Некоторая как бы виноватость души

Проза апреля—мая. Толстые журналы и сетевые издания в обзоре ДЕНИСА ЛАРИОНОВА

«Русская премия»

Один из центральных сюжетов апреля — вручение «Русской премии». В отличие от позорного списка в поэтической номинации (где наиболее очевидный претендент на первое место — Анна Глазова — ее не получила) в прозе намечена более отрадная картина. Первая премия досталась живущему в Харькове прозаику Владимиру Рафеенко, тексты которого регулярно появляются в различных печатных изданиях: вот небольшой отрывок из его романа в «Воздухе», а вот цикл новелл «Лето напролет», опубликованный около года назад. Вторая премия — у Кати Капович, которая более известна как поэт. О ее книге в своей «Книжной полке» пишет критик Олег Дарк: «Мысль из прозы Кати Капович, приписанная поэту Евгению Хорвату (небольшая повесть о нем завершает книгу): “Дело не в обилии событий, а в интенсивности переживания каждого из них”. Словно бы рефлексия на ее собственную прозу. Иногда возникает вопрос: а из чего она вообще сделана? Словно бы из воздуха, которым дышат герои. События обыкновенные, зато огромна интенсивность их переживания. Вспышка памяти, сцена (или несколько сцен), не все досказано, но отчего-то каждая деталь важна, а обычное преображается в странное. Это уже другая реальность, не совпадающая с исходной. Фрагменты (мозаика) и эпизоды, их мерцания (и вот уже они навсегда остались запечатлены), которые связываются, складываются в единый и очень целостный русско-американский мир без границ (а там еще и Молдавия, Кишинев). Это ни в коем случае не эмигрантская проза (тем более не об эмиграции). Автор — дома во всех трех географических ипостасях». Третий в этом списке — живущий в Дании Евгений Клюев, о романе которого тот же Дарк пишет вот что: «Роман — петля. Имеются в виду и сам сюжет книги, захватывающий, ловящий героев (и читателя), и строение романа: его плетение (плетение петли). Роман в монологах, переходящих друг в друга, сменяющихся. На их границах — странные вкрапления, иногда пространные: развернутые цитаты из старинных и не очень мемуаров, справочников, философских трактатов, филологических исследований, пособия по вязанию (очень уместно здесь), расписания авиарейсов и т.д. И значит, роман-коллаж. Роман о многоязычии. <…> О поиске иностранного как другого. <…> Роман о языке как чистом действии. Или чистой фикции, что одно и то же. <…> Роман о чистых мысленных актах <…>, роман о вечно чужом. <…> Роман о катастрофе. И внешней, и внутренней».

Маканин, Меклина и другие

В апрельском «Новом мире» опубликован небольшой (вопреки обыкновению) текст Владимира Маканина «Художник Н.», посвященный теме осведомителей в культурной среде позднесоветского времени, о которых автор в самом начале текста говорит: «Стукачество — грех невеликий. Оно малозаметно. Стукача можно высмеивать. Можно вслух (на всякий случай) стукача остерегаться самому или остерегать кого-то неопытного. <…> Стукач — это доносчик. Он мог бы так и называться — доносчиком… осведомителем… шептуном… информатором. Но Язык распорядился, как выстрелил. Стукач — лучше и не назовешь. Стукач — это человек, который стучится в кабинеты, где власть. Проходит в знакомую ему кабинетную глубь, садится в кресло напротив и стучит, кто из нас и в чем замечен. Стукач (не каждый раз! а все-таки!) чувствует, как и каким шагом он проходит этот порубежный знак зависимости от власти. И характерно, что стукач знает за собой свою жизненную слабинку, эту некоторую как бы виноватость души». Маканину довольно убедительно удается наметить портрет человека, «художника Н.», который из-за сложного пучка эмоций и жизненных перипетий (где искреннее эстетическое расхождение граничит со стремлением донести и просто человеческой глупостью) оказывается осведомителем. Сюжет довольно распространенный в немецкоязычной литературе и кино (от романа «Я» Вольфганга Хильбига до «Жизни других» фон Доннерсмарка и «Барбары» Кристиана Петцольда), но в местной литературе проскальзывающий исподволь, между прочим, да и в таком контексте, что лучше бы и не надо. Именно поэтому текст Маканина представляется столь важным: дополнительное напряжение возникает в связи с присутствием рассказчика, которому удалось ускользнуть от сотрудничества с органами, но данный эпизод и через много лет воспринимается им как травматический.

