Другой Берлинале

Что происходит в Берлине кроме конкурсных показов? Фестивальные дневники ВИКТОРА ЗАЦЕПИНА и БОРИСА НЕЛЕПО

Виктор ЗАЦЕПИН

Пятница, 8 февраля

В самолете столкнулся с режиссером NN, которого кое-кто считает последней надеждой российского кино. Мы оба слегка испуганы. Скоро взлет, на электронном табло зеленая линия, прочерченная по интерактивной карте, показывает, что самолет проследует через Фессалоники, Неаполь и приземлится где-то в Сахаре. Нервничаю, что спросонья сел не в тот самолет, но потом понимаю, что в случае чего вместе со мной в Сахаре окажется и последняя надежда российского кино.

Аллея звезд возле фестивального кинотеатра. Оптический иллюзион

В немецкой газете, которую я читаю в самолете, пишут, что Берлин будет вкладывать деньги в сериалы. Культурные чиновники говорят, что нужно воспеть жизнь современного Берлина, следовать тренду в индустрии, и надеются, что из десятка пилотных проектов вырастет несколько полноценных телесериалов. По странному совпадению, я снимаю комнату в Берлине у сценариста, который пишет пилотный проект для немецкого ТВ. Называется он, кажется, «Уве и Сабрина», и распечатанный синопсис лежит на столике в прихожей — хозяин моей квартиры собирается на встречу. Я успеваю прочитать начало синопсиса: «Основная идея — криминальная комедия, в которой три главных действующих лица: молодой человек, юная леди и пожилой комиссар полиции. Сабрина — к 30, яркая, привлекательная, смешная. Уве — (тут что-то невообразимое по-немецки, предполагаю, что это попросту «бестолочь»)». Позже додумываю, что сериал был бы неплох, если бы преступления раскрывались благодаря неуемному любопытству Сабрины, неуклюжести Уве и, наконец, фантастическому обонянию (или, может быть, все-таки осязанию?) старого комиссара.

Видел Вендерса, вместе со всеми стоящего в длинной очереди за билетами (очередь часа эдак на четыре). Искренне поражен — это и есть настоящая демократия. Чуть позже понимаю — обознался. Очень похож на Вендерса, но не он.

Кадр из фильма «Кузен Жюль»

«Кузен Жюль» Доминика Бенашети — единственный фильм, на который еще можно было купить билеты в пятницу. Эту картину европейские зрители увидели впервые за долгие годы (в 1973 году она получила специальный приз жюри в Локарно), и это единственная работа Бенашети. Ведущий программы рассказал, что после просмотра этого фильма он два дня не мог вымолвить ни слова. Вот ее сюжет: двое стариков, бургундские крестьяне, кузнец и его жена, заняты своими обычными делами — подметают пол в доме, собирают хворост, покупают товары в автолавке, варят суп и застилают кровать (в главных ролях заняты дед и бабка самого режиссера). Старик кует металлическую рейку и потом вешает на нее занавеску (15 минут). Старушка чистит картошку и морковку и кидает в ведро (5 минут). Полуторачасовая картина снималась в течение пяти лет и в европейский прокат не вышла. Племянница режиссера вспоминала, что он мечтал снимать фильм в 3D — но не позволили средства, а после нескольких фестивальных показов фильм не был выпущен в прокат, потому что у автора была только одна просмотровая копия, которой он слишком дорожил. Бенашети также занимался фотографией, дизайном, много писал — по словам его друзей, он был истинным человеком эпохи Возрождения. С другой стороны, кузен Жюль, который упоминается только в названии фильма, к старикам так и не приехал — спрашивается, для кого они варили целое ведро супа, подметали пол и вешали занавеску?

Кадр из фильма «Долгая счастливая жизнь»

Суббота, 9 февраля

На месте дома, где жил Шопенгауэр, — Доротеенштрассе, 30 — построили многоэтажную парковку. Увы — Берлин уже не тот, что был в 1829 году!

Аллея звезд возле фестивального кинотеатра. Здесь есть оптические штуки, заглянув в которые, можно увидеть «призраки» звезд немецкого кино — каждый из них как бы парит над своей звездой на тротуаре. Вендерс тут тоже есть.

По дороге на премьеру фильма Хлебникова «Долгая счастливая жизнь» видел велопивбар и человека, который ругался с собственным отражением в банковской витрине. Хлебников снял отличное кино и очень вырос (кроме одноименного фильма Шпаликова на ум приходят и «Комиссар» Аскольдова, и «Мирная жизнь» Костомарова и Каттена). Две разодетые соотечественницы в гардеробе после премьеры тоже говорили о картине очень серьезно: «Тяжелый фильм». — «Угу. Мне напомнил “Преступление и наказание”». В общем, мы все втроем считаем, что посмотреть это стоит, как и Достоевского.

Вокруг очень много мужчин, похожих на Вендерса.

