, изобретенные для объяснения того, как возник, как устроен и как изменяется наш современный мир». Далее, процитировав Стивена Джей Гулда на тот счет, что «крупные ученые не склонны к ношению нимба умильной скромности. Они слишком умны, чтобы не понимать масштаба содеянного», автор говорит, что в сборнике «отражены не модные сегодня концепции от “Блюхера или милорда глупого”, а теоретическое понимание человеческих обществ и исторических систем, чье время придет завтра». «Блюхер или милорд глупый» — как выяснится из третьей части книги, озаглавленной «В уме: наука о мире», — это практически все современное гуманитарное знание, которое Дерлугьян в статье «Наше место в истории» уподобляет астрологии и которое, по его мнению, находится на пороге или даже уже в процессе куновской «смены парадигмы». Наконец, Дерлугьян указывает на то, что издатель книги, Валерий Анашвили, призвал его «собрать статьи под одной обложкой, обозначив сверхзадачу красивым словом “пропедевтика”». Я так подробно цитирую здесь предисловие потому, что перед нами не цельная книга, а сборник статей (подробнее на следствиях из этого положения дел мы остановимся ниже), то есть предисловие задает для книги рамку — в общем-то единственную.

Сразу скажем, что «научно-популярными» эти тексты можно назвать только очень отчасти. В основном они представляют собой именно что публицистику. Лучше всего об этом свидетельствует открывающий книгу манифест «конца истории» (не в фукуямовском, конечно, смысле), который так и называется: «Конец знакомого мира». Это алармистский, вполне газетный текст о мировом кризисе, написанный по горячим следам, в сентябре 2008 года, такая быстрая, задыхающаяся от волнения нервная скоропись, числить которую по ведомству научно-популярной литературы никак невозможно. Кроме того, примерно третья часть книги была в том или ином виде опубликована в не слишком научно-популярном журнале «Эксперт» и проходит, в общем, более или менее по тому же жанровому ведомству. Более того, публицистика эта, несомненно, идеологически ангажированная. По ходу книги Дерлугьян не один раз (и не два, и даже, кажется, не десять) присягает на верность мир-системному анализу Иммануила Валлерстайна. Собственно, он некоторое время работал с самим Валлерстайном в Центре имени Фернана Броделя по изучению экономик, исторических систем и цивилизаций. Валлерстайн же — в известном смысле неомарксист, при том что марксисты более ортодоксальные критикуют его концепции слева, в частности, за отход с позиций классового анализа. Дерлугьян — неомарксист, пожалуй, в еще меньшей степени, чем его учитель, однако его антиамериканизм и заведомо позитивное отношение к позднему СССР более чем очевидны — и из этой книги, и из других публикаций.

Итак, что же перед нами такое? Ответ — в названии книги и общем ее пафосе. «Как устроен этот мир» — отличный образец проповеди, произнесенной человеком, который глубоко убежден в собственных словах, широко эрудирован и риторически, несомненно, одарен — однако склонен в целом к упрощению картины, совершенно бесстыжей (это скорее комплимент) безапелляционности, к, мягко говоря, размашистым суждениям и очень легко обращается с фактами.

Все это, конечно, легко можно списать на счет «популярности» — действительно, коли пишешь катехизис для язычников, странно разбирать тонкости в отношении св. отцов к пониманию триипостасности божества, тут важнее дать непосвященным представление о триипостасности как таковой.

***

Видимо, именно в этом духе следует понимать, например, устройство обширной статьи «Траектория СССР: от побед до самоподрыва» из второй части книги. В первой главке статьи Дерлугьян кратко описывает подход к проблеме, во второй («Ленин») — пишет о революции и послереволюционном периоде, а в третьей — нет, не угадали. Третья главка называется «Хрущев» и начинается со слов «Пропустим Сталина». Посвятив страницу объяснению того, почему Сталина надо пропустить (коротко говоря, тот случайно оказался там, где оказался), Дерлугьян с чистой, видимо, совестью переходит к своим подробно разработанным — и, надо сказать, местами небезынтересным — теориям насчет позднего СССР. Однако тут и у самого наивного читателя возникают некоторые подозрения на предмет методологии и того, насколько фокусы в этом роде имеют отношение к науке — пусть даже к самой новой и даже в свете, так сказать, Великого скачка (то есть смены парадигмы). Это далеко не единственное место, где в аргументации автора обнаруживаются своего рода зияющие высоты. Это не оговорка, а просто мы тут как раз и имеем дело с безапелляционностью высокого, труднодостижимого земным человеком свойства.