Как всегда, прекрасна проза Маргариты Меклиной — на этот раз речь о рассказе «Вместе со всеми», вновь поднимающем важнейший для Меклиной сюжет о том, что более-менее гармоничная, самодостаточная жизнь жестоко уничтожается выродившимся институтом семьи. Кроме того, в этом тексте возникают давние темы Меклиной — стремление жить инстинктами (при этом так называемые традиции от них мало чем отличаются) и невозможность коммуникации даже между близкими людьми.

В уже упомянутом «Новом мире» также опубликован рассказ поэта и прозаика Сергея Соловьева «Фрагменты местности разных дней», а в «Урале» обращает на себя внимание прихотливый — неожиданно! — текст Анатолия Новикова «Кульджинский блюз калибра буги-вуги», довольно свежо воспринимающийся на общем фоне огрызков «нового реализма».

Важно

Нельзя не упомянуть и об одном важном мероприятии, прошедшем в начале мая в Санкт-Петербурге. Речь идет о дискуссии, посвященной повести Бориса Иванова «Дезертир Ведерников». Во-первых, хотелось бы обратить внимание на сам текст повести, а во-вторых, на видеозаписи обсуждения, в котором принимали участие Павел Арсеньев, Александр Скидан и сам автор.

Липовецкий

В «Знамени» опубликована статья Марка Липовецкого «Пейзаж перед», в которой так формулируется интересующее критика проблемное поле: «<…> рискну утверждать, что сложившееся ныне противостояние “простой” и “сложной” литератур имеет совершенно иной смысл, чем в позднесоветские годы. Его не объяснишь социологическим голосованием по политическим вопросам: недаром сторонники простодушного “нового реализма” нередки во главе протестных демонстраций. Дело тут не в конформизме или протестности, а в чем-то другом. В чем же?»

На мой взгляд, в тексте дается довольно убедительный ответ на этот вопрос.

О Сорокине — 2

В прошлом — мартовском — обзоре мы обращали внимание публики на материалы конференции «Языки Владимира Сорокина: медиальность, интертекстуальность, перевод». В прошлый раз мы рекомендовали (настоятельно) к прочтению тексты Наримана Скакова, Ильи Кукулина и Мануэлы Ковалев.

В этот раз мы обращаемся к 120-му номеру «Нового литературного обозрения», где в рамках материалов о конференции опубликованы:

— статья Марка Липовецкого «Сорокин-троп: Карнализация», посвященная «карнализации», то есть материализации метафоры, которая довольно частотна у Сорокина (вспомним «Норму»);

— статья Лизы Риоко Вакамии «Отвратительное у Сорокина», в которой сквозь призму работы Юлии Кристевой «Силы ужаса» рассматриваются сюжеты, вынесенные в название. При этом Вакамия — ссылаясь на Бенджамина Бухло — так обозначает проблемную область: «отвратительное у Кристевой преследует вполне определенную цель — установить связь между теоретическими концепциями и “материальной реальностью повседневного социального поведения”. Аналогичную цель преследует и Сорокин, вступая в отношения с отвратительным»;

— статья Ильи Калинина «Владимир Сорокин: ритуал уничтожения истории», где он прочитывает темы ритуала и истории (столь важные для Сорокина) под несколько непривычным углом.

И еще

Также в 120-м номере «НЛО» можно найти текст Виктора Iванiва, посвященный книге рассказов Николая Кононова «Саратов»: «Взгляд уединенного европейца, мечтательность, эротизм этой прозы резко выделяют ее из беллетристического потока. Поэтика Кононова, по определению Данилы Давыдова, “перпендикулярна авангарду” и любому другому течению. Но она способна задавать общую систему координат. И уже сегодня можно говорить о продолжателях именно кононовского письма».