Кадр из фильма «лягушка паук рука лошадь дом»

Вечером того же дня встретились с друзьями из Минска — Герой и Олей, бесстрашными людьми, которые занимаются прокатом артхауса в Белоруссии. Пошли на программу «Форум», где показывают разный неформат. На сдвоенном сеансе — фильм Шелли Сильвер «лягушка паук рука лошадь дом» (frog spider hand horse house, совершенно невыносимый видеоарт) и комические зарисовки Изабеллы Росселлини «Мамочки» (Mommas) — третья часть великого мини-сериала из жизни животных, роли которых исполняет сама Изабелла Росселлини (предыдущие серии Seduce Me и Green Porno можно посмотреть на специальной страничке «Санденса»). На пятой минуте показа «Мамочек» возникают проблемы с техникой, сеанс прерывается, но И.Р. выходит на сцену вместе с куратором программы и в течение полутора часов (!), пока ищут остальные серии, рассказывает о своей любви к животным, цитируя Дарвина и Конрада Лоренца («мы — биологи, но до сих пор не знаем, что значит “гав”»), и пылко признается в любви короткому метру и кино аттракционов. «Многие помнят меня на обложках Vogue и лелеют свои воспоминания об этом, ну а я теперь снимаюсь в роли жабы», — с нескрываемым удовлетворением подытоживает И.Р. и благодарит судьбу за то, что она может делать такое невероятное, суперэксцентричное кино. Публика очарована и восхищена — и мы, разумеется, тоже.

На показе «Перекрестки юности»

Воскресенье, 10 февраля

«Комедия вокруг денег» (1934) Макса Офюльса в рамках ретроспективы «По следам Веймарского кино» — нечто среднее между комедиями Карне, «Последним человеком» Мурнау и «Трехгрошовой оперой». Некоторые находки очень интересны — например, в одной из сцен диалога один человек ходит кругами вокруг другого и камера, следуя взглядом за кружащимся оратором, делает три или четыре полных оборота на месте (оператор-постановщик здесь — знаменитый Ойген Шюффтан).

Главное событие дня — «Перекрестки юности», корейское немое кино 1934 года. Самый ранний из уцелевших корейских фильмов и единственный дошедший до нас фильм режиссера Ан Ён Хва переделан в сценическую феерию с живой музыкой и рассказчиком. Рассказчик комментирует фильм почти как футбольный матч (к примеру, когда злодей берет в руки газету, он говорит за него хриплым голосом: «Все, все в мире можно купить за деньги. И даже — вот эту газету!»). Песня в прологе, песня в эпилоге — это триумф интерактивного кино. Зрители аплодируют стоя.

Презентационные ролики «Перекрестков юности»

Понедельник, 11 февраля

Наконец увидел всамделишного Вендерса. Он сидел в ресторане на Потсдамер-плац и, заметив, что его фотографируют, поморщился. Он — гений!

 
Борис НЕЛЕПО

7 февраля

Меня попросили вести что-то вроде дневника, ну что же — прилетел в Берлин с жуткой простудой, смотреть в кино нечего — было бы дико приехать на фестиваль и идти зачем-то на «Великих мастеров» Вонга Карвая. Поэтому сажусь дописывать очередную главу в историю португальского кино. Мой первый фестивальный день проходит дома: за день пересматриваю «Траз-уж-Монтиш» Антониу Рейша, «Весеннее действо» Мануэла ди Оливейры, «Пути» Жуана Сезара Монтейру, «Девушку летом» Витора Гонсалвеша, «Глорию» Мануэлы Виегаш; пять фильмов за день — нормальный фестивальный режим. Как только после этого великого кинематографа смотреть местный конкурс — ума не приложу, подумаю об этом завтра.

Любимый кинотеатр берлинцев. Здесь проходят показы, альтернативные фестивальным

8 февраля

Продолжаю болеть и смотреть португальское кино дома. В соседней комнате съемочная группа телеканала «Культура» готовит сюжет о советских режиссерах-невозвращенцах, заходит речь про Герберта Раппапорта, который ровно наоборот — поработал ассистентом у Пабста, а в тридцатые годы зачем-то перебрался в Советский Союз и стал уважаемым режиссером, хотя так и не выучил русский язык. Каждому свой Берлинале.

9 февраля 

Берлинский фестиваль каждый год — это потрясающая Нина Хосс на огромном экране на премьере очередного важного немецкого фильма. Ощущение дежавю и легкого безумия дополняется тем, что в программе половина названий совпадает с названиями фестиваля прошлого года — «Метеора», «Парад»; к тому же местная жизнь ставит из года в год примерно один и тот же выбор — как бы извернуться и не упустить на пленке Пауэлла с Прессбургером.

Кадр из фильма «Золото»

Нина Хосс играет в «Золоте» Томаса Арслана — отчаявшиеся немецкие эмигранты отправляются в Канаду на поиски золота, предводитель отряда обещает им новую жизнь, стоит только добраться по пересеченной местности до далекого города; при этом все местные жители крутят пальцем у виска, а за героями следуют двое головорезов. Увы, фильм скорее не получился, хотя смотрится он с удовольствием. Впрочем, это интересное размышление о том, как снимать вестерн сегодня: ведь это абсолютно ушедшая натура, вестерн сегодня так же невозможен, как и немое кино (см. кейс «Артиста»), — нулевая рефлексия на эту тему и послужила причиной общей невнятности «Предложения» Хиллкоута или «Железной хватки» Коэнов. Арслан снимает вроде бы классический вестерн, но пропускает его через несколько кругов отстранения — в частности, на это работает цифра, которая убивает иллюзию, будто бы мы действительно смотрим кино про конец XIX века. На финальных титрах по залу пронесся шепот «Обход Мика, Обход Мика, Обход Мика», хотя сходство исключительно сюжетное.

