Поосторожнее там!

Как давно мы начали бояться? О том, как закрывались «мероприятия с политическим и религиозным уклоном», вспоминает МАРИЯ СЕМЕНДЯЕВА («Ъ»)

В декабре 2011 года прошел первый по-настоящему значимый многотысячный митинг на Болотной площади против фальсификации результатов выборов. Серия протестов привела к тому, что уже в мае 2012 года на том же месте вместо мирного митинга прошли столкновения с полицией, пострадали не только протестующие, но и сотрудники ОМОНа. После этого было заведено несколько уголовных дел на участвовавших в стычках, и некоторые из тех, кто был в тот день на Болотной, даже покинули страну, не дожидаясь, пока за ними придут. «Болотное дело» отразилось на всех областях общественной жизни, не обошли и сферу культуры. Помимо государственной цензуры, скрытой и открытой, особо обострилась самоцензура. Началось это, конечно, не прошлым летом, а гораздо раньше. Так, например, в ноябре 2011 года документальный фильм «Ходорковский» Сирила Туши, не объясняя причин, отказались прокатывать московские кинотеатры, кроме одного — кинотеатра «Эльдар», хотя устные договоренности были и с «Художественным», и с «Пионером» — всего с парой десятков площадок. Чуть ранее, летом 2011 года, администрация ЦДХ отменила концерт в поддержку Артемия Троицкого, который судился с бывшим сотрудником ГИБДД Москвы Николаем Хованским из-за слов «самый поганый мент России». Организатор концерта Василий Шумов рассказывал, что ему позвонили из ЦДХ и сказали, что концерт отменяется, потому что «все всё понимают», а концерт — это дело «внутриполитическое», в которое администрация ввязываться не хочет. Если говорить об изобразительном искусстве, то тут случаи самоцензуры за последние годы заметно участились. В декабре 2010 года, по словам Сергея Браткова, Московский дом фотографии (МАММ) удалил перед визитом в музей Дмитрия Медведева братковскую работу с надписью «Да здравствует сегодняшнее плохо за то, что завтра будет хорошо». Об этом случае упоминала Екатерина Дёготь в статье на OpenSpace в марте 2011 года. Там же она приводит случай, когда во время выставки «Невозможное сообщество» Московский музей современного искусства снял большой уличный баннер словенской группы IRWIN, на котором было написано: «Пришло время для нового государства! Говорят, там возможно счастье».

Хаим Сокол. «Дыра»

Благодаря акции Pussy Riot в храме Христа Спасителя и предшествовавшим ей акциям группы «Война» культурные институции едва ли не впервые за последние десятилетия возглавили хит-парад самоцензуры. Опередив остальные виды искусств, акционизм первым вышел из галерей и музеев на улицу, показав, что соприкосновение двух различных современных культур иногда грозит настоящими синяками и тюремными сроками. После акции Авдея Тер-Оганьяна, рубившего иконы в 1998-м, акции Олега Мавроматти «Не верь глазам своим» 2000 года, наконец, после выставок «Осторожно, религия!» (2003) и «Запретное искусство — 2006» художникам пришлось по-новому задуматься о том, что безопасно, а что нет. Однако если раньше этот вопрос обсуждали скорее в тесном тусовочном кругу, теперь об этом говорят с юристами. Реагируя, как ему и полагается, на самые острые общественные темы — политическая вертикаль, национализм, радикализация религии, — современное искусство возбудило интерес тех, кого раньше нельзя было увидеть на вернисажах. Представители радикальных религиозных и общественных организаций стали угрозой для выставок и спектаклей. Смутные страхи породили, например, появившиеся в прошлом году казачьи патрули, и их вполне реальные акции убедили многих в том, что с новой силой теперь надо считаться. Эти страхи плюс наглядный пример реального уголовного преследования активистов группы «Война» и Pussy Riot сильно поспособствовали тому, что многие культурные институции решили заранее наложить запрет на те темы, которые потенциально могут кого-то оскорбить или обидеть.

