Каково быть геем в Чечне

КСЕНИЯ ЛЕОНОВА выслушала рассказ молодого человека в Гудермесе

Мы познакомились с Умаром случайно — в ресторане, где он работал официантом. Грубый голос, черная одежда, настоящий джигит, его выдавали только тимберлэнды — в Чечне такую обувь мало кто носит — да хитрый взгляд. Я спросила, где тут можно покурить. И он отвел меня в подвал, с удовольствием сам затянулся сигаретой, а потом вдруг расстегнул черную кофту, и из-под нее вылезла яркая хипстерская футболка. Вмиг его голос из баритона превратился в сопрано, а сам он стал удивительно манерным. У меня были знакомые геи в Чечне, так что я уже знала, что показывать манерность тут — знак великого доверия.

Мы виделись еще несколько раз, и ни разу я не задавала Умару вопрос напрямую — гей он или нет, в Чечне так не принято. Я не спрашивала даже, когда мы сидели в компаниях, где про всех остальных я точно знала, что они — геи. Все они к тому времени уже отказались давать мне интервью. В последний день перед отъездом я принесла Умару гей-номер «Афиши» и молча положила на стол. «Я читал в интернете, — неожиданно сказал Умар. — Там есть твои статьи. Хочешь — поговорим?» Следующие шесть часов он проговорил без умолку, рассказывая вещи, которые до этого не рассказывал никому.

Умар, Гудермес, 25 лет

(Все имена героев изменены.)

Я начал чувствовать себя странно лет в пять-шесть. Наверное, у меня начала просыпаться сексуальность. Помню, мы играли в пап и мам с девочками и всюду трогали друг друга, и меня почему-то их попы занимали больше всего. И, надо сказать, куда больше девочек меня интересовали мальчики — в основном лет 13—14. Они были по-настоящему красивы. Что это красиво, я понимал. А то, что я гей, не понимал, я слов-то таких не знал. И, конечно, о своей этой странности ни с кем не говорил.

Я осознал, что я гей, в 15 лет. Это было летом, то лето я проводил в селе у родственников. И влюбился в своего соседа. Его звали Захид. Высокий, худощавый, кудрявый. У него было от природы красивое тело, смуглое, созданное скульптором высокого класса. И он был постарше меня, ему было года 23. Первое по-настоящему сильное возбуждение я испытал, когда увидел его в простой белой майке на этом прекрасном загорелом теле.

Конечно, сначала я не понимал, что влюбился. Мы просто начали дружить и проводить вместе кучу времени. У него было бесчисленное множество двоюродных братьев, в том числе моих ровесников, но он всех их бросал, чтобы подольше побыть со мной. Когда он говорил что-то, даже в компании, казалось, он говорил для меня одного. Когда он при всех спрашивал совета о чем-то, казалось, ему важно лишь мое мнение. А я — я испытывал счастье от одного звука его голоса. Когда Захид уходил на работу на стройку, он имел обыкновение отдавать мне свои ценные вещи — телефон или деньги. И я не просто их берег, я часа за два до того, как он должен был вернуться, выходил ему навстречу, смотрел в ту сторону, откуда он должен был прийти. Привязанность ко мне была столь очевидна, что братья и сестры Захида ревновали его ко мне.

Мы оба, не понимая, что делаем, пытались нащупать границы дозволенного. Когда мы играли в футбол или дурачились, он позволял мне на себя садиться. Мы проделывали это, только если рядом было много народу, лучше девочек, как-то сразу было понятно, что с ними безопаснее. Это все выглядело как игры с племянником, не больше. Меня любили все, его любили все. К тому же мы оба проводили много времени с девочками, всегда вместе.

Как-то Захид стоял на пороге своего дома, почему-то вокруг никого не было, и жевал жвачку. Я подошел к нему и спросил, нет ли у него еще жвачки. И Захид вдруг сказал: «Возьми!». И показал жвачку с губ. Я не верил в происходящее. Ведь Захид, он был настолько чистый, вы даже представить себе не можете. В свои 23 он не курил, не пил, он даже не пробовал алкоголя, он был сильно верующим. Я взял жвачку, и от прикосновения к его губам меня как ошпарило. Я взял жвачку, перестал трогать его губы, но лица не отвел. И пристально смотрел в его глаза. А он в мои. Прошло, наверное, несколько секунд, но казалось, что целая вечность. Потом он резко отстранил меня, вмиг изменился в лице и ушел внутрь, в дом, не сказав ни слова.

