Посторонним в.

Годы запретов могут затянуться, но не по причине всесилия цензурной машины, а совсем наоборот

Последние месяцы государственные мужи как можно более навязчиво демонстрируют, что важнее всего для них «моральный облик» граждан. И вот они исправляют его в соответствии с неким идеалом, покоящимся в Палате мер и весов, куда простым смертным вход закрыт. Запрет на употребление мата, гомофобский закон, квоты на «негатив» в СМИ можно интерпретировать и как отлаженную долгим опытом попытку отвлечь внимание от принятия других законопроектов, и как биополитический контроль за людским поголовьем, и как новые возможности для злоупотреблений, повод для вымогательства. Но помимо очевидных связок есть еще одна — боязнь за «красоту» картинки и «правильность» слова. Не то чтобы в Думе или Администрации президента сидели сплошные пуристы, скорее они так понимают народные чаяния — именно понимают, а не откликаются, потому что запроса никакого не было, разве что от крошечных сообществ безумцев и проходимцев.

Многие из этих ограничительных инициатив в итоге могут быть отвергнуты и забыты как страшный сон, но важно именно то, что все это глубоко сидит в головах властей предержащих. Угроза видится не в положении дел, а в его изображении и описании. Каждый раз это медийная история. Пелевенщина нулевых никуда не исчезала, религиозное преклонение перед имиджем сохраняет свою власть над умами, хотя, казалось бы, наступили совсем другие времена. Мединский, как какой-то доморощенный пиар-агент, разоблачал «мифы о России», Зюганов создает движение, чтобы бороться с «искаженным представлением о русских как об отсталых людях по сравнению с европейцами». В скандальном законе о «пропаганде гомосексуализма» также фигурирует формулировка «сформировать искаженные представления», правда, уже по другому поводу. Россия не соответствует потребностям чиновников — что ж, тогда давайте установим верное описание действительности и правильные иллюстрации к нему, а все остальное запретим на законодательном уровне.

Саша Курмаз. Hey. 2012-13

Недавно в Харькове в ЕрмиловЦентре открылась выставка «Система координат», организованная художницами Ульяной Быченковой и Алиной Клейтман, на которую один из многочисленных участников, киевский художник Саша Курмаз, привез проект Hey. Неизвестной девушке из России понравилось содержимое его персонального сайта, и она прислала по электронной почте откровенную фотографию, только лишь скрыв лицо. На этом она не остановилась, стала отправлять новые снимки обнаженного тела. Между ней и художником если и не завязался эпистолярный роман в картинках — а Саша отвечал рисунками, — то как минимум установилось визуальное взаимопонимание. Это ведь важно. Когда-то двум собеседникам, удаленным друг от друга в пространстве, достаточно было схожих идеалов и мировоззренческого родства, чтобы они могли долго обмениваться корреспонденцией. Потом дружба по переписке складывалась на основе общих эмоциональных переживаний: чувствуешь как я — нам есть о чем поговорить. Сейчас, когда мы кидаем друг другу ссылки на ролики в YouTube и гифки с Tumblr, единодушие в отношении образов, с трудом выразимое вербально (разве что одобрительным перемигиванием), становится причиной продолжительного обмена репликами в Фейсбуке или скайпе.

Такие вещи достаточно сложно запретить. Как бы бдительный страж добродетели ни боролся за «правильную» картину мира, есть вещи настолько ускользающе-эфемерные, что вряд ли их можно сразу же идентифицировать как крамолу. С цветными колготками и балаклавами вроде бы понятно — сразу пресечь, не раздумывая. Но ведь коллективный ответ на происходящее в стране постоянно эволюционирует: образы, которые одушевляет общественное возмущение, находятся в состоянии непрекращающегося изменения. Был краб — стал рак. Российские и мировые новости молниеносно переводятся на язык критики, только успевай отслеживать. Поток стеба и веселого глумления над «священным единоначалием» нельзя остановить, отключив особо разнузданные сайты или даже выведя всю страну в офлайн. Пробовали — не работает. А уж ханжеской морали достается не меньше, чем ее покровителям: хотите убрать любое упоминание об ЛГБТ — ловите советский мультик. Каждый шаг запретителей погружает их глубже в болото собственной глупости, потому что результаты подобной деятельности всегда будут противоположны озвучиваемым целям.

Похитители красок. 1959

Украина, в общем-то, переживает те же процессы, что наблюдаются по России. Комиссия по защите морали, антигейский закон, закрытые сайты, разогнанные выставки. Действия властей и противодействие граждан отличаются от российских в деталях, но в своей основе опыт двух стран сопоставим. Чиновники также искривляют зеркала, поскольку на вопрос «кто на свете всех милее» они отвечают не то, что от них ожидают. Учитывая такую атмосферу, организаторы выставки «Система координат» посоветовались с юристом и прикрепили рядом с работой Курмаза табличку, где на трех языках сообщалось, что лицам до 18 лет просмотр не рекомендован. Понятно, что в странах, где законы прочитываются в зависимости от того, с какой ноги встанет заинтересованное лицо, будь то судья, депутат или сотрудник правоохранительных органов, такие предосторожности мало что значат. Андрей Ерофеев и Юрий Самодуров, осужденные за выставку «Запретное искусство-2006», в свою защиту использовали доводы, что работы, которые и довели кураторов до суда, находились за специальной перегородкой с небольшими отверстиями, что имелись предупредительные надписи, чтобы не возникло недоразумений. Но, как известно, те, кто страстно желал оскорбиться, нашли возможность это сделать. Аргументация, казавшаяся убедительной, разбивалась о стену решений, принятых заранее и в нужном ключе.

Оказавшись в Харькове, я почувствовал настроения, которые до того уже замечал в Киеве и Москве. Так случилось, что концентрация «запрещенных» среди участников «Системы координат» оказалась высока. Никита Кадан, Николай Ридный, Алексей Салманов и Саша Курмаз попали под раздачу с «Украинским телом». Анастасия Рябова и Жанна Кадырова принимали участие в выставке в Шоколадном доме, которая после череды скандалов была закрыта. С Давидом Тер-Оганьяном приключилась запутанная история в Мультимедиа Арт Музее. При этом любые разговоры на тему цензуры, оправдывающей себя что радением о нравственности, что осторожным «как бы чего не вышло», неизменно вызывают у художников улыбку или даже смех. Они убеждены в бесперспективности запретов.

Илья Репин. Константин Победоносцев (этюд). 1903

Несомненно, какой-нибудь суровый закон с возможностью широкого толкования создает множество неприятных последствий: от психологического давления до судебного преследования. Но ведь хочется верить, что старания тех, у кого на языке неизменное «надо подморозить», так же недолговечны, как снег, который исчезнет, как только придет время, и ждать осталось совсем недолго. Поэтому художники продолжают, как обычно, увеличивать температуру — пускай тает. Но радостная бессознательная уверенность в скорой победе работает так же, как вполне осознанная психоделическая позиция, не менее распространенная в творческой среде и гласящая, что вся эта цензура — блеф, что нужно формировать иную, параллельную реальность, а фантом сам собой растает в воздухе. Однако ни сила мысли, ни бесстрашный смех, ни протестный дух, ускользающий от властного давления и постоянно эволюционирующий в сети, не ведут к перелому ситуации. Вот и надеются все — скорее стихийно и неосознанно — на эту чиновничью машину, причесывающую реальность: поднажми и надорвись! Но ведь, как мы уже выяснили, бедняга борется с тем, что побороть не в силах, а потому процесс рискует стать затяжным.