Аскольд Иванчик: «Это был плохой ученый, взял три рубля в долг, не зря его посадили»

Реформа Академии наук больше похожа на ее разгон. НАТАЛИЯ ЗОТОВА поговорила с историком и членом-корреспондентом РАН, который написал гневное открытое письмо министру образования и науки Ливанову

— Благодаря реформе РАН вы станете академиком автоматически. Что в этом плохого?

— Во всех академиях мира, заслуживающих этого названия, академиками становятся в результате выборов. Именно поэтому членство в академиях ценится и им гордятся — это знак признания твоих заслуг со стороны тех людей, которые сами пользуются общим признанием в научном мире. А быть назначенным академиком в результате чиновничьего переворота — это все равно что пробраться в дом незваным через черный ход. Гордиться здесь нечем, и само звание теряет всякий смысл. Это как если бы всех приехавших на Олимпиаду спортсменов еще до соревнований назначили олимпийскими чемпионами. Не думаю, что им бы это понравилось.

Кроме того, членам-корреспондентам РАН вовсе не предлагается стать академиками автоматически. В проекте закона было прямо сказано, что для этого требуется написать заявление о принятии в новую академию. Написание такого заявления означает согласие с ликвидацией сегодняшней РАН и признание легитимности новой. Это, конечно, сделано не случайно: авторам проекта явно хотелось унизить членов академии. Для пущего унижения за этот акт «целования злодею ручки» обещали в четыре раза повысить ежемесячное денежное содержание. При этом на иностранных членов это требование не распространялось: они, очевидно, были признаны академиками «первого сорта» и зачислялись в новую академию автоматически. После второго чтения закона формулировки изменились на более мягкие: академия не ликвидируется, а сливается с двумя «малыми» академиями (медицинских и сельскохозяйственных наук), разница между российскими и иностранными членами устраняется:  и те и другие теперь «могут стать академиками». Что скрывается за последней формулировкой, однако, неясно — она намеренно расплывчатая и подразумевает возможность возвращения к обязательному «целованию ручки».

Есть еще и вопрос о том, академиком какой академии ты становишься в результате этих процедур. В реформированной академии будет больше двух тысяч членов (в нынешней около 500 академиков и около 700 членов-корреспондентов), причем половина из них попадет туда без всяких выборов из академий медицинских и сельскохозяйственных наук, уровень которых несравним с уровнем РАН. Возникнет чудовищный тематический перекос: реформированную академию, по словам одного из моих коллег, было бы правильно называть Российской академией медицинских, сельскохозяйственных и прочих наук. Так что и уровень новой академии резко падет.

— COLTA.RU — не научное издание, поэтому попрошу вас объяснить читателям, далеким от науки: что вообще такое Российская академия наук для научного мира России?

— Академия наук — старейшее научное учреждение России, основанное в 1724 году. За время ее существования характер академии существенно менялся, а свой современный облик она приобрела в 20-е годы XX века, то есть и в нынешнем своем виде существует уже примерно 90 лет. Главная особенность РАН — в обязанности ее сотрудников не входит преподавание, институты РАН занимаются научными исследованиями. В настоящее время фундаментальные исследования в нашей стране сконцентрированы именно в РАН. Вузовская наука играет здесь гораздо меньшую роль, главным образом потому, что университетские преподаватели перегружены: у нас считается нормой, когда у доцента или профессора 20 часов преподавания в неделю, в западных университетах норма — от четырех до шести часов. Естественно, при такой нагрузке преподавателям некогда заниматься исследованиями. То есть атака на академию — это атака на фундаментальную науку.

Впрочем, противопоставление академической и вузовской науки — один из мифов противников академии. И в советское время многие крупные ученые из академии преподавали в университетах, а сейчас это общая практика.

Очень важная особенность академии — ее автономия и самоуправляемость. Необходимое условие успешного развития науки — свобода научного поиска. Никто не может предписывать ученому, какой тематикой ему заниматься и какие методы использовать, иначе толку не будет. Результаты этих свободных исследований может квалифицированно оценить только само научное сообщество. Такая свобода в академии обеспечивается лучше, чем в других известных мне российских институциях. Условие этой свободы — административная самостоятельность. Например, директора исследовательских институтов избираются. Право выдвижения принадлежит выборному Ученому совету института, или трем академикам, или членам-корреспондентам соответствующего отделения. Все выдвинутые кандидатуры обсуждаются на общем собрании сотрудников института, и по ним проводится тайное голосование. Окончательные выборы проводятся на общем собрании отделения, в котором участвуют члены отделения и представители всех его научных институтов; при этом уровень поддержки коллектива института играет решающую роль. Автономию академии не решался уничтожить даже коммунистический режим, несмотря даже на то, что она изредка проявлялась и в политической сфере. Так, несмотря на давление сверху, академия отказалась исключить из своих рядов Сахарова. В последнее десятилетие РАН также не раз проявляла свою независимость; думаю, это и стало одной из причин расправы с ней.

