Перелетный театр

ЛИЛИЯ ШИТЕНБУРГ о проекте National Theatre Live и национальных особенностях английского театра

«Постепенно питейные заведения должны были стать диковинкой, как старый токай или вересковый мед. План был достоин государственного мужа. Но, подобно многим таким планам, он не учитывал того, что мертвое дерево может двигаться. Пока его перелетные враги втыкали вывеску где угодно, народ мог и радоваться, и негодовать, но главное — он волновался. Только одно было хуже, чем появление кабака, — его исчезновение».

Г.К. Честертон. «Перелетный кабак»

В середине лета в кинотеатрах Москвы, Петербурга и еще 20 российских городов в рамках проекта National Theatre Live начались показы спектакля «Аудиенция» по пьесе Питера Моргана в постановке Стивена Долдри, в роли Елизаветы II — Хелен Миррен. Интерес к проекту оказался столь велик, что прокат «Аудиенции» решено было продлить — в Москве спектакль можно увидеть и на этой неделе.

Показ театральных спектаклей в кино — идея не новая, к оперным и балетным трансляциям из нью-йоркской Мет меломаны уже привыкли. Но драматические спектакли — это несколько иная история, отнюдь не столь универсальная, как опера, а потому — неочевидная. Начиналось все, разумеется, с идеалов народного просвещения: сначала в Швеции, а потом и в Англии национальные театры решили стать «художественно-общедоступными» — на современном техническом уровне «общедоступности». Далеко не каждый зритель из какого-нибудь маленького захолустного городка мог себе позволить добраться до шведского Драматена или лондонского NT, а вот доехать до ближайшего кинотеатра и там увидеть прямую трансляцию столичного спектакля через спутник — это уже другое дело. Вряд ли тамошние театральные «акулы капитализма» так уж всерьез пытались нажиться на этих кинопоказах — съемки, оборудование и прочие технические подробности, надо полагать, обходятся недешево. Очевидно, что суть идеи была не в пресловутой «самоокупаемости». Во всяком случае — не в сиюминутной.

Сцена из спектакля «Аудиенция»

Иллюзию вечера в партере NT создают на совесть: прямой эфир, съемка минимум с восьми камер, грамотная работа со светом. Здесь многое, если не все, решают операторское мастерство и искусство монтажа. В NT Live спектакль не становится плоской картинкой, не пытается подражать кинематографу, режиссерскую мизансцену не нарушают «особый взгляд» оператора и резкий, рваный монтаж (фирменная «фишка» давних телепоказов спектаклей на канале «Культура»), а необходимость увидеть сцену целиком вовсе не означает, что публика будет вынуждена рассматривать микроскопические фигурки внутри коробочки: с крупностью плана, оказывается, можно работать. В общем, купив билетик в кинотеатр, зритель оказывается в первых рядах партера. Хорошие места.

Российская публика, относительно немногочисленная, но весьма преданная, находится в уязвимом положении — у нас спектакли идут в записи (существует разница во времени и проблема субтитров). Но некоторое нарушение правил игры внезапного «перемещения в Лондон» дела не портит — напротив, полный сеанс «театральной магии» с последующим разоблачением мог бы показаться кому-то антигуманным. «Рассинхрон» в этом случае вполне содержателен.

Первой премьерой NT, показанной в британских кинотеатрах в 2009-м, была расиновская «Федра» с Хелен Миррен в главной роли — к тому времени она уже лет пять не выходила на сцену, и «визит дамы» был обставлен с подобающей помпой. Ставил спектакль, если кому интересно, Николас Хитнер — остается понять, кому это интересно. Как известно, в английском театре ходят прежде всего на актера. И иногда на пьесу. Это старомодно, это несправедливо (по отношению к режиссерам), это чуточку даже провинциально. Но, черт возьми, как же это круто — конечно, если только у вас есть актеры.

В Англии есть актеры.