О размашистости тоже забыть не дают. Вот Дерлугьян пишет в статье «Польская геополитика» из первой части книги: «Почти три столетия Польша была самым (!) крупным и одним из богатейших государств Европы, простиравшимся от Балтики почти до Черного моря. Кстати, рефрен гимна “America the Beautiful” — где воспевается прекрасная великая страна “от моря до моря”, — очевидно, был заимствован у поляков, которые, как известно, сражались за независимость США под командованием Казимира Пуласки и Тадеуша Костюшко».

Ужасно интересно, что сказала бы на это дочь пастора из Массачусетса, а позднее профессор английской литературы Кэтрин Ли Бейтс — то есть автор слов означенной песни. Потому как есть вероятность, что в силу происхождения она вполне могла быть близко знакома с восьмым стихом Псалма 72 (по Библии короля Иакова, у нас это Псалом 71). А там, в этом стихе, задолго до появления Польши и, страшно сказать, поляков прямо так и было сказано: «He shall have dominion also from sea to sea, and from the river unto the ends of the earth» («Он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли»). Блошка, конечно. Но какая уверенная! «Очевидно, был заимствован». Ну очевидно. И тут возникает, конечно, желание поближе присмотреться ко всем остальным «очевидно», «разумеется» и «ясно, что», присутствующим в этой статье — ну и в остальных, чего уж.

***

Есть блошки и покрупнее, они скачут. Вот, к примеру, статья все из той же второй части книги «Вдали: мир как историческая система». Называется «Кризисы неизбежны и как с этим бороться». Начинается с очень смешного для человека с естественнонаучным образованием введения: «От науки середины ХХ в. ожидали осязаемых, четко предсказуемых достижений, вроде невиданных синтетических материалов, лекарственных препаратов, освоения атомной энергии, могучих машин, научного прогнозирования и управления экономикой и обществом. Таково было требование самоуверенной эпохи научно-технического прогресса. В ответ выводы передовой науки должны были звучать уверенно и четко, как дважды два — четыре, вместо расплывчатого “с определенной долей вероятности, в общем-то да, но это зависит…”». Дальше там про то, что теории Ильи Пригожина получают известность только после нефтяного кризиса семидесятых. В частности, Дерлугьян особо отмечает, что «Порядок из хаоса» был опубликован в СССР только в 1986 году. Между тем свой Центр по изучению сложных квантовых систем Пригожин основал в США в 1967-м, а две его главные книги — «Введение в термодинамику необратимых процессов» и «Неравновесная статистическая механика» были даже в СССР опубликованы, соответственно в 1960 и 1964 годах. Но это бы ладно, бог с ним, физика — сложное дело, в ней даже макросоциологи разбираться не обязаны.

Автор, не особенно вникая в детали, относит на счет все того же кризиса 70-х (1973—1974 гг., напомним) появление нескольких книг, вышедших с 1968 по 1972 год — это только вышедших, а ведь их надо было еще написать. Затем Дерлугьян совершает краткий экскурс в эволюционную биологию, демонстрируя невероятно глубокое понимание этой дисциплины: «Скажем, в биологии действуют сексуальные предпочтения. Какая нормальная слониха соблазнится на необычно волосатого самца? Но наступает ледник, обычные безволосые особи чаще болеют, и очень скоро из популяции древних слонов возникают мамонты». Комментировать пассажи в этом роде мы оставим специалистам соответствующего профиля, лучше нас осведомленным по части сексуальных предпочтений слоних, а сами перейдем лучше к истории острова Пасхи, которая является для статьи центральной.

Как говорил покойный реакционер Рейган, «doveryay, no proveryay» — то есть, проще говоря, не забываем следить за руками.

Сперва Дерлугьян отвешивает размашистый подзатыльник Туру Хейердалу, который, по его словам, предпринимал «океанские плавания на бальзовых и папирусных плотах ради доказательства передачи сокровенных знаний древними египтянами или инками. Галиматья, конечно, но в детстве это будило романтическое воображение». Автор сравнивает Хейердала с Эрихом фон Дёникеном, полагавшим примерно, что египетские пирамиды построили инопланетяне. При том что Хейердал — фигура весьма спорная, дистанция между ним и фон Дёникеном — примерно как между академиком РАЕН и профессором Northwestern University. Закончив с подзатыльниками псевдопсевдоученым, Дерлугьян с удовлетворением приступает к настоящей науке: «Сегодня вполне научно доказано, насколько скверная история приключилась на тихоокеанском острове. Кевин Костнер даже выступил продюсером зрелищного, но в основе своей достаточно достоверного боевика “Рапа-Нуи”».

