В зазеркалье

На русскоязычных трекерах появился новый фильм Аббаса Киаростами «Словно влюбленные». БОРИС НЕЛЕПО разбирается в том, как формализм этой картины волшебным образом превращается в саму жизнь

Акико красива, застенчива, молчалива. Она изучает социологию и подрабатывает девушкой по вызову. Тем вечером она устала, не хотела ехать к новому клиенту. Ее расстроил внезапный приезд бабушки в Токио, утомила подготовка к экзамену, разозлила очередная ссора с маниакально ревнивым бойфрендом. Он не знает о ее работе, но требует подсчитать количество плиток на полу в женском туалете кафе, чтобы убедиться в местонахождении девушки. «Почему я?» — спрашивает Акико у своего работодателя. «Не знаю. Узнаешь, когда поедешь». Этот странный ответ на первых же минутах задает вектор движения фильма, не поддающегося простому объяснению, а скорее от него ускользающего.

Аббас Киаростами нулевые годы провел в работе над скромными проектами, цифровыми экспериментами и музейными инсталляциями. «Словно влюбленные» — его вторая вылазка на территорию кинематографа после вынужденного отъезда из Ирана. Предыдущей была снятая в Тоскане «Копия верна». Теперь режиссер отправился на родину Ясудзиро Одзу, которому он посвятил структуралистскую картину «Пять», состоящую из пяти продолжительных планов пустынных пляжей и набережных. В «Словно влюбленных» сюжет, конечно, есть, но точнее его назвать событийным каркасом.

Расстановка сил очень ясная, приближающаяся к кинематографическим клише. Юная провинциалка, зарабатывающая проституцией деньги на учебу. Ее спутник, неуравновешенный молодой человек. Наконец, загадочный клиент — им оказывается университетский преподаватель на пенсии, все устремления которого ограничиваются желанием угостить девушку креветочным супом и поставить ей песню «Like Someone in Love» в исполнении Эллы Фицджеральд. Плюс сентиментальная история о бабушке, которая в свой недолгий визит в Токио терпеливо стоит у статуи на вокзале в ожидании внучки, робко оставляя пронзительные сообщения на автоответчике. Киаростами склеивает эти линии самым странным, парадоксальным образом. В его исполнении они не складываются в привычное повествование, а образуют свободное, ни на что не похожее кино. «Словно влюбленные» напоминает классическую сюрреалистическую игру cadavre exquis, участники которой дописывают друг за другом на бумажке слова, порождая непредсказуемое автоматическое письмо. Только здесь автор один — Киаростами, в одиночку написавший сценарий под рабочим названием The End.

Этот метод иллюстрируется центральной сценой фильма. Профессор показывает гостье репродукцию картины «Обучение попугая», написанной вдохновленным импрессионистами Тиёдзи Ядзаки, — по его словам, именно она впервые представила западную форму живописи в истинно японском духе, а не в виде бессмысленной кальки. На картине изображена девушка в кимоно, которая учит попугая говорить. Смутившись, Акико рассказывает о бабушке, считавшей, что, наоборот, попугай обучает девушку. «Словно влюбленные» снят как раз в такой небывалой перспективе, где все вывернуто наизнанку и происходит ровно наоборот. Киаростами будто бы изъял все сюжетные подпорки, а на их месте оставил только то, что обыкновенно вырезают при монтаже, — длинные проезды, неспешные действия, продолжительные разговоры. Еще Киаростами легко нарушает свои правила — сначала у него играет только та музыка, которую могут слышать персонажи, а затем вдруг негромко вступает фоновый джаз.

Такое изъятие сюжетных связей и деталей органично, ведь сам фильм рассказывает об отсутствии. У одинокого профессора нет близких, он живет в окружении фотографий дочери и внучки. Партнеру Акико не хватает взаимности. Соседка профессора всю жизнь прожила в тщетной надежде когда-нибудь выйти за него замуж. Иногда кажется, что изъяты и взаимозаменяемы и сами персонажи. Акико одинаково похожа и на девушку с картины, и на снимок внучки профессора, и на собственное изображение двухлетней давности, рекламирующее эскорт-услуги. Как и в «Копия верна», тут возникает мотив исполнения ролей, игры. Герои меняются ролями: Акико изображает перед соседкой внучку профессора, он — ее дедушку. Так же отстраненно, как Дени Лаван смотрел на Париж в «Святых моторах», через окно такси глядит на проплывающий Токио Акико, покорно ожидая, пока ее доставят в пункт назначения.