В распоряжении COLTA.RU оказался договор аренды между ООО «МВК-Эстейт», арендодателем всех галерей «Винзавода», и галереей Гельмана от 1 июня 2012 года. В приложении к договору прямым текстом говорится, что арендатор обязан «не проводить мероприятия, не связанные с основным видом деятельности», в том числе — «мероприятия с политическим, религиозным уклоном». Под эту очень широкую формулировку, строго говоря, может подпадать все что угодно. Тем не менее уже осенью в галерее Гельмана состоялась выставка художницы Евгении Мальцевой «Духовная брань», где были показаны картины со святыми в балаклавах и по-новому прочитанные иконописные образы. На открытие приехали отряд казаков и радикальные религиозные активисты, однако, после того как они заблокировали проход на «Винзавод», вмешался ОМОН, и все, кто хотел, на выставку попали. Кроме того, выставка провисела в галерее весь положенный месяц. По словам ее организатора Виктора Бондаренко, винзаводовское начальство хоть и было недовольно, но мешать не стало. Однако основательница ЦСИ «Винзавод» Софья Троценко, ставшая советником министра культуры, вскоре дала интервью РИА Новости, где объяснила, что Марат Гельман передал галерею под чужой проект «незаконно». Виктор Бондаренко подтвердил, что на время выставки он фактически одолжил галерею у Гельмана для своего проекта «Россия для всех», но на вопрос, оказывалось ли на него давление, ответил: «На меня давить трудно». Собственно, Виктор Бондаренко, коллекционер икон и обеспеченный человек, мог себе позволить нанять для выставки достаточное количество охранников и дать отпор «казакам», однако не будь у него этого ресурса — еще неизвестно, каким побоищем закончилось бы столкновение агрессивных религиозных активистов с современным искусством. Достаточно вспомнить разгром галереи Марата Гельмана в 2006 году.

«Синие носы». «Инно, Нано, Техно»

Куда проще надавить оказалось на организаторов выставки «Родина», которая изначально была открыта в музее PERMM и замысел которой состоял в том, чтобы показать образ постсоветской России. Среди экспонатов были работы Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой, инсталляция Александра Бродского «Дорога», за которую он получил Премию Кандинского, супрематические композиции «Синих носов» и другие известные произведения, уже неоднократно показывавшиеся на выставках. Однако, как оказалось, некоторые произведения все же были слишком свежими для восприятия местными радикальными религиозными группами, особенно в сочетании с названием. Это выяснилось после того, как выставку привезли в Новосибирск и Красноярск. В Новосибирске «Родину» прогнали с двух площадок: сначала из краеведческого музея, где она должна была принять участие в Ночи музеев, затем, когда экспонаты перевезли в здание бывшего аэропорта Северный, собственник в последний момент разорвал договор аренды. В итоге выставка открылась в конце мая 2012 года на третьей — нейтральной — площадке уже в заметно сокращенном виде, однако на вернисаж с пикетом все равно пришли члены организаций «Суть времени» и «Народный собор». В результате переговоров с местными депутатами и губернатором с выставки, для того чтобы она могла открыться, убрали работу Хаима Сокола «Дыра» (карта России, вырезанная в полотнище из половых тряпок), «Голубые города» Татьяны Антошиной (инсталляция, в которой использованы голубые спринцовки разного объема, поставленные на стеклянные стаканы и напоминающие маковки церквей) и картину «Инно, Нано, Техно» группы «Синие носы» (три обнаженные дамы в кокошниках, сидящие на конях, как «Три богатыря»). В Красноярске, куда выставка приехала затем, и вовсе пришлось пожертвовать названием «Родина»: ее показали в Красноярском музейном центре под уклончивым названием «Неизвестная страна художников». Здесь показали работы Татьяны Антошиной и Хаима Сокола — но в отдельном зале и с предупреждением, что работы могут оскорбить чьи-то чувства. Сам Гельман написал по этому поводу в своем блоге: «Гораздо более смешная и опасная ситуация произошла с названием выставки. Выставка называется “Новая страна художников”. Это такая военная хитрость местного художественного начальства. Чтоб словом РОДИНА не аттрактировать. Помните, в позднесоветские времена битлы были под запретом, а рок уже нет, и “Мелодия” выпускала анонимные диски “Зарубежная эстрада”. И только знатоки знали, что это на самом деле они».

