Никакого «праздника искусства»!

Санкт-Петербург — самое место для «Манифесты», уверен ВИКТОР МИЗИАНО

«Манифеста», выставка, проходящая раз в два года в разных городах Европы, в следующем году пройдет в Санкт-Петербурге. Принимающей стороной является Государственный Эрмитаж. Об этом официально объявили  27 февраля, но утечки информации случались и раньше, и разговоры ходили самые разные: от восторгов до недоумения. С одной стороны, важная для современного искусства выставка впервые окажется в России, что, несомненно, ценно само по себе. Но с другой стороны, город на Неве последнее время ассоциируется с такими явлениями и персонажами, как «петербургское казачество», борющееся с наследием Владимира Набокова, или икона новой государственной гомофобии Виталий Милонов. Уже сейчас понятно, что дискуссии о допустимостиы и уместности выбора «Манифесты» будут вестись со все большим ожесточением и не только внутри художественного сообщества. Кроме того, Manifesta-10 будет еще и юбилейной, одновременно с этим Эрмитаж будет праздновать 250-летие, но Виктор Мизиано уверяет COLTA.RU: праздника не будет!

Антонина Баевер. Мастерская. 2013. 6-экранная инсталляция. 51:20.

— Как президент Совета фонда Manifesta расскажите об ожиданиях и опасениях в связи с местом проведения будущей «Манифесты». Санкт-Петербург за последнее время стал «консервативной столицей» России, особенно если судить по массмедиа. Уже высказаны опасения, что противоречия между местом и событием, которое там планируется провести, нельзя сгладить.

— Основания для опасений, конечно же, есть: Петербург сейчас, как и вся наша страна, живет обострившимися общественными конфликтами. Опыт этот для многих новый, поскольку последние годы мы привыкли жить в условиях так называемой стабильности, своего рода социального мира. Но мне кажется, что когда этот социальный и политический конфликт усматривают как нечто, противоречащее «Манифесте», то это в значительной мере связано с непониманием самой «Манифесты». Когда она задумывалась в начале 1990-х годов, программным вопросом было «место» — идея, что «Манифеста», приходя каждый раз в новые места и в разные ситуации, вступает в диалог с контекстом, получая из него концептуальные параметры каждый раз нового проекта и формата события. Нас всегда интересовал конфликт, или агонизм (как говорят модные философы Муфф и Лакло): разумеется, не только из области политической хроники, но и конфликт геополитический, культурный и цивилизационный, конфликт прошлого и настоящего и т.д. Таки образом, дело обстоит иначе: все проблемы и противоречия, которые есть в сегодняшней России и сегодняшнем Петербурге, как раз программно соответствуют «Манифесте». Никогда «Манифеста» не хотела быть буржуазным, гламурным событием, она никогда не узнавала себя в понимании художественного события как «праздника искусства», которое у нас как раз и является определяющим.

Манифеста 9. Генк, Бельгия.

Именно поэтому критика, которую как раз чаще всего можно слышать по адресу «Манифесты» от тех, кто ее хорошо знает, и с которой я — увы! — подчас готов согласиться, связана с тем, что иногда мы появлялись в местах беспроблемных — в курортном Сан-Себастьяне или солидном, благополучном Франкфурте. Впрочем, упрек этот можно переадресовать и кураторам, которые делали манифестовские выставки и не всегда умели распознать противоречия и нерв места. Это как раз случай франкфуртской «Манифесты»: ведь город этот далеко не столь одномерный, какой была созданная в нем выставка...

— Почему был выбран Петербург, а не, допустим, Самара, Нижний Новгород или Екатеринбург? Нынешнее решение показалось многим не слишком «региональным». Петербург, конечно, не является на данный момент столицей, но все-таки есть и столичные амбиции, и определенная история места.

— «Манифеста» отнюдь не зарекалась приходить в места типа Петербурга. Седьмая «Манифеста» и в самом деле состоялась в Трентино и Альто-Адидже, в двух соседних областях Италии, образующих совместно одну провинцию (кстати говоря, очень конфликтную: с одной стороны — италоговорящая, а с другой — германоговорящая область). Тогда на уровне кураторского проекта тематизировалась региональность. Но вот в случае с Франкфуртом мы имели дело с финансовой столицей Европы. Третья «Манифеста» проходила в Любляне, которая хоть и находится в маленьком государстве, но все же столица. На самом деле одержимости заповедными регионами у «Манифесты» никогда не было.

С другой стороны, почему не Самара, Екатеринбург или какой-то другой город? Очень просто. «Манифеста» приходит туда, куда ее зовут. Эрмитаж предложил провести биеннале в Петербурге. Кстати, это очень важный факт, который журналистский цех, присматриваясь к началу проекта, должен учесть. Мы в первую очередь гости Эрмитажа. И главная интрига нынешней «Манифесты», как я ее вижу (не знаю, как решат кураторы, когда будут выбраны), состоит именно в том, что это юбилейная, десятая биеннале, которая делается в историко-художественном музее, да еще и такого уровня! Нами, лидерами проекта, нынешняя «Манифеста» была программно задумана как встреча с музеем прежде всего великой европейской традиции, хотя не только европейской, поскольку Эрмитаж как художественное собрание, несомненно, намного шире. Встреча с традицией, с наследием. Именно это является главной коллизией в данном случае.

Все проблемы и противоречия, которые есть в сегодняшней России и сегодняшнем Петербурге, как раз программно соответствуют «Манифесте».