Мы не виделись день или несколько дней. Очень-очень-очень долго. А потом он пришел и сказал, что уходит туда. К бородачам. В горы. Через неделю.

Как прошла та неделя, я не помню. Но я хорошо помню последнюю ночь. У меня тогда не было своей комнаты, мы спали в ней вместе с братом, на одной кровати. И Захид спал в комнате вместе с братьями. И вот он пришел к нам днем, сказал, что хочет отдохнуть, а братья мешают. И мой брат предоставил ему свою комнату. Захид так там и уснул. Почему-то ночью брат ушел спать куда-то. А я просто пришел спать к себе. И увидел Захида. Он лежал на моей кровати, в одежде. В той самой белой майке, которая мне так нравилась. Он весь скрутился, ему не хватало одеяла. Я слышал, что он спит, по дыханию. Я лег тихонько рядом на руку, так, чтобы видеть его лицо, а подушку сжал в руках. И провалялся так несколько часов, просто смотря на него, спящего. Он не ворочался вообще. А когда прозвенел будильник, он просто открыл глаза. Так резко, что я вдруг подумал, что он и не спал все это время. Мы минуту смотрели друг на друга. А потом он встал и молча ушел. Больше я его не видел. Через год мне сказали, что он умер. Его убили в горах во время одной из зачисток. И похоронили как араба. Он ведь был такой смуглый.

Если бы все вскрылось, это был бы позор. На всех братьях и сестрах, они бы уже никогда не смогли жениться нормально или устроиться на хорошую работу.

Я думаю о нем почти каждый день. Я уверен, что он любил меня, но не знал, что со всем этим делать. А чеченские мужчины, когда не знают, что им делать, часто уходят в горы к бородачам. И их там часто убивают.

Я вернулся после того лета в школу, и меня понесло. Все старшие классы до конца школы я гулял с девочками, целовался, сосался, лапал их за все места. В 11-м классе у меня появилась подружка, нас все в школе считали парой, и мы даже не стеснялись обниматься перед учителями.

Я окончил школу и пошел работать. Мне было лет 17, так и перло. Наверное, если бы рядом была девочка, то можно было бы отвлечься. Но по нашим традициям это запрещено. Так что отвлечься мне было не на кого. И однажды я обнаружил, что существует сайт знакомств для гомосексуалистов и на нем есть комната знакомств. Я познакомился там с парнем из Чечни, ему было 27.

Как мы общались, это отдельная история — ведь никогда не знаешь, кто там на том конце провода и не захотят ли тебя подставить. Тогда как раз начались гонения на геев, до этого они могли спокойно разгуливать по улицам с длинными волосами и накрашенными, как в фильме «Александр», глазами, даже ногти красили. Но потом пару человек убили, кого-то избили, и все стали прятаться. Мы так боялись спалиться с тем 27-летним парнем, что переписывались не один месяц. В итоге тот парень прислал мне свои фотографии первым, вернее, это сделал его друг. Я свои фотки не прислал, но мы все же встретились. Сначала в людном месте, а потом на пустой квартире.

Мы не переспали с ним. Поцелуи, голые тела, не больше. Я не мог дать ему большего. Вскоре он ввел меня в круг своих друзей. Это называется тема. Когда ты приходишь в тему, твой парень показывает тебя всем, как драгоценность. Тема очень маленькая, новых людей мало, и ты только с ними можешь быть тем, кто ты есть. Все хотят с новеньким переспать. У нас есть шутка, что в Грозном все идут по третьему кругу. А у нас, в Гудермесе, — по пятому.

Я понял, что вокруг много парней помоложе, постарше, посимпатичнее. Мне начали приходить предложения от стариков, они говорили, что дадут мне все, хотели сделать из меня содержанку. И для меня было делом чести отказаться от таких предложений.

Парня, который меня туда привел, я бросил, так ему и не отдавшись, и ушел к его лучшему другу. Потом еще к одному парню и еще к одному. В какой-то момент у меня было трое. Кувыркаешься на пустой квартире с одним, потом идешь на свидание с другим, а вечером в кафе с третьим. Я не парился, но меня бесила вся эта непостоянность.

