Арсений Рогинский: «Не исключено, что решение по нам уже выписано»

Председатель правления «Мемориала» рассказал СВЕТЛАНЕ РЕЙТЕР о проверках в форме облавы, которые начались в НКО страны

— К вам в первый раз с прокурорской проверкой приходят?

— Несколько лет назад было такое, приходили. Но тогда было что-то мелкое, несерьезное.

— А сейчас?

— Давайте я сначала расскажу вам то, что мне надумалось, и, надеюсь, буду краток. Прежде всего, я второй день подряд испытываю чувство неловкости: я его испытывал и вчера, а сегодня оно стало только сильнее. Мне прислали список публикаций на тему проходящей у нас проверки, их очень много. Еще больше — писем, звонков. Вы знаете, всегда испытываешь неловкость, когда речь идет не о том, что ты сделал, а о том, что делают с тобой. Это железная логика. Я понимаю, конечно, — «информационные поводы», еще что-то, но такие вещи воспринимаю болезненно: за последние три недели вышло два издания, в которых «Мемориал» принимал участие. Они лежат у меня на столе: «Сталинские расстрельные списки», это огромная история о расстрельных списках, подписанных лично Сталиным, и вышедший в Париже альбом «Большой террор». Это события, которым отдается жизнь, и я понимаю, о чем в этом случае стоит говорить. Но в центре внимания мы оказываемся не из-за того хорошего, что мы сделали, а из-за того, что к нам пришло начальство со своими угрозами.

— Когда оно пришло?

— Начальство пришло вчера с утра, продолжает оставаться сегодня и будет у нас долго-долго. Вопрос: в связи с чем это происходит? Мне кажется, этот вопрос распадается на две части. Первая — о смысле этой проверки. И вторая — о ее возможных практических последствиях для нас. Мне вторая причина кажется мелочной и производной от первой. Если говорить о смысле, то, конечно, это связано с тем, что всегда был, в сталинские годы достиг пика, а в 2000-е годы снова усилился стереотип массового сознания, насаждавшийся властью, — о великой державе, окруженной врагами, которые всегда хотят сделать нам что-то плохое. А внутри страны есть пятая колонна, работающая на этих врагов. Это такой базовый стереотип сталинизма, который сохранился после смерти Сталина, слегка увял в девяностые годы и сильно возродился в двухтысячные. Что власть делает с этим стереотипом? Она может с ним бороться, если хочет создавать демократическую страну, а может его поддерживать. Наша власть избрала курс на поддерживание этого стереотипа. Запад — враг, США — главный враг, на роль пятой колонны назначаются разные силы. В последнее время — общественные организации, получающие иностранное финансирование. Это базовый сюжет, из него вылезают нынешние истеричные законы: поправки к закону о государственной измене, закон, принятый в ответ на список Магнитского, поправки к закону об НКО.

С некоторых требуют флюорографические карточки.

— Можете уточнить, как вы сами относитесь к «акту Магнитского»?

— Я бы отнесся к нему очень хорошо, если бы он распространялся не только на Россию. Если бы такой закон распространялся на большую группу стран, это бы обозначало настоящую победу идей прав человека в государственной политике. А если бы такие же законы приняли и другие страны, совсем было бы здорово. Но вернемся к нашим законам. Никто не знает, как исполнять закон об иностранных агентах.

— Насколько я понимаю, юридически это практически невозможно.

— Да нет, все возможно! Если наплевать на право и растоптать его, уничтожить логику, черное назвать белым, то все, конечно, получится. Но сделать это все же не так легко. В атмосфере общей истерии последних месяцев все время слышится: что такое, как же это так, закон введен в действие, но не выполняется! Само принятие этого закона вызвало в обществе определенную атмосферу, стало его дробить и делить и воспитывает враждебность населения к разного рода НКО. Появилась «обзывалка» — «иностранный агент». Какие-то депутаты вскакивают, кричат: «А вот эти — агенты, и те, и еще вон те!» Закон об иностранных агентах существует как пугалка, страшилка, которая отделяет одних от других. А в середине февраля Путин что-то такое сказал на коллегии ФСБ о том, что у нас законы не исполняются, и всем ясно, какой закон именно он имеет в виду, после чего происходит то, что происходит: выдаются поручения прокуратуры во все регионы, и начинается массированная проверка. Вы поймите, мы не одни, нас много! Множество НКО подвергается проверкам в самых разных формах: в некоторых местах начинают изучать литературу, которая стоит на полке позади принимающего их директора офиса. Ищут «экстремизм». С некоторых требуют флюорографические карточки — «вы же общаетесь с населением». Кому-то говорят: «Начинаем осмотр помещения». Обысков не было нигде, и это понятно: такие процедуры происходят после возбуждения уголовного дела. И главный вопрос — как эти проверки скажутся на российских НКО.

— В чем заключается проверка?