10 февраля

«Франсес Ха» Ноа Баумбаха прекрасен, Грета Гервиг («Гринберг», «Девушки в беде») на наших глазах превращается в nerd-королеву. И на удивление замечательный новый Джеймс Беннинг про Теда «Унабомбера» Качинского, дневники которого послужили текстовой основой. Как пошутил Дмитрий Волчек, вначале они напоминают Пришвина — Унабомбер описывает белочек и зайчиков, а потом начинает засыпать сахар в бензобаки припаркованных поблизости машин и рубить топором соседские мотоциклы. Грандиозный человек, я был бы рад с ним выпить, но у него четыре пожизненных срока.

Идем с Волчеком на фильм про другого маньяка — «М» Джозефа Лоузи, ремейк понятно чего. Лоузи следует первоисточнику Ланга достаточно четко, но издевательски переворачивает буквально каждую сцену, фильм в итоге запретили в Штатах за коммунизм.

Кадр из фильма «Безумец Гитлера»

11 февраля

На всех сеансах отличной ретроспективы поствеймарского кино сидит киновед Лаврентьев, я тоже стараюсь ее почти не пропускать. Дювивье в Праге, Офюльс в Нидерландах. Самый душераздирающий фильм — «Безумец Гитлера», снятый Дугласом Сирком в 1943 году про уничтожение поселка Лидице. Меня невероятно завораживают все фильмы, снятые во время войны. Для нас сегодня, как бы они ни были безысходны (а «Безумец Гитлера» даже по меркам Сирка невозможно печален), они все равно завершаются хеппи-эндом, мы же знаем, что Гитлера удалось остановить. А режиссеры, которые снимали эти картины тогда, знать не знали, что будет дальше, но боролись на своем фронте — точнее слово, чем «завораживает», подобрать не могу.

В «Форуме» показывают фильмы любимцев журнала Cinema Scope — Николаса Переды и Матиаса Пинейро, «Виолу» которого они вовсе поставили в десятку лучшего за прошлый год. Что же, это остроумные и талантливые режиссеры, но до чего же утомительны со временем стали их формальные эксперименты (Переда снял часовую несмешную шутку о том, как актеры по очереди читают выдержки из Станиславского, Ханну Арендт и сценарий фильма «Один дома»).

12 февраля

«Занавес» Джафара Панахи — единственный по-настоящему хороший фильм в конкурсе. Перед началом нас встречают одиночные пикеты в поддержку режиссера. Удивительное совпадение: Панахи снял свою «Девушку из ниоткуда», совпав с Бриссо примерно так же, как в Канне в прошлом году Каракс с Кроненбергом (с пресловутыми лимузинами). Начинается как жанровая история, потом превращается в вариацию «Это не фильм», затем все еще больше усложняется. В Роттердаме только что победил иранский «Толстяк»: обе картины параноидальны и изображают атмосферу страха и ужаса, прибегая к сюрреализму. Идиоты в зале букают.

Кадр из фильма «Камилла Клодель, 1915»

Натурально, впал в депрессию после «Камиллы Клодель, 1915» Брюно Дюмона. Нет никаких сил идти против коллективного мнения, признавшего картину Дюмона лучшей в конкурсе, но это практически cinéma de papa, такой культурненький фильм для уроков литературы во французской школе. Повествование сведено к минимуму, задан просто общий фон — психиатрическая лечебница, в ней томится Камилла Клодель в исполнении чумазой Бинош. Кино очень неприятное, до отторжения: Дюмон создает выставку разнообразных уродств, эксплуатируя вид больных людей, которые окружают героиню. Для протокола замечу, что мне этот режиссер очень нравится, но не в этот раз, это уже перебор. Все фильмы Дюмона обычно очень прозрачные, но при этом всегда завораживают ощутимым присутствием чего-то потустороннего, не поддающегося словесному выражению, а здесь оно совсем забилось в угол, почти не разглядеть. И примерно одна морализаторская мысль на весь фильм — в финале появляется Поль Клодель, великий религиозный писатель и по совместительству лицемер, который говорит про Бога и искусство, но сестру оставляет гнить в психушке.

Лечиться после Дюмона отправился на одну из первых звуковых картин Португалии Gado Bravo (1934), снятую любимым режиссером злодея-диктатора Салазара. Музыкальная комедия о любви между знаменитым тореадором и самоуверенной певичкой плюс гениальный немецкий комик Сиг Арно. А еще фаду, переключения между жанрами в диапазоне от комедии до драмы, уникальные съемки Лиссабона начала тридцатых; пока лучшее, что я увидел за весь фестиваль.