И я все еще был девственником. Ну, сзади. Джигит во мне не позволял отдаться до конца. Два года с собой боролся. Я пробовал сам кого-то трахать, но это было не очень здорово, все-таки я пассив. Мне хотелось быть более слабым, ведь в обычной жизни я должен был быть очень сильным. Ты в этой натуральной жизни сильный-сильный-сильный. Тебе хочется быть слабым. Интересно, у нас в чеченской теме мало универсалов. Активов много, и они никогда не позволяют трахать себя. Это такие джигитские заморочки. Если ты трахаешь кого-то, но сам не позволяешь делать это с собой, значит, ты джигит все еще. Не пидовка.

Если бы ты знала, как сложно жить двойной жизнью! Я называл парней женскими именами, если рядом кто-то находился, и так с ними ворковал, что считали меня тем еще бабником. Выходя за стены дружеской квартиры, ты перестаешь кривляться, минимум манерности. Грубый голос. Если оказываешься в компании, где говорят о женщинах, сам рассказываешь о них, представляя при этом своих бывших парней. Грубо шутишь о пидорасах. Сергей Зверев, Оскар Уайльд, Петр Чайковский — не вздумай сказать, что восхищаешься ими.

Когда в течение многих месяцев мы не получим от него ни весточки, мы поймем, что его убили.

Попутно вокруг я завел кучу девочек, чтобы их как бы трахать. Схема траханья такая: зовешь ее на пиццу, потом еще раз, потом пицца и выпивка, потом накуриваешь, получаешь трах. Вообще-то это не совсем трах, это называется присунуть. Ну, то есть как бы потрахаться, но девственности их не лишать. Ведь если выяснится, что девушка не девственница, ее по нашим обычаям должны будут убить. Вообще-то ошибки случаются часто, и таких девушек часто потом убивают. Но у меня есть младшая сестренка, я ее очень люблю и никогда не лишал девочек девственности. Так что я вел себя со своими девочками как либерал — никогда не лишал их девственности.

Но все это лишь маска. Всю жизнь ты врешь, и только ночью на пару часов ты можешь сорвать маску, занимаясь петтингом со своим парнем. Даже в своей компании ты не можешь расслабиться. Потому что ты сидишь с тремя геями, и тут в ком-то из них может проснуться джигит, тот самый, что не позволял мне по-нормальному трахаться целых два года, и кто-то из этих сидящих рядом с тобой геев может назвать тебя пидовкой. И обижаться глупо, человек же это не контролирует. Это все из-за двоемыслия, понимаешь? В каждом из нас сидит этот джигит, он не дает нам расслабиться.

Сам я называл человека пидовкой только один раз в жизни. Я пытался вразумить друга. Он красив, как девочка, и он спит с каждым встречным. И вот его я однажды обозвал пидовкой, потому что если он и дальше будет так себя вести, его убьют, и мы узнаем об этом спустя много месяцев, в течение которых его родственники будут врать, что он уехал куда-то или сильно заболел. И только когда в течение многих месяцев мы не получим от него ни весточки, мы поймем, что его убили. Я за него боюсь. Он просто не пытается жить двойной жизнью, в этом вся проблема.

Конечно, я изменился. Я вернулся в Гудермес, и отец, и братья стали говорить — одеваешься не так, прическа не та. Но они мне все это прощали, ведь я много всего делал для семьи. И потом, вокруг меня вилось такое количество девочек, что никому бы в голову не пришло заподозрить меня в том, что я гей.

Геи нашлись и в Гудермесе, я встречался с каким-то парнем. И вдруг оказалось, что он не один. Что у него есть бойфренд. И этот бойфренд мне позвонил. Сказал, что работает в правоохранительных органах, и стал угрожать, что приедет в мой двор и всем все про меня расскажет. Конечно, я мог сказать, что и я про него скажу, но он-то работал в органах, очевидно, должны были поверить ему, а не мне.

Я спрятался в ванной и думал порезать себе вены. Я всегда проводил в ванной по два часа и думал, что если порежу вены, никто меня не побеспокоит, пока я не умру. Ведь если бы вскрылось, что я… если бы вскрылось, то это был бы позор. Позор, которого все боятся. Позор на всех братьях и сестрах, они бы уже никогда не смогли жениться нормально или устроиться на хорошую работу, позор, который не смогла бы смыть даже моя кровь. Это позор.

Я спрятал ребенка под сиденье. Я так боялся, что он заплачет.

В общем, сижу я в ванной и мучаюсь. И тут тот парень снова мне звонит и говорит, что все будет нормально, если я перестану общаться с его бойфрендом. И я решил порвать всякие контакты с темой.

