«Тренев? Зарезался? Как?»

COLTA.RU попросила своих авторов и друзей назвать всеми забытые, но важные сегодня тексты. ДМИТРИЙ ВОЛЧЕК рекомендует перечитать роман Михаила Арцыбашева «У последней черты»

До 12 августа COLTA.RU в небольшом летнем отпуске. Но, чтобы вам не было без нас совсем уж скучно, мы собрали на это время небольшую коллекцию всяких странностей и редкостей, в основном прошлых лет, которые, как мы надеемся, вам будет любопытно разглядывать.

«Жить в России или уезжать?» — начатая Катериной Гордеевой популярная дискуссия на эту тему камуфлирует другой, вечный вопрос: «Стоит ли жить вообще?». Именно его ровно сто лет назад задавали персонажи романа, который я рекомендую для летнего чтения: «У последней черты» Михаила Петровича Арцыбашева.

Разочарование и апатия после неудачи первой русской революции привели к стремительному росту суицидальных настроений: вешались, стрелялись, топились и принимали яды представители всех слоев российского общества, хотя надо признать, что самоубийц-интеллигентов, мучения которых описывал Арцыбашев, было гораздо меньше, чем самоубийц-крестьян. «После 1905—1906 гг. самоубийства стали у нас настоящим бытовым явлением», — писал социолог П. Сорокин, а Корней Чуковский в 1912 году определил: «Наша страна внезапно превратилась в клуб самоубийц». Все главные герои законченного в том же году романа «У последней черты» после горьких раздумий о тщете бытия кончают с собой. Можно не сомневаться, что эта книга, вызвавшая (как и первый роман Арцыбашева «Санин») общественную дискуссию, подтолкнула немало читателей к роковому решению, так что можно назвать «У последней черты» русским «Вертером».

Арцыбашев был необычайно серьезен, однако пафосность его разочарованных в жизни героев, умирающих с проклятиями на устах, производит комический эффект. Думаю, что именно этот роман вдохновил Даниила Хармса на известный сюжет из цикла «Случаи»: «Однажды Орлов объелся толченым горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридонова упала с буфета и тоже умерла. А дети Спиридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридонова спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причесываться и заболел паршой. А Круглов нарисовал даму с кнутом и сошел с ума. А Перехрёстов получил телеграфом четыреста рублей и так заважничал, что его вытолкали со службы».

Художник Михайлов — один из героев «У последней черты». Кажется, наши ненавидящие друг друга обэриутоведы до сих пор не замечали этого. Дарю им всем свое открытие.

Дмитрий Волчек

Из романа Михаила Арцыбашева «У последней черты»

Михайлов вдруг перебил себя с внезапным взрывом тоски:

— Скажите, для чего жить, доктор?

— Не знаю...

— Но вы-то сами для чего живете? — почти с ненавистью спросил Михайлов.

— Я? — с удивлением переспросил доктор. — Я просто устал...

— Как?

— Устал, — повторил доктор Арнольди, и в пухлом голосе старого, обрюзгшего человека послышалась в самом деле такая глубочайшая, до самого сердца проникшая усталость, что Михайлов вдруг сразу понял его.

Да, это так... человек может устать до такой степени, что будет все шагать и шагать вперед, даже не думая об отдыхе, пока не свалится, чтобы не вставать более!..

Михайлов блестящими глазами смотрел на доктора, как бы стараясь что-то прочесть на его обрюзглом, ничего не выражающем лице.

— Вот... — сказал он и оборвался.

Тут вдруг неожиданно загудел самовар, булькнул, просипел что-то и умолк.

Я не могу жить, но и умереть не могу!

— Слушайте, доктор, — опять начал Михайлов, как бы прислушиваясь к чему-то в глубине своей души, — вы устали, я понимаю, но ведь я не устал! У меня все рвется и дрожит в душе, я бы, кажется, весь мир схватил и перевернул, а в то же время я не могу жить! Это не фраза, доктор, я правда чувствую, что у меня нет почвы под ногами, что впереди нет ничего!.. Мне все равно уже, что было вчера, что будет завтра! Я не могу жить, но и умереть не могу! Я каждый день говорю себе, что довольно, что, умирая, я ничего не потеряю, о чем бы стоило жалеть... Но в то же время, когда я подумаю, что сегодня в последний раз вижу вас, вот этот стул, солнце, что ли, меня охватывает такая тоска, что я в ужасе закрываю глаза на все и стараюсь забыть даже, что смерть вообще существует!.. Мне никого не жаль, доктор, мне совершенно все равно, что умерла Лиза, что застрелился Краузе, что на войне гибнут тысячи людей, что вчера кого-то повесили, но если у меня на глазах у кого-нибудь болят зубы, я корчусь от боли вместе с ним!.. Господи, как я завидую какому-нибудь тупому социал-демократу, который верит в свою программу и твердо убежден, что он должен жить для того, чтобы в сорок втором столетии у всех в супе была курица!.. Я завидую Наумову, который поверил в свою ненависть!.. У меня же в душе ничего нет. Понимаете — ничего! Я даже и понять не могу, как могут люди верить во что бы то ни стало! И я думаю, доктор...

— Что? — как бы сквозь сон спросил доктор Арнольди.

— Я думаю, что и никто не верит!.. Ни во что не верит, ни в Бога, ни в черта, ни в человечество, ни в идеалы красоты и правды! И никто не любит жизни, не любит ни природы, ни людей!.. Все это только порождение страха перед концом, отчаянная, безумная трусость: ведь иначе никакими красотами и истинами не соблазнить бы человека и на три дня жизни, потому что жизнь попросту неинтересна!.. И вот одни выдумывают какую-то другую жизнь, другие стараются жить за всех, третьи поют гимны жизни как факту, но все это только от страха перед черной дырой, в сравнении с которой как простое стекло на черном бархате кажется алмазом, так и наше, в сущности, нисколько не любопытное, весьма даже глупое солнце кажется ослепительным источником света, красоты и прочее!.. А я... я такой же трус, как и все!.. Что мне, наконец, обманывать самого себя?

Кто-то тяжело взбежал на ступени крыльца и с размаху ударил в дверь. Михайлов вздохнул и оборвался, доктор Арнольди поднял голову.

— Кто там? — крикнул Михайлов. Дверь ударилась в стену, и, весь забрызганный грязью, белоусый и бледный солдат вбежал в комнату.

— Доктор, пожалуйте скорейша... несчастье... их благородие зарезались!

— Кто? — вскрикнул Михайлов и вдруг узнал денщика Тренева. — Тренев? Зарезался? Как?

— Бритвой! — как помешанный ответил солдат. Михайлов дико смотрел на него. Доктор Арнольди торопливо натягивал пальто.