День города. Восемь малых музеев Москвы

ЛИНОР ГОРАЛИК прошлась по музеям, о которых никто не знает

У большинства из них нет денег, нет спонсоров, нет пиарщиков, нет интерактивного оборудования и почти нет персонала. В силу этого обстоятельства у них, естественно, и посетителей тоже нет. Десятки малых музеев Москвы живут странной, почти никому не видимой жизнью. У одних (скажем, привязанных к крупным предприятиям) есть какие-никакие дотации, но нет никаких ресурсов для привлечения посетителей. У других есть, скажем, полные энтузиазма основатели и хранители, но нет ни копейки денег. У третьих есть и драйв, и ресурсы, но тема самой экспозиции кажется посетителям такой узкой или специфичной, что в богатой выставочными событиями Москве этими музеями просто пренебрегают. Кроме того, в силу этих или других обстоятельств значительное число малых музеев не то чтобы рвется навстречу потенциальным посетителям: в одни можно попасть только «по предварительной договоренности» (и пойди дозвонись еще), другие работают только в будние дни с десяти до пяти, в третьих сообщают, что «ключ от музея у Степана Михайловича, а он будет только после шестого числа», четвертые безо всякого предупреждения открываются и закрываются на целый сезон, в пятых тебе могут внезапно сообщить, что «у нас можно фотографировать только камерами, а телефоном нельзя». И все-таки забег с препятствиями, в который иногда превращается попытка посетить какой-нибудь из малых музеев, полностью окупает себя: эти места — не просто «раритетные кабинеты», где можно сентиментально или интеллектуально медитировать над какими-нибудь непредсказуемыми предметами (вроде механической трости с лающим набалдашником в виде собачьей головы); это еще и отличные инструменты, помогающие понять, где (а также как, почему, зачем и — особенно — когда) ты живешь. Из трех с лишним десятков малоизвестных музеев Москвы мы выбрали восемь, выполняющих эту работу с особым успехом.

Музей пограничной службы ФСБ

Где: м. «Китай-город»

В музей надо звонить и договариваться о приходе, с собой иметь паспорт. Найти здание без вывесок и выдержать очень долгую игру в гляделки с охранником, который при словах «я пришел посмотреть музей» откладывает ручку и тщательно тебя изучает, а потом идет в подсобку за какими-то бумагами. «Вы вообще откуда о нас узнали?» В ожидании сопровождающего можно полюбоваться афишами спектакля «Зажатые долгом: судьба границы — судьба страны». Сам музей очень большой и очень впечатляющий, договариваться об экскурсионном сопровождении, безусловно, стоит, потому что истории, стоящие за многими экспонатами, тянут — каждая — на небольшой роман. Портреты Свиньина и фотографии колоритных «вольнонаемных джигитов» царского времени сменяются в экспозиции макетом военной почтовой голубятни на сорок пять душ и любовно выполненными образцами повозок с тайниками для перемещения контрабанды. Документы и подписи к картинкам стоит читать внимательно: так, в списке лекарств, «входящих в состав постовой аптечки» в начале ХХ века, первой идет присыпка от потливости ног, а в художественном «Альбоме военных силуэтов» сцена, где денщик семейного офицера кормит в хлеву свиней, называется «У воинского начальника». Огромный кусок экспозиции посвящен истории контрабанды в самые разные периоды: так, про два небольших чемодана экскурсовод рассказывает, что в них некий японский дипломат пытался перевезти через границу двух женщин. Об этом стало известно, пограничникам пообещали пять лет тюрьмы, если они не найдут способ обнаружить нарушительниц границы, несмотря на дипломатическую неприкосновенность перевозчика. Под предлогом ремонта железнодорожных путей чемоданы вытащили на мороз и сильно «уронили» о перрон. Чемоданы вскрикнули, в воздух стал подниматься пар от женского дыхания, нарушительниц извлекли. На соседнем стенде любовно собраны выпотрошенные плюшевые медведи, ботинки, мочалки, фотографии набитых золотыми монетами осетров и расколотые пополам таблетки валерьянки, скрывавшие в себе бриллианты. Там же — душераздирающий артефакт: «Образец контрабанды: пуговицы перлимутровые». Дальше один из сброшенных с Рейхстага орлов («Немцы в музей просили, а мы им не отдали!») соседствует со стендом, целиком посвященным Пауэрсу: все подлинное, от фрагмента фюзеляжа до пачки сигарет «Кент», ключа от явочной квартиры, очень солидной аптечки (на препаратах из которой, увы, почти невозможно разобрать названия) и отравленной иглы (отравленные трости, стреляющие ручки, фотокамеры, встроенные в портсигары, и прочие чудеса вообще составляют огромную часть экспозиции). Экскурсовод объясняет, что сын Пауэрса приезжал в Москву и «с большим интересом наш музей осматривал».