О том, что самоцензура — это преимущественно советская привычка, напоминает случай, происшедший в мае 2012 года с художником Иваном Новиковым, который учится на отделении живописи Суриковского института. На четвертом курсе все студенты готовят «малый диплом», который защищают за два года до получения окончательного диплома. Иван готовил большую работу, примерно 2 на 3 метра, для которой делал наброски на митингах в защиту ЛГБТ-меньшинств. Однако к тому времени, когда подошел срок сдачи работы, уже состоялся митинг на Болотной площади 6 мая 2012 года, и Иван решил посвятить свою работу теме политических протестов. На его картине, выдержанной в серо-зеленых тонах, разбавленных пятнами красных флагов, появились транспаранты «Путин — вор», «Долой Путьку» и «“Единая Россия” — партия воров». Его руководитель, пожилой преподаватель, с которым, по словам Ивана, у них до этого не было никаких особых разногласий, отнесся к работе нормально. Однако вскоре на факультет пришла очередная комиссия, гостей повели показывать помещения, в том числе и мастерские. Тогда ректор Суриковки подошел к Ивану и сказал, чтобы он подумал над тем, как сделать лозунги «менее контрастными». Спустя несколько дней руководитель Ивана попросил его убрать лозунги с картины. Сначала он не согласился, потом все же немного сдвинул буквы и сделал лозунги чуть менее контрастными, однако суть осталась той же. Уже после майских праздников, когда осталось буквально несколько дней до защиты, руководитель диплома сказал Ивану: «Давай ты вместо лозунгов напишешь набор букв». В противном случае обещал ему «большие проблемы» и объяснил это заботой о нем. Какое-то время Ваня отшучивался, но накануне защиты «малого диплома» руководитель вечером позвонил Ивану и потребовал переписать лозунги, иначе грозил, что его вообще могут не допустить до защиты. Студент и преподаватель разругались, а на следующее утро Иван все же пришел на защиту и, очень недовольный ситуацией, принял решение не рисковать образованием, поменяв в лозунгах буквы таким образом, чтобы они превратились в полную бессмыслицу «Гутин Бор», «Ерипая Госсия» и т.д. Однако и этого оказалось мало, и вот уже буквально за час до того, как выйти к комиссии, преподаватель потребовал от Ивана вовсе заклеить лозунги и закрасить их серой краской. Иван выполнил и это требование, однако все усилия в итоге оказались впустую: на защите комиссия задала ему вопрос, почему вместо лозунгов приклеены серые бумажки и что это значит. Иван не сдержался и заявил, что это результат институтской цензуры, — тут же вскочил его преподаватель, начался бардак. В результате Иван получил четверку, а преподаватель потом звонил и извинялся, говорил, что хотел помочь своему студенту и защитить его. «Не понимаю», — говорит Иван, который продолжает учиться в Суриковке, а через год будет защищать диплом.

Авдей Тер-Оганьян протестует против того, чтобы его работы были выставлены в Лувре

Как известно, случаи самоцензуры при вывозе за границу работ русских художников — тоже не такое уж и редкое дело. Стоит вспомнить, например, инцидент с работами Авдея Тер-Оганьяна из серии «Радикальный абстракционизм», не выпущенными в сентябре 2010 года российской стороной на выставку «Русский контрапункт» в Париж. По словам представителей ГЦСИ, работы Тер-Оганьяна решили не отправлять за рубеж, так как они «содержат призыв к насильственному изменению конституционного строя РФ, а также призыв, направленный на разжигание межрелигиозной ненависти и вражды». Затем после ряда громких заявлений художника работы все же были выпущены и выставлены в Лувре. После событий прошлого года работы Тер-Оганьяна, возможно, никого бы и не заинтересовали. Прошлым летом произошел инцидент в «Шоколадном доме», филиале Киевского национального музея. В рамках параллельной программы Киевской биеннале Олег Кулик придумал выставку «Апокалипсис и Возрождение в Шоколадном доме». Однако нейтральное название скрывало вполне определенные критические произведения. В первый же день работы выставки из работы «Белый круг» Люсине Джанян и Алексея Кнедляковского, изображавшей картонную толпу митингующих с антипутинскими лозунгами, исчезли некоторые части инсталляции (например, растяжки и плакаты), причем случилось это без ведома авторов. В музее пояснили, что работа «не соответствовала менталитету Украины». Сами организаторы, Олег Кулик, Анастасия Шавлохова и Константин Дорошенко, описали происшедшее в официальном заявлении: «...частично отключался звук в инсталляции Гутова “Я наступаю на скрытые точки”. По замыслу автора, посетитель, попадая в одну из комнат музея, наступал на встроенные в пол потайные кнопки, таким образом “озвучивая” через скрытые динамики те или иные выкрики протеста... в объектах с плесенью и куклами Барби Сигунцова усматривались угрозы здоровью, поэтому их вынесли во двор, где вследствие природных явлений работа была полностью уничтожена. Что уже говорить о портретах заключенных Ильи Трушевского — директорам Шоколадного дома как истинным советским чиновникам видится порочным выставлять портреты страшных маргиналов, нежели передовиков капиталистического труда». В результате выставка была закрыта из-за конфликта между художниками и представителями музея. Казалось бы, что общего между запретом на изображение лозунгов Болотной площади и звучанием протестных речей — а последний случай к тому же произошел не в России, а на Украине? Но нельзя не заметить объединяющей эти случаи склонности к самоцензуре, коренящейся в общем советском прошлом и схожем настоящем двух стран.

Ольга Кузьменкова. Империя страха