Перселл, Селларс, Вера Павлова

В Перми стартует амбициозный европейский оперный проект про встречу двух рас

Первой громкой оперной премьерой сезона будет «Королева индейцев», последняя, недописанная опера Генри Перселла (1695), которую в конце сентября дают в Пермском театре оперы и балета. Меньше всего происходящее сейчас в театре походит на выпуск оперы в нестоличном российском городе. На выпуск оперы в столичном российском городе это, впрочем, тоже мало походит, да и для внероссийского оперного контекста это не самая привычная затея. Спектакль является копродукцией с Английской национальной оперой и Королевским театром Мадрида, чей интендант, известный первопроходец Жерар Мортье, — одна из ключевых фигур проекта (именно с ним, напомним, связана история другого фантастического сотрудничества — парижско-новосибирского «Макбета» Чернякова—Курентзиса (2008—2009)). Два других главных героя — маэстро Теодор Курентзис и легендарный американский режиссер Питер Селларс. Для всех троих Перселл — вторая совместная работа после прошлогодних «Иоланты/Персефоны» в Мадриде.

Над оперой Перселла произведена серьезная работа, ее избавили от чужой музыки, которая была к ней дописана после смерти композитора, и дополнили отрывками из других его сочинений. Но самое главное — Селларс написал ей новое либретто. В центре его истории — дочь вождя майя, которая отдана испанскому военачальнику. Речь идет о временах конкисты. «В своей постановке мы рассказываем историю встречи двух культур не в общепринятом, привычном контексте, где присутствуют испанцы в броне на конях и индейцы Монтесумы. У нас это история женщины, дочери вождя майя, которая стала женой европейца — испанского главнокомандующего — и родила ему детей — первых детей смешанной расы. Эти люди создали наш современный мир. И вопрос встречи культур все так же стоит сегодня в эпоху глобализации».

В новом либретто использованы предназначенные для декламации тексты из романа никарагуанской писательницы Росарио Агилар «The Lost Chronicles of Terra Firma» («Затерянные хроники terra firma»), написанного в 1980-х годах, после победы революции в Никарагуа. Переводом для русских титров (опера будет исполняться на английском языке) занимались поэтесса Вера Павлова и ее муж Стивен Сеймур. COLTA.RU публикует две сцены из нового либретто.

Сцена 3 — свадьба дона Педро де Альварадо и доньи Луисы, «королевы индейцев»

Донья Луиса
(актриса)

Я — ближайшая соратница и советница моего отца, вождя Шикотенга. Я умна и красива, и кровь моя благородна.

Я — одна из пяти дочерей вождей, девственниц, избранных, чтобы стать частью военной стратегии, замаскированной под гостеприимство.

Это внезапное решение изменит мою судьбу. Мне страшно, меня одолевает тревожное ожидание…

Мы узнали об иноземцах, когда они одержали сокрушительную победу в битве при Табаско. Раньше до нас доходили слухи об их высадке в Юкатане, но только теперь мы по-настоящему забеспокоились. С тех пор появлялись вестники, картографы, художники… Лазутчики, переводчики.

Они привезли изображения одиннадцати диковинных кораблей, летящих по волнам в направлении солнца с семью сотнями богоподобных мужчин на борту… у некоторых из этих мужчин было по четыре копыта, как у оленя, и хвост, но при этом — человеческое лицо; другие были полностью покрыты чем-то блестящим и твердым на вид…

У них было оружие, стреляющее огнем, подобное молнии и грому, мощное и ужасное. Ужасное настолько, что их наступление было невозможно остановить.

Индейские вожди обсуждали хитроумные планы защиты. Но пришельцы победили в первой же битве и вошли в наши селения и дома.

Тогда было сочтено необходимым заключить союз с богоподобными воинами в войне против ацтеков.

Мы, пять девственниц, были избраны для того, чтобы завоевать доверие захватчиков, узнать их как можно ближе и решить, боги они или смертные.

Тонкая стратегия. Победить их в битве невозможно. Но мы, девственные дочери вождей, можем родить детей от могущественных чужаков.

Я не должна забывать ни на минуту о своей миссии: исподволь покорить его, получше узнать его, а то, что узнаю, передать моему отцу, великому вождю Шикотенга.

Когда Генерал-Капитан принял мою руку из руки моего отца, я ощутила небесное прикосновение, и сердце мое наполнилось страхом.

Генерал-Капитан сказал моему отцу, слепому Шикотенга, а толмач перевел: «Это Педро де Альварадо, мой брат и первый помощник. Отдай ему донью Луису».

Так мне дали новое имя. Для них это было торжественным и знаменательным событием.

До чего же странная у меня судьба! Я подняла глаза, когда моя рука перешла из руки Генерала-Капитана в руку одного из его лейтенантов, дона Педро де Альварадо. Это был самый красивый из его воинов! Он был Тонатиу, Сын Солнца, как называют индейцы самых отважных и сильных.

Я дала согласие обратиться в католичество, войти в католический рай, отказавшись от рая моих предков, от их верований и обычаев, привыкнуть к новому имени, хотя мое родное более красиво. «Луиса» звучит хуже, это слово не означает ничего красивого, да и произнести его трудно. Оно не было мне дано родителями или судьбой, его самовольно выбрал священник, облаченный в темную рясу.