Про что это. Про очень многое, но особенно — про неизживаемую двойственность отношения к пограничникам у человека, выросшего в СССР.

Сентиментальный трип. Два чучела овчарок: легендарный Индус, пес Карацупы, и увешанный медалями Туман, герой западной границы.

Музей воды

Где: м. «Пролетарская»

Во дворе Музея воды, расположившегося в окрестностях «Пролетарской», стоят неработающий фонтан и колодец без ручки — пустой, уходящий в асфальт, но зато с наполненным до краев водою цинковым советским ведром. Местное население в майках-алкоголичках приходит посидеть у колодца в тени листвы с семками и колясками. Внутри, среди прочего, есть очень подробная схема первого кремлевского водопровода, а также портрет Дельвига-мемуариста, который, если верить подписи под картинкой, в семидесятые годы XIX века «лично возглавил московский водопровод». Два важных экспоната для любого интеллигентного человека — завещанная нам Галичем гиря водомера (пусть «водо-» и пусть головой не качает, просто лежит — но существует же!) и пузырчатая винная бутыль объемом в ту самую четверть, страшноватая и впечатляющая.

Про что это. С одной стороны — про возможность понять, что «эти суки», которые все время то что-то чинят, то что-то ломают, то перекрывают горячую воду, то плохо убирают снег, делают все-таки невероятный какой-то объем работы. С другой стороны — про возможность изучить в деталях, скажем, процесс снегоуборки, чтобы уже ближайшей зимой поддерживать собственное раздражение в адрес «этих сук» иллюзией понимания происходящего.

Сентиментальный трип. Небольшой стенд, рассказывающий о жизни работников Мосводоканала, переведенных на военное положение с началом Великой Отечественной войны, и диспетчерский журнал, открытый на 22 июня.

Музей уникальных кукол

Где: м. «Чистые пруды»

Крошечное помещение, где нельзя фотографировать, некому задавать вопросы, не вполне работают аудиогиды и не подписаны экспонаты, — но для человека, интересующегося историей повседневности, здесь, безусловно, есть на что смотреть. По сравнению с европейскими и американскими музеями кукол этот музей — очень камерный, но зато в нем есть прекрасно сохранившаяся «трехлицая» немецкая кукла (кукла, у которой можно поворачивать голову так, чтобы становилось видно то спокойное, то смеющееся, то грустное личико), несколько отличных будуарных кукол (в том числе кукла в прекрасно отшитом английском пальто) и целая коллекция различных кукольных «тел» — неодетых кукол XIX и начала XX века, позволяющих рассмотреть технологию создания самой игрушки. Правда, рядом с этим ми-ми-ми сундук, набитый кукольной обувью, производит впечатление мрачное и страшноватое — равно как и неожиданно затесавшиеся в коллекцию куклы из хлебного мякиша, сделанные заключенными в Бутырской тюрьме (среди них — квадратный милиционер-микроцефал и жалобная баба, похожая на закутанного еврея).

Про что это. Не только про пресловутые сложные щи в наших отношениях со всем антропоморфным, но и про то, как у нас на глазах история «ребенка просящего» продолжает сменяться историей «ребенка требующего».

Сентиментальный трип. Жемчужина коллекции — кукла наследника Тутти из фильма «Три толстяка», похожая на юную Лину Бракните каким-то оскорбительным образом.

Музей холодной войны

Где: м. «Таганская»

Адский бункер, расположенный на глубине 65 метров под землей, устроен как сама холодная война: действует круглосуточно, предлагает прямо внутри «отмечать дни рождения и свадьбы», и вырваться из него нельзя, пока экскурсия не закончится (продолжительность — от полутора до пяти часов). В советские времена это был засекреченный объект «Запасной командный пункт “Таганский” (ГО-42)» (очень рекомендуется сходить сюда поскорее, а то его, того и гляди, опять засекретят, предварительно перенеся в помещение полное собрание уставов Трулльского собора). На объекте можно заказать игру в страйкбол (про петанк, возможно, следует поинтересоваться отдельно). Посетителей пускают в бункер Сталина, связанный семнадцатикилометровым туннелем с Кремлем и отличающийся от построенного в тридцатых годах сталинского бункера более эффективной системой защиты на случай ядерной войны. Посетителям разрешают поиграться с рацией и посмотреть на Красную Кнопку. Впечатление от всего этого остается в высшей степени клаустрофобическое — причем в самых разных смыслах слова — и с выходом на поверхность исчезает только при условии, что вы не будете читать новости. Самый сложный эффект — от висящего на стене в одном из переходов плаката «Государственные символы СССР» (гимн, флаг, герб). Чтобы, значит, в случае ядерной войны не забыть чего.

