Не спать!

«Сомнамбула» в Большом театре

Жили-были две девицы. Одна звалась Лизой, взбалмошного нрава не скрывала и любила освежить любовные игры со своим покладистым партнером какими-нибудь стрессовыми ситуациями — например, унизительной беготней за чужим женихом. Другая, Амина, тоже довольно жестко развлекалась. Залезает в чужую постель и потом, не выходя из образа невинной страдалицы, вешает своему плаксивому парню какую-то лапшу на уши, которую он только и ждет. И тут же все ей прощает. Ну, что делать, девушка не в себе, умные люди говорят, что это называется «сомнамбулизмом», придется любить такую.

Ничего из вышеописанного в спектакле, только что поставленном в Большом театре респектабельным итальянским режиссером и художником Пьером Луиджи Пицци, нет. Совсем напротив! Там все возвышенно и далеко, не имеет к сегодняшнему дню и сегодняшней психологии никакого отношения. Там имеется в виду только то, что сочинил Винченцо Беллини в 1831 году, в романтическую эпоху сильфид, виллис, сомнамбул, русалок, призраков и прочей потусторонности. Амина — ангел, ее суженый — идеальный влюбленный, Лиза — никакая не извращенка, а просто девушка трудной судьбы, а кавалер ее — верный рыцарь. Ну, с элегантными поправками на 1891 год — дату последней здешней постановки одной из ключевых оперных партитур эпохи бельканто. Березки, Чехов, шляпки, цилиндры, русский балет. Но в мою испорченную двадцатым и двадцать первым веком голову во время бесконечных упоительных длиннот и статичных арий, незначительно задекорированных переминаниями хора-кордебалета с ноги на ногу, зачем-то лезут такие вот, совершенно не предусмотренные режиссером, объяснения происходящего на сцене. И, судя по стыдливым хихиканьям соседей, не только в мою. И это как-то неправильно.

Дело ведь не в том, что без айфонов и бронежилетов нынче оперную постановку нельзя воспринимать всерьез. В конце концов, есть удачный пример абсолютно костюмного спектакля — только что приезжавший на «Маску» пермский Моцарт (Cosi fan tutte). И там как раз ничего досочинять за режиссера не приходится — просто не успеваешь. Дело в том, что, по моему мнению, голову зрителя все-таки нужно чем-то заполнять во время просмотра спектакля.

Тут, правда, возникает священное слово «бельканто». Со всеми его тайнами правильного дыхания, умением сделать вид, что пение — это плевое дело и не доставляет вообще никаких трудностей, головокружительными фиоритурами, бескрайним легато и суровой армией поклонников, воспитанных на виниле. Считается, что с этим стилем у нас еще хуже, чем с Вагнером, традиций нет, школы нет, да и климат не тот, чтоб вот так легко и привольно пелось. И что спектакль в данном случае должен быть для ушей и глаз, а не для мозгов.

Поэтому появление «Сомнамбулы» на главной сцене страны после 120-летнего перерыва (во время которого за рубежами нашей родины в этой опере царили Мария Каллас, Анна Моффо,  Рената Скотто, Джоан Сазерленд, Эдита Груберова, происходили стилистические революции и войны, преодолевались новые рубежи) — шаг отважный и мучительный, хотя в нынешнем мире оперной глобализации не такой уж и рискованный. Потому что совершенно не обязательно изобретать велосипед и обходиться собственными силами. Можно пригласить проверенных спецов. Что и было сделано.

Главным украшением постановки предполагалась хорошо известная Москве американка Лора Клейкомб в партии Амины, мастерица, вызывающая уважение. Но ее перещеголял белокожий южноафриканский чудо-тенор Колин Ли (Эльвино) с неправдоподобно легким, щедрым и гладким верхним регистром. Он и стал самым лакомым угощением этого проекта. Третьим козырем был вальяжный московский бас с успешной мировой карьерой Николай Диденко (Граф Рудольфо). Есть основания рассчитывать, что будущая жизнь спектакля будет и дальше расцвечиваться привозными звездами бельканто, которых раньше просто некуда было приглашать. Что касается своих, то в премьерном составе огонь достойно взяла на себя молодая прима театра Анна Аглатова (Лиза), статью, копной волос и огненными взглядами напоминающая Чечилию Бартоли. Во втором составе эталонную белькантовую партию Амины поет воспитанница Молодежной программы Большого Ульяна Алексюк, и это серьезный экзамен.

В качестве музыкального руководителя пригласили Энрике Маццолу, дирижера с большим опытом и соответствующей спецификацией. Он, придерживаясь современных трендов, выбрал наиболее исторически достоверную версию партитуры, выпущенную в 2009 году издательством «Рикорди». «Большую гитару», как снисходительно именовали некогда оркестр Россини/Беллини/Доницетти, он не стал превращать во что-то большее, но придал ей максимум интеллигентности. Однако утверждать, что маэстро обеспечил спектакль музыкальной самодостаточностью, развеял его сонную статику и отвлек от непрошеных фантазий, заполняющих смысловой вакуум, было бы натяжкой.