Развод и ритуально-прикладные СМИ

АНДРЕЙ МИРОШНИЧЕНКО о главном жанре нашей журналистики. Не только официальной

Вице-президент одной крупной компании однажды рассказывал, как они используют отраслевой журнал. Они посылают журналиста к важному чиновнику как бы для интервью. Но на самом деле журналист приобщает чиновника к некой теме, которая интересует компанию. Тем самым удается ввести нужную тему в оборот. Кроме того, чиновник оказывается публично зафиксирован нужным контекстом и потом уже как-то этому контексту следует. Иным способом заполучить этого чиновника или хотя бы пробиться к нему компания не смогла бы. Журналист выполняет функцию троянского коня, он служит другой цели.

Так и вся титульная журналистика давно уже занимается чем-то еще. Не информированием. Критики обвиняют официальные СМИ в пропаганде, но это, скорее, отмывание происходящего в особо крупных размерах.

В ночь на пятницу, с постановочным сообщением о разводе президентской четы, жанр достиг новых высот. Мало кто помнит, но в предыдущие эпохи, если власть имела важное отмывочное сообщение, дело обставляли торжественно и поручали именитому журналисту: так, Коржаков свое первое общенародное интервью в 1995 году давал целому Познеру. Сейчас с донесением важного послания справляется малоизвестная журналистка. Когда технологии рулят, исполнители уже не так важны.

Любопытно, что сама формулировка, переводящая тему от балета к разводу, получилась почти немыслимой. Ну кто бы доселе осмелился спросить президентскую чету: «Вы так редко появляетесь вместе. Слухи ходят, что вы не живете вместе. Так это или не так?» Вероятно, это самый смелый вопрос, заданный главе государства в России за последние 1000 лет. Будь этот вопрос задан в других условиях, то есть именно как журналистский вопрос, был бы грандиозный скандал, а журналистка затмила бы славой музыканта Юру и Татьяну Малкину (спросившую когда-то Янаева о ГКЧП) вместе взятых.

Критики обвиняют официальные СМИ в пропаганде, но это, скорее, отмывание происходящего в особо крупных размерах.

Это какой-то особый сорт работы, ритуально-прикладная журналистика. Решается другая задача: не проинформировать общество, а санкционировать тему. Поэтому собственно формулировка, переводящая разговор с балета на развод, нечаянно вышла неслыханной. Причем этой дерзости никто и не заметил, хотя в нашей публичной культуре тексту вроде бы уделяют особое внимание. Строго говоря, содержанием сообщения был сам факт наличия этого сообщения в официальном источнике: все, тема открыта. Остальное — бантики, служащие не сообщению, а красоте ритуальной процедуры. Смысл передавался не словами, а постановкой в целом как комплексным произведением перформансного искусства. Работали другие средства выражения и выразительности: балет, случайный подход с переводом темы, парное интервью, дружеская согласность разводящихся, ключевые заявления о публичности, детях, вахте и т.п.

Лишь в одном случае формулировка оказалась важна. Нужно было, чтобы из уст президентской четы формально прозвучало слово «развод». А они его все не говорят и не говорят. И тогда журналистка уточняет сама упавшим голосом: «Вы меня простите за мою журналистскую наглость, это слово не прозвучало, я боюсь его произнести: это... развод?» Интересно, подсказали ли ей в «ухо» или она сама догадалась дожать (прямо вот как будто по-журналистски, но опять с другой целью). В любом случае с задачей справилась.

Балет, кстати, тоже использован не случайно. Именно его особая роль в истории российских политических анонсов свидетельствует, что перед нами — очередной шедевр политического акционизма.

И хотя интернет бурлит прибаутками (неизбежно и весело), но технологически, если учитывать все обстоятельства, обналичивание статуса президента произведено в единственно правильном формате, единственно возможным способом — с учетом местных условий и всего того, что наросло вокруг темы за годы. Что было и как выглядело бы, если бы Путин сообщил сам и в каком-то другом контексте? О чем начали бы судачить? Можно всем пиарщикам даже дать тест: а придумайте-ка другое решение для такой задачи со всеми ее исходными. Очень хороший был бы тест.

Возвращаясь к журналистике. Справедливости ради надо отметить, что не только официальная журналистика, но и независимая (какая есть) тоже занимается чем-то другим. Доблесть даже независимых СМИ заключается не в том, чтобы сообщить неизвестное (все всё и так знают), а в том, чтобы осмелиться сообщить известное.

Собственно, именно смелость публикации (а вовсе не работа с информацией) всегда составляла главную потребительскую стоимость отечественной журналистики еще со времен Александра Сергеевича, которого угораздило родиться в день объявления о разводе. Журналистика не сообщает, а обналичивает известное, но не санкционированное. И разница между обналичиванием официальным и неофициальным заключается лишь в том, есть ли санкция, то есть лицензия на обналичку конкретной фактуры. Между прочим: обналичивание известного, но не санкционированного является исключительной привилегией наших СМИ. Интернет такой возможностью не располагает.

Но за ритуалами тоже стоят события. В ночь на пятницу Россия оказалась светским государством. Основным мотивом пропагандистского сопровождения теперь будет рефрен: «ну а что, все как в цивилизованных странах». Нормой цивилизованности неожиданно будет признан свободный выбор частного человека, хотя бы и такого, специального. При всех смешочках эти объяснения, как и этот развод, станут на некоторое время если не цивилизующим, то сдерживающим фактором. Это опять история о том, что правительство в России — самый большой европеец. В силу личных обстоятельств Путин оказался большим европейцем, чем коллективная Мизулина. И теперь ритуально-прикладные СМИ перестроятся и будут обналичивать этот факт.