Сильно позже оказалось, что тот парень не работал в правоохранительных органах. Он был студентом, а попутно подрабатывал на мойке, чтобы содержать своего бойфренда, который ему изменял не только со мной, но и еще с кучей народа, общался в соцсетях со всеми направо и налево.

Но тогда я этого не знал. Я выкинул симку и стал как зомби. Удалился из всех соцсетей. Решил, что общаться больше не буду ни с кем, попытаюсь стать нормальным парнем, повстречаюсь с девушками. Я продержался полгода. Полгода не ходил на тусы темы, был уверен, что кто-то меня прослушивает. И все это время даже не мог ни с кем поделиться своими проблемами.

Через полгода я познакомился с парнем. Я влюбился. Не как в Захида. Но сильно. Понял, что он гей. Он понял, что я гей. И тут я сам понял, что я гей. Я могу сколько угодно присовывать девочкам. Но это детский сад. Это не то.

В общем, я нашел себя. И жить бы мне дальше припеваючи. Но тут случилось. Мне позвонила моя бывшая девушка, которая уехала девять месяцев назад в Питер. Чеченка. И сказала, что она только что родила от меня ребенка. И что у меня есть неделя на раздумья, чтобы решить — заберу я этого ребенка или нет.

Мы с ней встречались в те полгода, что я решил не быть геем. Она была очень красивая. Худющая-худющая, с прекрасной маленькой грудью, которую я часто ласкал. Она не была девственницей, но я думал все равно жениться на ней, она мне очень нравилась. Однако я понимал, что она не была бы хорошей хозяйкой дома. А для меня это важно.

В общем, вовремя не высунули, она залетела. И заметила это только через три месяца, когда была уже в Питере и когда поздно было делать аборт. Она мне тогда не позвонила, мы вообще не общались все эти девять месяцев. Если бы она хоть кому-то рассказала, что с ней случилось, ее бы убили, не задумываясь. Даже в Питере. А с меня бы просто спустили штаны и прогнали без штанов по селу. Я бы после этого от позора уехал в Грозный или в одну из соседних республик.

Как потом выяснилось, все эти девять месяцев она жила в общежитии с чеченцами, спала в одной комнате с братом, ходила каждый день на занятия в институт. И ее спасло только, что она носила очень свободную одежду и была худющей, живот сильно не выпирал. Все решили, что она просто поправилась. Она родила и в тот же день ушла на занятия в институт. Невероятно! Все это убеждает меня в том, что мой ребенок — провидение Господне. Этого ребенка спас Аллах, ему суждено было родиться.

В общем, она мне позвонила и сказала: у тебя родился ребенок. Если ты не приедешь в течение недели, я отдам ребенка в детдом. Кто-то из ее знакомых так уже поступал. Я не спал сутки после того, как она позвонила. Сутки думал, что делать. Мне было 20, я никогда не ездил так далеко один. Мне было страшно. Я понимал, что это мой ребенок, что я не могу от него отказаться. И я приехал и забрал его. А она осталась в Питере.

А вот за ту дорогу, что мы ехали с ребенком обратно, я повзрослел лет на 10. И я научился круто врать с тех пор, как родился мой ребенок.

Я не мог лететь на самолете, так как у меня не было на ребенка документов. У меня было, конечно, свидетельство о рождении, но оно было на имя матери, а я поклялся унести это имя с собой в могилу. И на поезде ехать не мог, весь поезд сразу бы просек, что происходит. Двадцатилетний папаша с ребенком, как же. Все бы все поняли. Так что я ехал на автобусах, причем не прямым рейсом, а для конспирации с пересадками. Как-то в автобус зашли с проверкой. Я хотел спрятать ребенка, но не знал куда. И вдруг женщина, которая сидела рядом со мной в автобусе, все поняла. Она не была чеченкой, она была откуда-то с Кубани. Но почему-то знала наши обычаи. Она все поняла. Когда в автобус вошли с проверкой, она забрала у меня младенца. Ей было лет 50.

Она стала плакать, сказала, что внук, что его мать умерла, что на ребенка нет с собой документов. Она ехала с похорон и действительно была вся в черном. В общем, ее оставили в покое. Записали ее адрес, номер паспорта, все данные, но пропустили. Когда мы вышли из автобуса, я все ей рассказал. Это был первый и единственный до этого интервью человек, который знал историю появления на свет моего ребенка. Она дала мне на прощание денег на такси. Чтобы я смог, как только пересеку границу с Чечней, доехать на машине прямо до села, не объясняя никому ничего. Мы обменялись телефонами.