— Вчера к нам явились представители трех ведомств: прокуратуры, Министерства юстиции, налоговой службы. Объявили, что проверяют организацию под названием «Международный Мемориал». Истребовали очень много разных документов — от уставов и протоколов заседаний правления до приказов о назначениях на должности, штатного расписания, зарплатных ведомостей. Тома авансовых отчетов, бюджеты на все годы, постановления ревизионных комиссий, аудиторские бумаги, какие-то документы, о существовании которых я никогда не подозревал: журнал движения трудовых книжек, например.

— Вы могли им отказать в предоставлении документов?

— Я задал пришедшим вопрос: «Почему вы пришли?» Мне ответили: «Генеральная прокуратура дала распоряжение региональным о проверке». То есть являются три солидных государственных ведомства, и беспрецедентность этой истории в том, что эти ведомства приходят одновременно, вместе. Нас бесконечно проверяют, но эта проверка — комплексная, неожиданная, о ней нас никто не уведомлял. Такое впервые за почти 25 лет нашей работы. Почему? Известно, что прокуратура действует по сигналу. Написал я на вас бумажку о том, что вы у себя наркотики прячете, — прокуратура должна реагировать. У нас истребовали бумаги на проверку, не более того. Но это ох какая головная боль. С начала двухтысячных годов власть обложила НКО громадным количеством разных требований по документации. Говорят, коммерческим организациям не снилось такое невероятное бумаготворчество. В общем, мы собрали три комплекта бумаг для трех ведомств, причем каждую бумажку нужно было сначала найти, потом — заверить, проверить, прошнуровать. Страшное дело! Восемь часов я с проверяющими разговаривал: они на все вопросы отвечают «знать не знаем, ведать не ведаем», но складывается такое ощущение, что иностранное финансирование заботит их больше всего.

Мы знаем, сколько людей в каком году под пытками признались в том, что они шпионы и иностранные агенты.

— Сроки проверки ограниченны?

— Когда приходят с плановыми проверками, то в постановлении очень четко прописываются сроки. А прокурорская проверка в виде внезапной облавы может продолжаться до бесконечности. Вы понимаете, в чем абсурд: свои содержательные отчеты мы ежегодно сдаем Министерству юстиции, публикуем на сайте; финансовые документы сдаем в налоговую инспекцию! Там названы все источники финансирования, указаны все цифры, с момента последнего отчета ничего нового не произошло. Представим себе, что, просмотрев наши отчеты, они придут к выводу о том, что мы занимаемся политической деятельностью. И поскольку мы получаем иностранные гранты — мы их получаем и не намерены от них отказываться, я, между прочим, рассказал проверяющим, в какие фонды я отправил новые заявки, — то они придут к выводу о том, что мы должны зарегистрироваться в качестве «иностранных агентов». Это один вид итогов проверки. Другой — тоже довольно противный. В огромном делопроизводстве не может не быть наших ошибок и разного рода оплошностей, их находят, и тут можно делать все что угодно: от постановления об исправлении ошибок до закрытия организации через суд. Возможна и компрометация разного рода.

«Тем, кто беспокоился из-за обеда: ивент-менеджер Наташа угощает прокуратуру госдеповскими печеньками. Те не брезгают. Восьмой час проверки». Фото со страницы «Мемориала» в социальной сети Facebook.

— К вам вчера как раз съемочная группа НТВ приходила.

— Да, одновременно с проверкой. Грубо говоря, на плечах у проверки. Мы обалдели от наглости, которую я до этого только в «Анатомии протеста» видел: лезут с камерой, вопросы задают. Мы-то думали, это прокуроры пришли с оперативной съемкой, а не журналисты. Прокуроры говорят: «Нет, они не имеют к нам никакого отношения». Мы говорим оператору: «Ребята, уходите». Нет, лезут дальше, ворвались в комнату, пока кто-то из прокуроров не сказал: «Прокуратура Москвы разрешения на съемки не давала». Тогда они ушли из кабинета, где мы сидели, а потом их долго, с полицией, выводили из здания.

— А вы им сказали: «Вы — сурковская пропаганда»?

— Смешно говорить, но те, совсем недавние, времена вспоминаются как сравнительно внятные. И более спокойные. И истерии такой не было, и всегда было ясно, на ком все замыкается. Ты понимал, что если пришли в такую организацию, как «Мемориал», то тут не без Суркова. А сейчас — кто его знает, кто и что стоит за этими людьми. И кто будет выносить решение. Не исключено, впрочем, что решение по нам уже выписано, вот только никто не знает, какое.

— Если вам предложат зарегистрироваться в качестве иностранного агента, вы согласитесь?

— Нет. Для нас это невозможно, понимаете? Дело ведь не только в том, что это ложь. И что не имеет к праву никакого отношения. Мы же «Мемориал», мы знаем, сколько людей в каком году под пытками признались в том, что они шпионы и иностранные агенты. Знаем, как из них выколачивали эти признания. В нашей исторической памяти словосочетание «иностранный агент» имеет только одно значение. Группа крови нам такое позволить не сможет, да я даже спать нормально после этого не смогу.