Саша Филиппова: «В Москве энергичной движухи никогда и не было»

Вокалистка и автор текстов нижегородской группы «иллинойз» — о новом альбоме «Для никого», переезде в столицу и о том, почему они играют и поют сами по себе

Нижегородская группа «иллинойз» (теперь — по-русски, только со строчной) выпустила второй альбом «Для никого». В нем они не изменили себе ни на йоту: пение переходит в декламацию, музыка драматически мутирует из кинофанка в грузинские пляски, а баллада легко превращается в еврейский прог-рок. Все как в дебютном «Society of People Who Haven't Had Sex Since 1968», только четче и изысканнее. Вокалистка и автор текстов Саша Филиппова, недавно перебравшаяся из Нижнего в Москву, рассказывает о записи второго альбома, переезде в столицу, невозможности возрождения рок-клубов и о своем мимими-моменте.

— За последние несколько лет появились группы типа «АлоэВера», «Обе Две», поэтесса Полозкова задекламировала под ансамбль — словом, появились люди, которые позиционируют любовь к хитрой музыке и русским словам. Ты себя чувствуешь повязанной этой волной?

— Повязанности не чувствую совершенно — даже между названными тобой тремя нет ничего общего. У нас вообще нет никакой волны — ни сиэтловской, ни манчестерской, ни детройтской. Ни бристольской. В стране. При всем желании объединить что-то под одним флагом не получится. Когда для этого была почва — был Ленинградский рок-клуб, Свердловский рок-клуб. Сейчас наша почва — строго позиция «я». Даже у слушателя.

— Вот в Петербурге был (или есть?) «Рускомплект», там ведь есть волна, жутковатая, но есть.

— Я выпивала в старой нормальной питерской «Камчатке», орала там Летова, срывала себе свой же концерт в тот день. И была вот недавно в ней же: покрашенные в сиреневый цвет стенки, парапет снесли, где все сидели, все аккуратное — поэтому все телодвижения Ленинградского рок-клуба для меня строго параллельны камчатским метаморфозам. В «Камчатке» мы познакомились с «рускомплектовскими» — «вот уж где настоящий андеграунд», сказали они нам про себя. После этой встречи я, конечно, внимательно одно время за ними следила. Но по итогу — это просто непотребство. Никакого чувства собственного достоинства.

— Как и где вы записывались?

— Записывались долго, примерно как и первую пластинку. В Нижегородской области есть такое тайное, сакральное место — студия «Берлога». Она находится практически в деревне, и это такой иллюзорный оазис в пустыне — посреди пивных усратых лавочек, одноэтажного автовокзала, сплошного частного сектора стоит студия. С баней. Все это построил местный поэт Петр, по совместительству бизнесмен и дельтапланерист. Ну и помимо этого дикого бэкграунда, мимо которого пройдет только бессердечный, там отличный аппарат, на уровне топовых студий по стране. Там были прописаны гитары и ритм-секция, я и Ксюша с саксофоном писались в нижегородском трамвайном депо — там у нас тоже, как понимаешь, есть студия.

Проблем не было особых, основные проблемы всегда начинаются на стадии сведения. С обложкой было много вариантов, и всем нам нравились разные.

— А что стало с названием? Сначала я видел слово «Биполяр».

— Я вообще не уверена, что эти рабочие названия надо вытаскивать. Но «Биполяр» появился из-за 180-градусного разброса эмоций.

— В группе?

— В песнях. В группе у нас как в монастыре.

— И все это вы записали, когда ты и гитарист перебрались в Москву?

— Голос я, кажется, приезжала и переписывала из Москвы уже.

— На альбоме нет так называемых московских впечатлений?

— Я и сейчас не могу сказать, что переполнена ими. Какие угодно там впечатления — ленинградские, нижегородские, рейкьявикские, берлинские, минские. Я в Москву уехала, потому что влюбилась. И каналы у меня тут, наоборот, фонтанули ввысь.

Движуха у меня была внутри, я ее несла сюда сама в своем единственном чемодане.

— И как группа это восприняла — мол, ребята, я в Москву перебираюсь?

— Они у меня железные леди. На самом деле я часто приезжаю — между Нижним и Москвой 3 часа 50 минут ходу. Села — приехала — репетиция. Я вообще люблю дорогу. Мне так думается лучше, в движении куда-либо.

— Что-то изменилось в жизни группы в связи с этим? Вы ведь не первая группа на два города. И тех, кто приезжает, порой в итоге задалбывает ездить, потому что у них больше ответственности.

— Музыку меня не задалбывает делать, меня задалбывает все остальное. Музыка нас связала, тайною нашей стала, в общем.