Повторюсь, нас пригласили в Петербург, поскольку Эрмитаж очень заинтересовался «Манифестой». Я не исключаю, что мы могли оказаться не в Питере, а в каком-то другом месте. И у нас были альтернативы, но среди них не было ни одного российского города. Конечно, и «Манифеста» сама ищет места, прощупывает ситуацию. Мы много ездим и размышляем, какой следующий шаг мог бы быть плодотворным. Далеко не всегда наши надежды находят ответ в тех местах, которые нас интересуют. В конечном счете Совет «Манифесты» выбирает из тех городов и институций, которые подали заявку и предложили программу действий. Здесь всегда присутствуют и финансовые соображения, но не только. Мы очень хотели, заведомо отказавшись от большого бюджета, пойти в какие-то совершенно новые места. Мы думали о Кавказе, о Грузии и Армении, были и другие идеи, еще более неожиданные, но не всегда складывается так, что в этих, нетрадиционных для современного искусства, местах нас могут принять. Нам было интересно попасть в места, где нет развитой инфраструктуры и рынка искусства, в таких ситуациях, казалось нам, заложен плодотворный агонизм, а нас там как раз в силу их инфраструктурной и финансовой слабости принять не могли или не знали, как это можно сделать.

— Что принесет «Манифеста» российским художникам и кураторам? Вовлечет их в международный контекст или выбьет на обочину отечественного?

— Трудно предугадать, такой большой проект — это всегда испытание. Успех мероприятия во многом зависит от того, насколько представившейся возможностью сумеет воспользоваться город, а в данном случае не только город, но и Эрмитаж. Я скорее заинтригован этим...

В целом же проблема эта — совместимости большого, глобального события и локальной ситуации — есть предмет давнего обсуждения. В какой мере мегавыставка, обращенная в первую очередь к опыту глобальной сцены, способна вступить в диалог со сценой локальной, ответить на ее запросы? Оправданны подчас и опасения: не случится ли так, что большое событие своим масштабом просто раздавит хрупкую местную сцену? Эти вопросы регулярно возникали, например, в связи со Стамбульской биеннале, которую критикуют именно за то, что она живет абсолютно изолированно от местной культуры, от города, великого, между прочим, города. Похожие вопросы неоднократно предъявлялись той же самой «Манифесте».

Манифеста 9. Генк, Бельгия.

Но тут справедливым было бы признать, что сама «Манифеста» — и не только в ответ на обращенную к ней критику, но и в силу исходной своей программной установки — выработала продуманную методологию своего разворачивания на новом месте. Это и дидактические программы, и экскурсии по выставке, и специальные издания, и публичные дискуссии, и многое другое. В городе, где делается «Манифеста», создаются ее органы управления, в которые всегда входят представители Международного фонда и локальной сцены: это именно совместная работа, а не колонизация. Наконец, «Манифеста» — это не та биеннале, куда куратор приезжает один раз, чтобы подписать контракт, а потом уже появляется за два-три дня до открытия. «Манифеста» настойчиво требует от кураторов большого внимания к месту, в котором она проходит.

Наконец, мне кажется, что на сегодняшний день проблема центра/периферии утратила свою былую остроту. Ситуация стала намного более сложной. В любой локальности присутствуют эмиссары глобального художественного опыта. Все локальные центры — и, кстати говоря, Санкт-Петербург не исключение — более чем за 20 лет глобализационных процессов выстроили свою инфраструктуру, создали программы, сформировали среду, которая, может быть, не является сопоставимой с масштабами двух-трех ведущих мировых центров, но при этом вполне способна адекватно рефлексировать над тем, что происходит в мире. Сегодняшние художественные сцены структурируются не через диалектику локального и глобального, а через сети, цепочки связей, контактов и отношений, которые идут поперек глобализованного мира. В результате узлами этих сетей могут оказываться не крупные глобальные, а локальные центры. Мир очень изменился.

— Как работает сочетание «Манифесты» и Эрмитажа?

— Особая чувствительность и склонность к изменениям заложена в номадическом бытовании «Манифесты». С самого начала, будучи с 1995 года причастным к этому проекту, я наблюдал, как каждый раз «Манифеста» пыталась не повторить себя предыдущую. Мы экспериментировали с разными типами формирования кураторского коллектива, с различными типами выставочных площадок и форматов показа искусства. Однако до сих пор у «Манифесты» не было встречи с большим и серьезным музеем. Когда возникла перспектива сотрудничества с Эрмитажем, конечно, это был challenge, вызов. Встреча с Эрмитажем предоставляет много возможностей, аналогов которым в прошлом у нас не было. Важно здесь и то, что будущая выставка будет десятой по счету, то есть «Манифеста» вышла на рубеж первого юбилея. Конечно, по сравнению с 250 годами Эрмитажа это скромная цифра, но для современного искусства — веха историческая. Очевидно, что когда проводится десятая, юбилейная «Манифеста», топик подведения итогов, обобщения и осмысления себя, своего опыта существования невольно выходит на авансцену. Независимо от того, захочет ли будущий куратор тематизировать это напрямую, оно, несомненно, присутствует в общем концептуальном контексте мероприятия. Вот почему нам показалось, что приглашение Эрмитажа — это подарок судьбы. И вообще я не знаю прецедентов, чтобы большая периодическая выставка актуального искусства делалась в музее уровня Лувра или Британского музея. С этой точки зрения не только мы приняли вызов, но и Эрмитаж.