Ханна и ее монстры

На HBO закончился второй сезон Girls Лены Данхэм — главного на сегодня телесериала о том, легко ли быть молодым. Хотя ответ на этот вопрос и предсказуем (нет), есть, как говорится, нюансы

«В каком возрасте тело начинает разваливаться на части?» «На нашей коже действительно живут миллионы микробов?» «Нормальный язык». Вместо того чтобы делать подобные запросы в Google, Ханна должна была сдавать тексты — и ей только что звонил разъяренный редактор. Но в предыдущей серии она проткнула барабанную перепонку ватной палочкой — так что теперь у нее стреляет в ухе, да еще и разыгрался, впервые с подросткового возраста, нервный тик. Ханна съедает коробку мороженого. Прячется под кроватью. Берет ножницы и криво отстригает челку.

Все это происходит в последней серии второго сезона Girls — проще говоря, за двадцать серий главная героиня (26-летняя Лена Данхэм, она же придумала сериал, написала и сняла большую часть серий) не то что не достигла мира с самой собой, а напротив, максимально отдалилась от этого состояния. То же самое и у подруг: Джесса, Марни, Шошанна — все они и все их бойфренды (персонажи мужского пола, поначалу довольно типажные, постепенно раскрываются даже интереснее, чем собственно girls) переживают в декорациях богемного Уильямсбурга кризис взросления в разнообразных его формах. Теряют хорошую работу и устраиваются подавальщицами в кафе. Ругаются с родителями и клянчат у них когда деньги, а когда просто внимание. Влюбляются и расстаются. Кто-то что-то курирует, кто-то репетирует пьесу, у кого-то, конечно, есть своя авангардная группа. Однажды нюхают кокаин — исключительно ради литературы.

Важнее, впрочем, не что здесь происходит, а как. Girls от первой до последней минуты — летопись унижений, когда комичных, а когда не очень, но главное — испытываемых героями всюду: не только в спальне, но и на рабочем месте, с друзьями и наедине с собой. Это роман воспитания, будто бы написанный его же главной героиней — а потому избавленный и от ностальгического контекста, и от какого бы то ни было пафоса, включая мелодраматический, вроде бы подразумеваемый структурой мыльной оперы. Чтобы к финалу второго сезона мелодрама все-таки смогла более-менее восторжествовать и была правдивой (выглядит эта условная победа любви, впрочем, душераздирающе неловко), Данхэм будет методично крушить амбиции своих героинь, в первую очередь за счет максимально частых столкновений с мучительным фактом несоответствия девушек и парней собственным представлениям о себе.

Этот конфликт с собственной идентичностью (а точнее, ее бесконечной множественностью) оказывается в Girls ключевым. Ханна чуть ли не в первой же серии называет себя голосом своего поколения (ну или, по крайней мере, голосом из поколения) — впоследствии даже обнаружатся персонажи, которые разделят это убеждение. Если учесть возраст автора Girls и то, что она сама же играет главную роль — неоднократно беззастенчиво раздеваясь в кадре, велик соблазн увидеть в героине саму Данхэм. На это же намекает и форма — Girls выглядят как мамблкор, но только снятый людьми, умеющими держать в руках камеру и выстраивать свет. Первую известность (а заодно и знакомство со спродюсировавшим Girls Джаддом Апатоу) Данхэм принес фильм «Крошечная мебель», который можно назвать постмамблкором: дилетантская манера съемки в нем сочетается с замахом на исповедальность, этой вечной константой фильмов Бужальски и Суонберга. Замахом, который неизменно нарывается на невозможность коммуникации как таковой, протяжной, ощущаемой как физический процесс, попыткой найти правильные слова для манифестации собственного расстройства — слова, которых, конечно же, нет.

Данхэм, впрочем, умнее — и в куда меньшей степени, чем Бужальски и Суонберг, стесняется комедийных и мелодраматических клише. Она вообще намного меньше стесняется — и комедия, и мелодрама в Girls, опять же, возможны только на самом дне, только когда душевный раздрай героинь оказывается наименее всего скрыт под привычными ролями, какими бы те ни были. Попытка исповедальности, серьезного выступления в качестве «голоса своего поколения» в Girls на деле куда более иронична, чем даже и в «Крошечной мебели». Данхэм — ее многие считают выскочкой из хорошей художественной семьи, снимающей кино о проблемах испорченных белых детей из среднего класса, — не может не ставить под сомнение и роли, до которых вынужден себя упрощать, чтобы добиться успеха, и сам Автор — режиссер, художник, писатель. Она, кажется, нарочно издевается над всеми ярлыками, которые пытаются повесить на сериал и ее саму, — Girls не сводятся ни к проблемам хипстерства, ни к кидалтовскому страху взросления (важной теме для продюсера сериала Апатоу), ни к «Декамерону» из жизни молодежи из белого среднего класса. Этот сериал всегда выдерживает тот уровень отстранения, при котором остается сатирой на описываемые быт, возраст и проблемы. В глазах персонажей то и дело мелькает немой вопрос «What the fuck am I doing?» — его переживание и осмысление в том или ином контексте и является содержанием Girls, становится тем опытом, который наживают героини.

Ханна никак не может что-то написать, потому что оказывается не в состоянии свести этот чувственный опыт к опыту персонажа, сделать его сюжетом. Данхэм это как раз удается — ее сюжетом становятся сама неопытность и ее преодоление (этот конфликт предстает в том числе и в уморительно карикатурном виде — за что здесь ответствен персонаж, сыгранный дочкой Дэвида Мэмета Зосей, девственница с косичками, познавшая жизнь по передачам Опры). Неопытность — не поколенческая примета, и Girls работают не как сериал о современных бруклинских девушках и юношах, а как история взросления любых девушек и юношей в принципе. Поэтому здесь так легко узнать себя и собственных знакомых, поэтому по Уильямсбургу скоро начнут водить экскурсии по местам славы Girls, а Лена Данхэм получила недавно два «Золотых глобуса» и в следующем году наверняка получит еще. Поэтому цитата из Керуака — «В Америке парни и девушки так уныло проводят время друг с другом» — оказывается справедливой и сейчас. И если бы только в Америке.