Никто не бьет своих жен так, как люди, которые были в теме, а потом ушли из нее и женились.

Но сначала мне надо было проехать еще на одном автобусе. И туда тоже зашли с проверкой, я спрятал ребенка под сиденье. Я так боялся, что он заплачет. Но ребенок молчал. Умничка. В том автобусе было много чеченцев, все всё понимали. Мужчины молчали и смотрели на меня исподлобья. А женщины, чеченки тоже, помогли мне с сухим кормом. А потом заплакали. Они тоже все поняли.

Я отвез ребенка в село к своей четвероюродной тете, которая меня очень любит. Сказал, что ребенок мой. Что мать умерла. И что я хочу, чтобы ребенка достойно воспитывали. Тетя согласилась и стала воспитывать его как одного из своих племянников, сочинила какую-то историю для родственников. Я позвонил той женщине с Кубани, и она помогла мне выправить документы на ребенка.

После этого мне пришлось бросить учебу и устроиться официантом. Ребенка я навещаю раз в месяц, чаще не могу. Привожу им всякие продукты, игрушки и деньги. Наверное, за пределами Чечни это звучит ужасно. Но тут, поверьте, это лучшее, что я могу пока сделать для ребенка. Скрывать от всех его существование. Я знаю несколько историй, когда девушки, уже беременные, приходили к чеченцам, к отцам детей. Родственники не пускали их на порог. Чеченок убивали их же родственники — чтобы не позориться. Русских прогоняли.

Матери ребенка я заработал на зашивание. Так что она вышла замуж за парня, которого выбрал ей отец. И в свадебную ночь была снова девственницей.

Конечно, я подумываю о создании семьи. Я не смогу вечно вести тот образ жизни, который веду сейчас. У нас часто женятся геи и лесбиянки, чтобы успокоить родственников. Но нет. Я не женюсь на лесбиянке. Что это за семья, в которой все друг другу изменяют, в которой мальчики и девочки поменялись ролями? Может, где-то такое и возможно, но только не в Чечне. У нас это все приводит к сумасшедшему количеству ссор. Они друг друга после первого ребенка начинают ненавидеть. И вы понимаете, почему?

Так, они живут в браке. И сначала все очень здорово, все естественно, они могут быть самими собой. И только на людях надевают маски. Но вот проходит немного времени, рождается первый ребенок. Они не могут вести себя при ребенке так, как они вели себя дома раньше. Потому что не хотят воспитывать его в таких традициях, потому что ребенок может проболтаться случайно. Потому что не хотят с детства учить ребенка лицемерить. Так что они вынуждены после рождения ребенка и дома носить эти маски. И вот тут начинаются сумасшедшие скандалы. Они женились, чтобы быть свободными, и обретают эту несвободу. Можно было бы не рожать детей, но тогда начинают лезть с вопросами родственники. И ты не можешь долго врать. Рано или поздно тебя отведут к врачу под конвоем, и врач при всех скажет, в чем на самом деле дело.

А это грозит серьезными проблемами. Одного парня затащили в постель, чтобы получить подтверждение, что он гей. И когда он уже был готов, жестоко избили, до полусмерти. Все это снималось на пленку. Вы не найдете ее на Ютьюбе. Но, поверьте, она есть на всех нужных телефонах. После этого он исчез. Одни говорят, что его убили родственники, другие — что он уехал из республики. Только не знаю, как. Где он сможет работать? Правозащитники нашими проблемами не занимаются, так что обратиться не к кому, сам он работу в Москве не найдет, ведь если встретит знакомых, его все равно убьют.

Другого парня, это было недавно, засняли на пленку. Его поймали в женской одежде. Завели в дом и сняли на пленку. Его кто-то сдал из своих же, бывший партнер. Как бы в шутку. Теперь этот парень либо сам себя убьет, либо его убьют.

Люди не становятся, они рождаются такими, как я. Хотя есть те несчастные, которые приходят в тему, а потом из нее уходят. Некоторые потом женятся. И знаете что? Никто не бьет своих жен так, как люди, которые были в теме, а потом ушли из нее и женились. Я не знаю, как мне быть. Ведь и я однажды должен буду жениться.