Общий смысл концепции состоит в том, что примерно 1500 лет назад остров был обнаружен и заселен полинезийцами. Первые 600—700 лет ничего не происходило, население острова медленно росло и достигло со временем 10 000 человек. «Социальное неравенство и сложная цивилизация, — пишет Дерлугьян, — начинают возникать только тогда, когда оказались задействованы все природные ресурсы». В этой точке вроде бы появился культ плодородия и мистической силы в форме поклонения местным вождям, а также ритуалы, связанные с созданием, передвижением и установкой известных статуй. Дальше автор говорит, что упадок острова связан со сведением лесов (это несомненно), а оно, в свою очередь, «хронологически обратно коррелирует с воздвижением статуй». По Дерлугьяну, это происходит оттого, что леса, конечно, сводили в видах земледелия, но кроме того — и для транспортировки идолов. «Спасением, — пишет автор, — могло быть только жесткое ограничение рождаемости в сочетании с защитой лесов. Для этого требовалось сознательное применение централизованной власти». Аборигены же оказались, по мнению автора, людьми пустыми, если не сказать — глупыми, и их правящая элита «выдвинула, с нашей точки зрения, совершенно иррациональную стратегию борьбы с кризисом — стали воздвигать еще больше статуй. Впрочем, это прямо вытекало из господствующей идеологии. Бедствия перенаселения и нехватки ресурсов представлялись гневом предков. Задобрить их должны были все более грандиозные монументы, для чего рубили последние деревья». Цитировать, честно говоря, хочется и дальше, потому как «предания аборигенов сохранили отголоски кровавой бойни, перекликающиеся с недавним геноцидом в такой же перенаселенной Руанде» (которая, видимо, тоже располагается посреди океана), — но я попробую удержаться.

Что там произошло на острове Пасхи — дело темное, и, не будучи специалистом, судить об этом ВПС не может и не будет, тем более что и письменность аборигенов, как верно отмечает Дерлугьян, доселе не расшифрована, мало ли что. А хочу я только сказать, что статья его вообще-то — о социологии кризисов. Помимо общей неаккуратности, связанной с некритическим переносом биологических моделей в социологию, она к тому же построена на примере, не выдержавшем проверки временем — даже совсем коротким.

Не далее как в этом году антрополог Карл Липо и археолог Терри Хант экспериментально продемонстрировали, что деревья тут были совершенно не обязательны, передвигать статую можно силами 18 человек безо всяких бревен. Более того, Хант и Липо полагают, что применительно к сведению лесов не только статуи ни при чем, но и сами островитяне. В частности, они утверждают, что остров был заселен на 400 лет позже, чем прежде считалось, и что за такое время в результате человеческой деятельности леса не свести — а дело было в полинезийских крысах, которых первопоселенцы привезли с собой в качестве, так сказать, домашнего скота или, если хотите, воспроизводящихся запасов пропитания. Крысы, в свою очередь, питались пальмовыми орехами — а дальше, наверное, понятно.

Так это все или нет — бог его знает. Но в итоге мы имеем статью, некритически переносящую, как уже было сказано, законы функционирования экосистем на человеческое общество и проиллюстрированную в видах большей убедительности «научным доказательством», которое вполне может оказаться никаким не доказательством. И нет, Кевин Костнер (хороший, конечно, актер, кто бы спорил) ничем тут не помогает.

На этом месте надо отметить — ради справедливости, — что мы имеем дело не с личной проблемой профессора Дерлугьяна, а с проблемой целого ряда дисциплин — этой самой макросоциологии, транснациональной истории, entangled history и прочих. Дело в том, что оперируют они огромными объемами информации, с трудом помещающимися в одну человеческую голову. Только классическое броделевское исследование «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II», ограниченное в пространстве и времени, — это (по-русски) без малого 2000 страниц. Мы имеем дело со вполне реальной методологической, что ли, проблемой: как сохранить broad view, то есть не углубиться навсегда в частности, не впустив одновременно в свои тексты множество мускулистых, хорошо прыгающих блох, временами достигающих размеров сексуально непривлекательного волосатого слона. Решения ее я не знаю — но как читатель могу констатировать, что у Дерлугьяна не получилось.