— Была ли мысль: вот переехала в Москву, тут-то вся движуха?

— Движуха у меня была внутри, я ее несла сюда сама в своем единственном чемодане. И у меня, конечно, было огромное желание тут замутить попробовать, отвлечься немного от альбома, который мы в это время усиленно сводили, — ну и как на рыбалке. Стала тихо вглядываться в происходящее — и за все время нашла для себя только две-три интересные группы. Я на днях разговаривала в Москве со знакомым хорошим звукорежиссером, и в разговоре тоже прозвучало: особо энергичной движухи тут никогда и не было.

— Есть ли треки на первом альбоме, которые тебе кажутся несерьезными, типа — сейчас я бы такое не сочинила?

— Скорее — «я бы это СНОВА, СНОВА, СНОВА перепела». У меня болезнь перепевания и переделывания, пока я самой себе не поверю.

— У тебя в каждой песне обязательно какая-нибудь игра слов: это само выскакивает или ты записываешь удачные вещи?

— Например?

— Ну вот в «Московском времени»: часовой и часовая стрелка.

— Смеюсь. Это то, что тебе послышалось. И мне нравится — очень сильно нравится, — когда любой человек может услышать что-то такое новое, свое. Тогда да — действительно удачная вещь. Я кодирую, а ты декодируешь. И это работает.

— У вас есть цель прорваться куда-либо? Или у всех свой бэкграунд, семейный, бытовой, и потому группа — это просто сфера творческая? Как сказал один из участников «Есть Есть Есть», группа — страховка на случай, если жизнь покажется бессмысленной.

— Да, конечно.

— Какая у твоей группы стратегия? Нас ждет масса клипов? Или гастроли на полтора месяца?

— Мне кажется, это уже какие-то маркетинговые вопросы. У нас все будет хорошо. У нас море материала — пытаемся его переплыть. Мне осталось прописать голос для третьего — не самого однозначного — альбома. Это будет акустика. И со всеми силами ринемся в четвертый, где я наконец планирую встать за гитару.

— Послушала ли ты группу Deerhoof, с которой вас сравнивали?

— Нет. Я послушала группу «Zемфира».

— А ты могла бы делать все одна? Чтобы люди приходили в студию, а ты отбирала аранжировки?

— Как Земфира? Ржу. Гитаристы, конечно, могут выстраиваться, вдруг наш заболеет. А так у меня очень сильный коннект с ребятами, я это берегу и прячу.

— Я помню, была такая фраза про первый альбом: «сублимировали и высублимировали». С этим что?

— Ну ты же помнишь, как первый альбом назывался («Society of People Who Haven't Had Sex Since 1968». — Ред.). По-моему, точнее не скажешь.

Самое сочное играется и пишется до двадцати.

— Что характерно, и там, и тут отрицание в названии.

— Слушай, не думала об этом. Но это очень разные отрицания. Там отрицание тянущееся, тут отрицание, к себе тянущее. Я про секс не люблю говорить, это тема не для рефлексии — для действий.

— Хорошо, я полагаю, что альбом про саморефлексию. И в нем не так много нервного веселья.

— Мне кажется, ты ловишь то, что есть в тебе самом, но это, наверное, странный ответ. Любой музыкальный альбом — это центральная нервная система. От «In Utero» до «Shaking the Habitual».

— Расскажи про свой сайд-проект.

— Проект «Рыбий день» — он возник из Эльдара, режиссера многих наших видео, и меня. Это было как раз то, что мне в Москве нужно было прямо здесь и прямо сейчас, — и удивительно легко и скоропостижно мы это получили. Дебютировали на последней «Структурности» (фестиваль некоммерческой музыки. — Ред.), было дико — как и всегда на «Структурностях». В общем и целом — я считаю, отличная пластинка получилась. Очень тонкая, трепетная и юная работа. Только так можно играть на пианино до двадцати. Эльдару около того. В таком возрасте самое сочное играется и пишется.

— Был у вас за последние три года с группой такой мимими-момент, когда все хорошо, замечательно, звезды светят и все как в мультиках Диснея?

— Да, кстати — у нас новая репетиционная база, и там все мимими.

— Опиши ее.

— Огромное окно во всю стену. Солнце штурмом врывается в помещение на восходе. Когда не врывается солнце, открывается превосходный вид на старейшее нижегородское кладбище — Бугровское. По соседству, в следующей комнате, — чулочно-прядильная фабрика имени Клары Цеткин, трусы и носки по 15 рублей. Сплю теперь там, когда останавливаюсь в Нижнем. Я считаю — мимими.

22 июня «иллинойз» выступят в клубе Fish Fabrique Nouvelle (СПб.)