Имя, данное мне при рождении, я спрятала в самый укромный тайник моей памяти.

 
Хор
Вострубите трубою на Сионе

Вострубите трубою на Сионе,
Назначьте пост
И объявите торжественное собрание.
Соберите народ, созовите собрание,
Пригласите старцев,
Соберите отроков и грудных младенцев;
Пусть выйдет жених из чертога своего
И невеста из своей горницы.
Между притвором и жертвенником
Да плачут священники, служители Господа,
И говорят: «Пощади, Господи, народ твой!
Не предай наследия твоего на поругание,
Чтобы не издевались над ним народы!
Для чего будут говорить между народами:
Где Бог их?»

 
Сцена 4 — брачная ночь. «Он был мне богом»

Донья Луиса
(актриса)

Он принимает с неохотой и недоверием мою дружбу и услужливость. Он мудр. Он стоит передо мной, обнаженный, без своих тяжелых доспехов.

Он стоит передо мной: апельсин без кожуры, дерево без коры, птица без перьев. Мои братья и воины моего отца были бы рады увидеть его таким уязвимым!

В чем больше гордости и красоты — в его профиле или в профилях наших богов, чьи статуи я видела с детства, в его стати или в незыблемости древних пирамид, которые возвышаются так близко и в то же время так далеко от меня этой ночью?

Я становлюсь более уверенной, превозмогая его равнодушие… Я разминаю его, как гончар глину. Я натираю его губкой из трав и цветов, шелковистых и ароматных. Я глажу его белое тело, его покрасневшие от солнца руки, как рабыня, желающая угодить хозяину.

Понемногу он становится покорным. Он слушается меня, когда я прошу его знаками переменить позу, повернуться другим боком. Он, которого считают таким непримиримым! Я не могу удержаться от улыбки: голыми руками я поймала самого жестокого, самого хитрого из противников…

Я натираю его губкой. Вдыхая ароматы, он невольно испытывает наслаждение, умиротворение, негу. Бог ли он? Да, для меня он бог!

Я глажу его самыми кончиками пальцев; в эти минуты какое имеет значение, бог он или смертный?

Он поднимается на ноги. Он так высок, что я знаками прошу его опуститься на колени, чтобы я могла дотянуться до его лица. Мне приятно видеть его на коленях. Я ласкаю его прекрасное лицо, всегда улыбающееся, когда он восседает на своем невиданном звере. Я разговариваю с ним, я пою ему на моем языке, я стараюсь его ублажить. Он кажется мне ребенком!

Я разбухаю от безмерной сладости. Разве могу я остаться к нему равнодушной? Его родина так далеко! Разве могу я не петь ему песен наших прекрасных поэтов?

 
Контртенор
(за донью Луису)

Слаще росы из розы

Слаще росы из розы, свежее
Бриза на берегу цветущем
Ты, Поцелуй Бесценный!
Я обмираю, я холодею,
Я заливаюсь румянцем жгущим.
Все, что есть во Вселенной, —
Все, что вижу, чего касаюсь,
С чем ложусь, для чего просыпаюсь,
Все, что помню, все, чем владею, —
Стало Любовью. И только ею.

Донья Луиса
(актриса)

Я танцую медленно, без смущения, с грацией и страстью, как подобает девушке моего сословия, как это делали мои предки с незапамятных времен.

Пусть познает он блаженство любви и пребудет навсегда покоренным; пусть изменится сама суть его. Я отдаюсь ему медленно, сладко, в танце, как никакая другая женщина, ни наяву, ни в мечтах, не смогла бы отдаться ему по ту сторону моря.

Я молода, но знаю, что я делаю и для чего. Я сдаюсь снова и снова. Предаваясь любви, сотрясаясь, как земля… как открытая борозда… как плодородное черноземное поле, выдыхающее пар… как вода в лагуне, движимая трением ветра о ее поверхность… оплодотворяя и оплодотворяясь.

Я вся дрожу… Подобно горлице, подобно самке в течке. Вся моя плоть блаженно отвечает его движениям, исполненным силы и мужественности. Бог ли он? Какое это имеет значение… я побеждена.

Превосходящая по силе все человеческие ощущения, наша ликующая страсть кажется мне божественной. Сливаясь, мы переносимся в небесные обители. Туда, где боги оплодотворяют смертных, где смертные предаются любви с богами. Да, он — из сонма богов. Теперь я в этом не сомневаюсь. Я так и скажу отцу.

В глубине души я молюсь о том, чтобы он никогда меня не покинул, чтобы я смогла продолжить его род. Какое счастье, какая высокая цель: послужить скрещению нашей расы с расой богов, прибывших из-за моря! И я пою на языке киче:

 
Сопрано
(за донью Луису)

Смотри, императрица Ночь

Смотри, императрица Ночь
Со всем своим двором
Спешит сюда тебе помочь
Забыться мирным сном.

Пускай беда,
Нужда, вражда,
Тревога, зависть, суета
Покинут наш приют.

Пускай покой,
Зефир ночной,
Воздушных сновидений рой
Приют у нас найдут.