Про что это. Про историю, которая никогда не заканчивается, а в фарс превращается только временно.

Сентиментальный трип. Пишмашинки, подразумевающие, видимо, незыблемость советского бюрократизма перед лицом ядерной бомбы.

Музей мебели

Где: м. «Таганская»

«А следующую неделю мы не работаем, следующую неделю у нас кино снимают». — «Про что?» — «Ну, как порядочные люди жили». Музей мебели — это особняк на Таганке, каждая комната которого оформлена так, «как порядочные люди жили». Здесь проводят свадьбы и банкеты, и в целом есть впечатление, что музей никак не может определиться с собственной идентичностью: павильон с интерьерами? Выставочное пространство? Склад, где посетители отбирают мебель, копии которой можно потом выполнить «под заказ» в связанной с музеем мастерской? В этой неопределенности есть совершенно определенная прелесть: неупорядоченность делает пространство больше похожим на не очень убранный дом, чем на выхолощенный музей им. Ильфа и Петрова. В туалетном столике валяется мелкий мусор, под комодом лежит расщепленное гусиное перо, карточки с видами Баден-Бадена вставлены в стереоскоп кривовато, и если пытаться их рассматривать — Баден-Баден вызывает легкое головокружение. Музейный дух представлен, скажем, комодом, отреставрированным ровно наполовину, чтобы зритель видел разницу между «до» и «после», и двумя креслами, одним — реставрированным, другим — набитым пружинами и паклей. Один из самых трогательных экспонатов — зеленое кресло, выполненное крепостным мастером специально к визиту Александра I — но, увы, с петровским гербом на спинке (Александр, впрочем, был, как известно, необидчив). «Этот домашний сейф мы назвали “полковая касса” за то, что он датирован 1812 годом». На секретере лежит хозяйственная книга, из которой видно, что хозяева дома сильно задолжали по векселям некоторому человеку по имени Мухаммедовъ Гулияръ Исаковъ — за муку. Если тайком открыть крышку секретера, можно найти внутри маленького пугливого серого паука.

Про что это. Про бестолковость ощущения «Россия, которую мы потеряли».

Сентиментальный трип. Еще одна толстенная хозяйственная книга, в которой записи до 20-го года идут медленным старческим почерком с округлым наклоном влево, а после 20-го — быстрым, костлявым и молодым, и в пределах одной страницы видно, как страшно раздуваются инфляцией нехитрые домашние цифры.

Музей психиатрической больницы им. Алексеева (Кащенко)

Где: м. «Тульская»

Надо звонить и договариваться, потому что на самом деле это не музей, а маленький архив, и для того, чтобы действительно что-нибудь увидеть, стоит говорить с хранителями, они же — экскурсоводы («Знаете, с сорок первого года какой пошел контингент? Вы думаете, что вы знаете. А вы не знаете. И мы, слава богу, не знаем»). Собственно, это такой музей, в котором надо настроиться на чтение документов — например, «скорбных листов» (историй болезни) и трудовых книжек работников больницы. Главное, про что надо спрашивать экскурсоводов и хранителей, — эвакуация больницы в 1941 году: основные материалы (в частности, докладные записки сопровождающих фельдшеров) лежат в архивах, но устного знакомства с сюжетом для сильного духом обывателя более чем достаточно. Про советскую психиатрию (в плохом смысле слова) говорят неохотно. Отдельное переживание — материалы, посвященные городскому голове Алексееву, которого, по странной иронии, впоследствии застрелит в думском кабинете какой-то душевнобольной.

Про что это. Про то, как в стране, где мы живем, исторически выстраивались конструкции здоровья и нормы, — и про то, каким невыносимо тяжелым был этот процесс даже для самых благостно настроенных участников.