Сцена из спектакля «Загадочное ночное убийство собаки»

Всегда были и теперь не перевелись. Можно рассуждать о благотворном влиянии Оксбриджа на отдельных индивидуумов — или просто позавидовать общепризнанной установке на то, что актеру совсем не вредно быть умным или хотя бы образованным. По достоинству оценить крайне редкую — да почти невиданную — в наших широтах актерскую самостоятельность в авторском процессе создания роли. Не стоит только слишком настаивать на попытках разъяснить «метод» игры представителей национальной школы — при слове «Станиславский» они еще пытаются скрыть иронию, а вот при упоминании метода «американских кузенов» — не всегда. «Не будьте естественными, на сцене этому не место, но извольте казаться естественными» — этот классический островной принцип еще никто не отменил. Брук в свое время пытался «объяснить» Скофилда — но на вопрос «как он это делает?» так и не ответил.

Однако ни один из показанных NT спектаклей — «с Джули Уолтерс», «с Хелен Миррен», «с Бенедиктом Камбербатчем», «с Рори Кинниром», «с Джоном Литгоу» и т.д. — не становился антрепризным шоу концертирующей звезды. Известное имя на афише — не повод нарушения целостности спектакля и качества ансамбля. Крупность подачи главного героя (а вы, несомненно, получите Хелен Миррен на всю цену билета) не отменяет незыблемого художественного равновесия постановки. И это неправда, что режиссерские работы Николаса Хитнера, Мэриэнн Эллиотт, Ховарда Дэвиса, Джереми Херрина, Тимоти Шедера и других постановщиков не заслуживают внимания. Просто они его не привлекают. Планка ремесла столь высока, что даже вполне изобретательные спектакли (не говоря уже о концептуально незатейливых) не выглядят чередой режиссерских жестов. Результат может показаться скромным, но никогда — ничтожным. К тому же иллюзия того, что он достигнут без усилия, гарантирована.

Это точно не самый «продвинутый» театр. Но точно — необходимый.

Актерская «звездность» — это вопрос случая, мастерство все еще в цене, по крайней мере, во внутрицеховых кругах (не случайно Джуд Лоу то и дело возвращается на сцену, Кира Найтли пока безуспешно штурмует Вест-Энд, а Джиллиан Андерсон это уже удалось). Уровень «среднего актера» — особенно Национального театра — велик настолько, что многонаселенный спектакль вроде «Парламента» мог существовать вообще без звезд (если только вы не фанат Чарльза Эдвардса. Но ведь нет же?). Однако, разумеется, чтобы выйти за пределы острова, требовался «магнит попритягательнее». Первым спектаклем, транслировавшимся в Европе, а потом и в России, стал «Франкенштейн» Дэнни Бойла с Бенедиктом Камбербатчем и Джонни Ли Миллером. Фанаты «Шерлока» обеспечили кассовые сборы — и, несомненно, обеспечат еще раз, поскольку решено повторить трансляцию спектакля. Вот этот проект NT Live оказался по-настоящему прибыльным. Есть вероятность, что денег способна заработать и английская королева — в исполнении дамы Хелен Миррен.