***

Между тем сам по себе факт издания этой книги можно только приветствовать. В лучших своих частях она, что называется, thought-provoking, заставляет читателя задуматься о вещах, которые он прежде принимал как данность. Проблема в рамке. Это не научно-популярная литература — но и не вполне публицистика. Тут и впрямь что-то вроде религиозного трактата, в котором факты и частности не имеют большого значения. Так Иоанн Дамаскин убеждал неверующих на примере научных знаний своего времени: как же, мол, вы говорите, что не может быть воскресения и вечной жизни, когда наукой твердо установлено — есть такая птица Феникс, и она… Про птицу Феникс мы теперь знаем, что не было ничего такого, — однако вопросы жизни и смерти доселе немало волнуют значительную часть публики, просвещенной или не очень. Так и тут. Дерлугьян хорош в качестве вопрошающего — и как-то совсем не ах в качестве ответствующего. Нужно ли подвергать сомнению современный мейнстрим вплоть до концепции линейного исторического времени? Нужно — потому что ничего нельзя принимать без сомнения. Нужно ли критически размышлять о судьбах СССР и его месте в мировой истории и истории России? Еще как. Нужно ли сомневаться в принятой мейнстримной концепции глобализации? Разумеется. В этом смысле книга чикагского профессора вполне себе хороша и полезна — даром что играет он зачастую краплеными картами, а из рукавов его то и дело выпадают запасные тузы разных мастей.

С другой стороны, труд этот, как и положено религиозному трактату, предлагает простую и легко применимую ко множеству сложных явлений окружающего мира объяснительную схему. И оттого, увы, обречен в современной России, как и было сказано, на популярность и настолько шумный успех, насколько возможно для подобного рода литературы. У нас и более сложного Валлерстайна, собственно говоря, нечувствительно приспособили в целях идеологического обеспечения ресентимента — а тут уж и говорить нечего. Если вы заметили, эта рецензия не подвергает сомнению компетенции Дерлугьяна как академического историка/социолога — я ничего об этом не знаю.

Однако Дерлугьян — автор книги под названием «Как устроен этот мир» — не просто историк, но public historian, т.е. человек, переводящий достижения своей науки в публичный дискурс. И вот в этом своем качестве он таков, что книгу его я бы на вашем месте, может, и прочел — но ни единого слова, ни единого факта, ни одной даты, ни единого объяснения не принимал бы на веру. Как говорил покойный реакционер Рейган, «doveryay, no proveryay» — то есть, проще говоря, не забываем следить за руками.

***

Последняя на сегодня ламентация адресована издателям. «Как устроен этот мир» — вторая из прочтенных мной за минувшие полгода книга, представляющая собою сборник статей, написанных по разным поводам для разных изданий, а потом помещенных под одну обложку. Первая — «Политика поэтики» Гройса. Ясно, что и Гройс, и Дерлугьян — дорогие авторы, которым мы не можем заплатить как положено, чтобы они переработали свои статьи из периодики в полноценную книгу. Но ведь редакторам-то мы заплатить можем?

В смысле упомянутой в предисловии пропедевтики важно, конечно, что на четырехстах страницах дерлугьяновской книги содержится не менее пяти одинаковых объяснений того, чем велик Рэндалл Коллинз. Так оно российский читатель, наверное, да, лучше запоминает, если ему по голове молотком стучать непрерывно. Но право же, есть у этой книги и такие читатели, что на третьем ударе у них возникает ощущение некоторой, что ли, избыточности. Что вроде бы уже не бейте меня, пожалуйста, я все понял, больше не буду. И их, таких читателей, много.

И вот нельзя ли, к примеру, в следующий раз все-таки посадить за тексты очередного великого автора хорошего профессионального человека, который уберет из них одинаковые абзацы, сделает перекрестные ссылки — ну и что там еще положено, а?

Вам же, что называется, дорогие российские издатели, лучше будет — честное слово.

Георгий Дерлугьян. Как устроен этот мир. Наброски на макросоциологические темы. — М., Издательство Института Гайдара, 2013. 384 с.