— Образование, которое возникнет на месте нынешней РАН, вы в своем письме называете имитацией. Почему? Что изменится?

— Я уже говорил об этом. Но важнее другое. Главное содержание реформы — передача управления наукой от ученых чиновникам. Институты выводятся из подчинения РАН и передаются некой непонятной структуре, подчиняющейся правительству. Распределение ресурсов на исследования и их администрирование передается людям, науке чуждым и плохо представляющим себе ее нужды. РАН лишается самостоятельности, даже директора институтов будут назначаться извне. Практически никаких рычагов влияния на научную политику у новой «РАН» не остается.

Атака на академию — это атака на фундаментальную науку.

— Вы согласны с мнением, что РАН в нынешнем ее виде нуждается в реформировании?

— Конечно, РАН не идеальна, и о необходимости ее реформирования говорят все. Но проблема в том, что ничего лучшего или даже сравнимого с ней в области фундаментальных исследований в стране сейчас нет. Если даже согласиться с теми, кто считает, что академию надо уничтожить, то, прежде чем это делать, было бы разумно создать рядом с ней параллельную структуру, которая могла бы взять на себя ее роль. Как сказала одна моя коллега, если вы решили, что у вашего водопровода пора менять трубы, вы, наверное, сначала проложите новый водопровод, а потом демонтируете старый, а не поступите наоборот. Сам я считаю, что научные структуры, подобные РАН, в которых сотрудники заняты фундаментальными исследованиями и не обязаны преподавать, полезны для развития науки. При реформировании РАН я бы считал правильным использовать опыт сходных европейских научных институций, прежде всего Национального центра научных исследований Франции, а также немецких Общества Макса Планка, Объединения Гельмгольца и академий. Американская модель в силу многих причин для России — по крайней мере, в нынешних условиях — не подходит. Очень разумная программа реформирования академии была предложена недавно избранным президентом РАН Фортовым.

— В рейтинге журнала Nature РАН находится на 193-м месте из 200. Все действительно так плохо или у них рейтинг какой-то неправильный?

— Вопрос о разнообразных рейтингах и наукометрии в целом довольно сложный. Сам я гуманитарий, и, конечно, мне проще судить о моей области. Так вот, в гуманитарных науках пока не создан ни один работающий рейтинг. Среди прочего это связано с тем, что существующие рейтинговые агентства, такие, как Web of Science, Scopus и другие, ориентированы только на англоязычные публикации. Даже самые крупные и авторитетные издания, публикующие статьи на немецком, французском, итальянском, не говоря уже о русском, в этих базах данных не индексируются. В то же время в гуманитарных науках по-прежнему публикации на этих языках играют не меньшую роль, а согласно этим базам их как бы вообще не существует. Раньше я думал, что эти рейтинги неплохо работают в точных науках, однако из общения с некоторыми коллегами в Совете по науке МОН выяснил, что это не всегда так. К рейтингам весьма скептически относятся многие математики. Еще в 2009 году был случай, когда самой цитируемой в мире статьей по математике стала публикация одного китайского ученого, состоящая из почти бессмысленного набора слов. Цитируемость ее была специально накручена, что сделать оказалось очень легко.

В последнее десятилетие РАН также не раз проявляла свою независимость; это и стало одной из причин расправы с ней.

Когда наукометрические показатели превращаются в главный критерий оценки труда ученых, как это было в Китае и, возможно, будет у нас, злоупотребления становятся неизбежными и массовыми: накрутить показатели гораздо проще, чем написать даже среднюю статью. Вообще наукометрические показатели оказались очень уязвимы к подтасовкам, недаром рейтинговые агентства ежегодно исключают из своих списков десятки журналов, уличенных в искусственном накручивании импакт-факторов, цитируемости и т.д. По этой причине даже в США (а именно под американскую науку рейтинги изначально были «заточены») все больше осознают неполноценность импакт-фактора, индекса цитируемости и других наукометрических показателей и отказываются от опоры на них при принятии административных и финансовых решений.

Что касается рейтинга Nature, это лишь один из множества внутренних рейтингов, значение которого не стоит преувеличивать. Я не хочу сказать, что наукометрические показатели не следует учитывать вовсе, но к ним следует относиться очень осторожно и понимать, что они отражают не столько качество научных исследований, сколько умение эти исследования рекламировать и продвигать.

— Как отразится реформа на конкретных ученых? Садовничий, например, уже говорит, что реформа сделает науку более комфортной для отдельного ученого.