Однако по поводу убыточных проектов, похоже, никто особо не переживает — потому что цели иные. Способность считать деньги, не теряя человеческого облика, — один из важных «уроков английского» в сфере искусства. Понятно, что не приходилось рассчитывать на аншлаги в кинотеатрах далеких стран, показывая там мало кому известные или просто новые пьесы с названиями вроде «Загадочное ночное убийство собаки» (спектакль — лауреат сразу нескольких премий Оливье нынешнего года, вновь возобновленный на другой площадке Лондона и идущий до сих пор). Или «Последняя из Хаусманнов» — Джули Уолтерс в роли умирающей старой хиппозы и Рори Киннир — гей-недотепа (и кому какое дело, кто были эти самые Хаусманны?). «Судья» — это в Англии Артур Пинеро — классик, а в России он недопереведен. «Люди» — кто, кроме людей театра, знает драматурга Алана Беннета? «Парламент» — три часа про отменно забавную борьбу двух политических партий внутри системы, тонкости которой за пределами острова знакомы немногим. Или даже «Тимон Афинский» — ну да, Шекспир, но вот в России, опять же, его практически не ставили. Допустим, Джона Литгоу, роскошно сыгравшего в «Судье», блистательную Джули Уолтерс или Фрэнсис де ла Тур («Люди») широкая публика еще более-менее видела в кино. Но крупнейших звезд британского театра Саймона Рассела Билла или Рори Киннира (а ведь он вроде бы гений) за пределами Лондона мало кто знает. Ну так и Камбербатч буквально за минуту до мировой славы был «всего лишь» превосходным театральным актером с высокой профессиональной репутацией в узких кругах. Не знали — так узнают.

Сцена из спектакля «Отелло»

В успешном существовании британской драматической сцены — консервативной, коммерчески ориентированной, — пожалуй, есть что-то раздражающее для российского зрителя: и для «новатора», уверенного в том, что современный театр — режиссерское искусство, и ценящего прежде всего оригинальность и свежесть идеи, и для «архаиста», все еще не теряющего надежды на то, что когда все, кому положено, умрут в российских актерах, настанет полное и окончательное возрождение отечественного театра. Первым будет нелишним напомнить, что «художественная целостность» спектакля исторически достигалась разными средствами (и как раз в островных условиях мог выжить и эволюционировать редкий и крайне любопытный вид). Вторым рано или поздно придется признать, что отсутствие структурированного общества со сложившимися, устойчивыми социальными ролями (позволяющими без усилий отличить леди от, скажем так, цветочницы), система местного театрального образования, ориентированного на инфантилизацию актера, и — как следствие — не вполне конкретные представления о чувстве собственного достоинства, транслируемые теми, кто выходит на сцену, — все это вместе не позволяет нам рассчитывать на сходный с британским результат, даже если все режиссеры вдруг станут тише воды, ниже травы.

Сцена из спектакля «Боевой конь»

Вроде бы парадокс: практически ни один из заявленных в афише NT Live спектаклей не выглядел «обязательным для посещения». И при этом ни один всерьез не разочаровал (что для меня, к примеру, практически немыслимо). Несмотря на то что постановки были неравноценные, каждый вечер в театре был проведен приятно и не без пользы. Это ужасно буржуазно. Конечно же. Однако работает. Так и выглядит театральная коммерция по-английски — за десятилетия (если не столетия) сложилась традиция: штука не в том, чтобы простой зритель сломя голову бежал в театр, как только там объявят премьеру (это прекрасно, это бывает, но рассчитывать на это нельзя). Штука в том, что когда бы этот потенциальный зритель ни собрался в театр, он наверняка найдет в афише нечто заслуживающее внимания, приятно проведет вечер и будет не прочь вернуться. Британский театр — это «верхушка среднего класса» театрального искусства. Шаг на ступеньку вверх — к вершинам авторского театра — дается крайне непросто, если в принципе еще возможен (где новый Брук? Где новый Питер Холл? А старый — где? Зато мы все знаем, где Кэти Митчелл — и она не в Англии). Но зато и ни шагу на ступеньку вниз.

Это точно не самый «продвинутый» театр. Но точно — необходимый. Эту нишу в разные годы в российском театре пытались занимать разные коллективы: так могла бы выглядеть — а в лучший период Рубена Агамирзяна, видимо, и выглядела — «идеальная» Комиссаржевка; по тому же пути шел владимировский Театр Ленсовета — да и точно ли ничего общего не было у такого типа театра с товстоноговским БДТ? Однако не случайно на «высоком среднем» уровне у нас не удержался никто. Потому что, как известно, даже для того, чтобы оставаться на месте, надо бежать очень быстро.