При чтении исходного сценария бросается в глаза, как дотошно режиссер прописывает не только то, что происходит в кадре, но и как это должно быть снято. Первая же сцена обескураживает, определяя дезориентирующий зрителя метод: мы оказываемся в кафе, где сидит множество людей, они все разговаривают, но отчетливо слышен только женский голос. Определить, кому он принадлежит, сразу не получается, через какое-то время мы понимаем, что это точка зрения самой героини. Киаростами будет весь фильм играть со сменой точек зрения, неподвижными планами, наконец, отчего-то очень страшными восьмерками, когда мы по очереди будем смотреть в глаза Акико, а потом меняться с ней местами и уже видеть мир именно ее глазами. Есть в этом приеме что-то пугающее — ведь в тот момент, когда мы оказываемся на ее месте, сама она исчезает.

Киаростами известен своим рассудочным методом и формализмом, потому в разборе фильма тянет уподобиться персонажам, считающим плитку на полу. «Словно влюбленные» хочется прорисовать на бумаге, прочертив схему его внутреннего устройства. Картину можно поделить на три акта. А можно вообще разбить ее на семь равновеликих частей, все они оказываются мини-фильмами разных жанров: кафе с девушками и их сутенером, новелла про бабушку, знакомство со стеснительным профессором, утро на следующий день, появление бойфренда, посещение его автосервиса, остросюжетный финал. Каждая часть вызывает свои эмоции: любопытство, сочувствие, страх. Это одна из загадок фильма — почему? Ведь мы знаем так мало про этих персонажей, они все больше и больше должны напоминать нам фигурантов какого-то интеллектуального эксперимента, но вместо этого невозможно оторваться от экрана. «Словно влюбленные» — из тех редких теоретических фильмов, что подвергают испытанию на прочность саму природу кинематографа, ставят напрямик вопрос о том, зачем мы вообще смотрим кино и как устроены его механизмы.

Структура «Словно влюбленных» простроена на отражении — любимом визуальном мотиве Киаростами, который он с первых же кадров подчеркивает, используя витрины, двери, окна. На этих отражениях держится весь фильм: каждые жест, слово и событие отзываются зеркальной рифмой. Дополнительное усложнение вызвано тем, что режиссер вводит в жизнь героев искусство — давшая название фильму песня, та самая картина начала XX века, сочинение Кьеркегора, над переводом которого трудится профессор. Эту линию, кстати, по сравнению с первоначальным замыслом изрядно редуцировали: в сценарии профессор долго читал отрывки из предсмертных дневников датского философа. Но достаточно и одного «Обучения попугая» — картины, которая для обоих персонажей оказывается зеркалом. Акико видит в ней свое детство, у пожилого профессора с ней своя связь — строго говоря, картина эта немногим его старше, она сопровождает его всю жизнь.

Удивительный эффект «Словно влюбленных» заключается в том, что эта паутина соответствий, перекличек и рифм с каждой минутой делается все обширнее и обширнее и вдруг становится ясно, что буквально все — диалоги, события, улыбки, несмешные анекдоты, джаз — складывается в единый поток, который ведет повествование сам по себе. В сущности, этот очень продуманный, искусственный и рассудочный фильм в какой-то момент начинает очень точно моделировать жизнь — а она сама по себе не что иное, как цепь странных соответствий и отзвуков, которым не нужны драматургические костыли. И эта загадка, положенная в основу фильма, и составляет его единственную, но величественную красоту; она избегает анализа, но завораживает неожиданными переплетениями. Такой фильм мог бы длиться вечно, для Киаростами жизнь — некая машина по производству дальнейшего повествования, но когда-то ему нужно было бы закончиться. Может, потому он сначала и назывался так просто — The End.