— Категорически не согласен. Подчинение ученых чиновникам неизбежно приведет к тому, что резко возрастет — и будет возрастать бесконечно — бюрократическая нагрузка, усложнится отчетность, будет труднее использовать гранты... Успешные ученые из такой системы будут вытесняться.

— Ждете какого-то ответа от Ливанова на ваше письмо? На какую обратную связь рассчитываете?

— Конечно, никакого прямого ответа я не жду. На письма такого жанра ответов не бывает. В понедельник (интервью было взято в воскресенье, 7 июля. — Ред.) я буду участвовать в совместном заседании Совета по науке и Общественного совета МОН, где впервые увижу Ливанова лично. Возможно, там и удастся наладить нечто вроде обратной связи, не со мной, конечно, а с советами, в частности, с Советом по науке, который создан всего три месяца назад, но которому этой обратной связи очень не хватает.

— Что лично вы намерены теперь делать? Уходить из РАН вовсе? Принимать правила игры?

— Почему же я должен уходить из РАН? Я планирую оставаться сотрудником Института всеобщей истории, продолжать заниматься наукой и редактировать «Вестник древней истории». Разумеется, если не уволят. Но такой вариант мне трудно представить.

— Да, и еще: к ученым, которые от отчаяния вышли на улицы, почти никто не присоединился, на митинге было полторы тысячи человек, это много для круга ученых, но мало в масштабах страны. Реформа РАН как-то заденет людей, которые наукой не занимаются?

— Конечно, заденет, потому что работать в науке станет еще труднее и неприятнее. Это приведет к дальнейшему падению уровня и объема научных исследований в России и к усилению «утечки мозгов». Результаты почувствуют все, даже те, кто считает, что в их жизни от науки ничего не зависит.

У нас общество вообще очень атомизированно. В последние дни в блогах раздаются голоса, в том числе оппозиционно настроенных журналистов: академики и академия, мол, сами виноваты в том, что их беды никого не интересуют, и так им и надо. Ведь они не заступались за вузы, которые были признаны неэффективными, за Гуриева, который вынужден был уехать, не боролись с мракобесием и прочее. Эти голоса поражают даже не столько своей злорадностью, сколько невежеством и смешением совершенно разных событий в одну кучу. Я уж не говорю о том, что сотрудники РАН участвовали в разных протестных акциях не в меньшей (а я думаю, что в процентном отношении и в большей) степени, чем представители других профессиональных сообществ. В гуманитарной сфере, пожалуй, самым скандальным случаем признания неэффективным вуза был РГГУ. По этому поводу Отделение историко-филологических наук приняло специальное постановление и использовало разные менее публичные (они в нашей стране, как известно, эффективнее) способы поддержки РГГУ. В результате вскоре после признания университета неэффективным министерской комиссией сам министр Ливанов в телеинтервью с Познером перечислил ВШЭ, РЭШ и — сюрприз — РГГУ как гордость отечественного образования и будущие аналоги Кембриджа и Гарварда.

Гуриев был одним из вдохновителей и идеологов нынешнего уничтожения РАН и ее открытым врагом.

Что касается борьбы с мракобесием, то, я думаю, никто не сделал больше для этого, чем академическая Комиссия по борьбе с лженаукой. Достаточно вспомнить о «деле Петрика», когда академия вступила в прямую конфронтацию со спикером Думы Грызловым. Что-то я не припомню других российских институций, которые бы отваживались на это. А вот российские журналисты, в первую очередь телевизионные, немало делают для распространения суеверий, мракобесия и лженаук в российском обществе — какой канал ни возьми, включая почтенную «Культуру», там будут передачи или о живой воде, или о цивилизации великанов, или о «новой хронологии» Фоменко. Насчет судьбы Гуриева упрек и вовсе удивителен: Гуриев был встроен во власть и несет ответственность за многие ее действия; конфликт с ним и его отъезд — конфликт внутри властной верхушки, вроде дела против Сердюкова. Можно, конечно, ему сочувствовать, можно призывать к его защите. Но странно требовать этого именно от РАН. Гуриев был одним из вдохновителей и идеологов нынешнего уничтожения РАН и ее открытым врагом. Тем не менее, когда он уехал, никто в РАН не радовался и не высказывался, во всяком случае официально, в духе «туда ему и дорога». Это куда достойнее, чем злорадные высказывания по поводу академии, которые мы слышим в последние дни от его окружения из РЭШ и ВШЭ.

Вообще подобные реплики мне напоминают реакцию некоторых людей на посадку знакомого по политической статье в 70-е годы. Они сразу вспоминали, что этот знакомый был плохой ученый, бил жену и вообще взял как-то три рубля в долг и не отдал, так что, в общем, не зря его посадили.