Сентиментальный трип. Более сильное впечатление, чем посещение самого музея, создает проход к нему (и от него) по изумительному больничному парку — чистому, нежному, благоухающему, с играющими на скамейках в шахматы чисто выбритыми людьми в аккуратных халатах.

Музей народной графики

Где: м. «Чистые пруды»

Этот крошечный музей (известный ценителям как «Музей лубка») с основной экспозицией из трех комнат старается бороться за жизнь всеми доступными силами — например, постоянно проводя на своей территории авторские выставки (сейчас там можно посмотреть на рисунки мультипликатора и иллюстратора Назарука, создателя кота Леопольда). В первом зале постоянной экспозиции — копии отреставрированной лубочной «Библии Василия Кореня» конца XVII в. Из-за неканоничности ряда изображений тираж был в свое время почти полностью уничтожен, единственный экземпляр хранится в Петербурге, а здесь можно лист за листом посмотреть все 36 ее страниц, приведенных в порядок реставратором и директором музея Виктором Пензиным (в музее есть несколько холстов работы самого Пензина, среди них — лубочный святой Георгий поражает лубочного дракона, подпись — «Русский балаган»). Два других зала — про «лубок и войну» и про «лубок вообще»: «Удалые молоцы добрые борцы ахто ково поборитъ невсхватку тому ица всмѦтку». Там же — стрижка бород старообрядцем, старая кокетка верхом на старом пижоне и срамной лубок «Тарас плешивый» про лечение алопеции народными средствами. Со всем этим соседствует несколько образцов поразительной народной скульптуры, среди которых — довольно крупная деревенская керамика «Светлая Пасха», отдельно ценная тем, что произведена умельцем в 1975 году, и фигуры «Городовой-взяточник» и «Городовой верхом на свинье», мало чем отличающиеся друг от друга.

Про что это. Про вечность некоторых дискурсов в народном сознании.

Сентиментальный трип. Скульптурная композиция «Прощание Олега с конем», деревня Липяги, 1985 год. Олег безутешен.

Музей «Мой дом — Россия»

Где: м. «Маяковская»

«О! — говорит одна смотрительница другой, когда ты входишь в двери музея. — Смотри, народ косяком пошел, не зря мы на работу выходили!» В музее кроме тебя два человека, пожилая дама из провинции с юным внуком. По ошибке они начинают обход экспозиции с конца, то есть со стенда, имитирующего московский вещевой рынок в девяностые годы: «Вот смотри, Паш, все как у нас дома». Вся экспозиция разбита на «интерьеры» — небольшие выгороженные помещения, соответствующие разным (типизированным) образам жизни представителей разных страт в разные эпохи XX (в основном) века. С одной стороны — это, может быть, один из самых честных способов выстраивать музей повседневности, с другой стороны — обобщения и несколько казенный тон пояснений выбивают посетителя из настроя. Но если от этого отвлечься — оказываешься среди бесконечных капсул времени, вроде тех, которые так старательно пытались зарывать в землю пионеры. Один из способов развлекаться — рассматривать, переходя от стенда к стенду, включенную в разные «интерьеры» печатную продукцию: в келье семинариста — брошюра «Война и христианство», в «комнате квалифицированного печатника, арендованной в зажиточном доме» — сочинения Плеханова и книжечка «Политическiя партiи в Россiи», рабочем бараке Магнитогорского комбината — журнал «Догоним и перегоним». Там же, кстати, стоит гитара с вырезанной надписью «К.Е. Ворошилову» (невольно заставляющая думать о тюремных ножах, на которых вырезали имя того, на кого нож заточен). В кабинете Калинина на столе, среди открытых книг, — круглые очочки, на очень натуралистичной подмосковной дачной веранде — трехлитровые банки с солеными огурцами и помидорами. Боевая землянка Леонида Ильича Брежнева, к сожалению, представлена только макетом, зато в интеллигентской хрущобе висят портрет Хемингуэя и несколько подлинников Гогуадзе. От ночной дискотеки в Москве девяностых хочется плакать от умиления («На дискотеках имели место и негативные стороны повседневной жизни молодежи: алкоголизм, наркомания, проституция...»). Это желание только усиливается, когда видишь, что манекен в интерьере банка начала двухтысячных для устойчивости прикован к столу цепочкой.

Про что это. Про неизбежность ретроизации подлинной истории в массовом (и твоем собственном) сознании.

Сентиментальный трип. В чувашской «сельской горнице» пятидесятых годов — мещанские мраморные слоники на крышке радиолы.