Наше будущее — в воздухе

Художница КСЕНИЯ СОРОКИНА делится выставочным опытом

 
Последние три года мои жизненные процессы подчинены художественному производству: создаю — демонстрирую. Сразу уточню, что галерейные или музейные выставки не представляются мне единственно возможными площадками, где я могу показывать свои работы: «квартирники», инициированные художниками проекты и самоорганизованные акции в городе являются альтернативой рутине официальной художественной жизни в Москве. На вопросы моих знакомых, чем я сейчас занимаюсь, почти всегда отвечаю что-то вроде «готовлюсь к выставке» или «только что открыла выставку». Причем в этом ответе нет уверенности, что ожидаемая выставка действительно состоится в ближайшее время.

Ирина Корина. Морщина

Сейчас я снова готовлюсь к двум выставкам. Первая должна состояться в галерее. К участию меня пригласил мой друг-художник, ему же принадлежит идея выставки. Когда мы сформулировали предложение, у галереи уже имелся выставочный план на полгода вперед, так что наше открытие намечено на июнь 2013-го. Мы несколько фрустрированы ожиданием, но зато у нас есть достаточно времени на подготовку. Проект задуман как триптих: три художника высказываются на выбранную тему, третьим участником является наш общий друг скульптор. Текст пообещал написать другой наш хороший знакомый. В общем, это пример отношений, балансирующих между профессиональным интересом и личной симпатией. Галерея одна из немногих делает ставку на молодое искусство и пока что поддерживает все наши начинания. Никакого принуждения к созданию коммерческих работ со стороны ее владельцев не замечено — можно надеяться, что обойдемся без конфликтов.

Вообще же опыт показывает, что работа с галереями непредсказуема и порой даже опасна. За последние полгода мне стало известно как минимум о трех случаях разрушения или утраты художественных произведений после участия в выставках или иных культурных мероприятиях из-за недобросовестного отношения со стороны организаторов. Мои отношения с галереями и выставочными площадками в большинстве случаев основывались на устной договоренности и даже не подразумевали заключения какого бы то ни было договора, я никогда не прибегала к имеющимся в общем распоряжении способам защитить свои произведения. Должна заметить, что я легкомысленный человек и быстро теряю интерес к уже сделанным работам; если они теряются (в силу бытовой неустроенности или моей безответственности), я особенно не расстраиваюсь и предпочитаю о них просто не вспоминать. Пару месяцев назад, перед тем как передать два своих видео «Галерее 21» для выставки на «Винзаводе», я подписала документ о сохранении работ и заключила контракт, где оговаривались условия, которые должны соблюдаться при их возможной продаже. Это был третий в моей творческой биографии случай, когда я подписывала бумаги, гарантирующие сохранность работ при передаче на временное хранение. Ранее подобные договоры заключались мной лишь с площадкой молодого искусства «Старт» и ГТГ на Крымском Валу. Мне всегда казалось, что немногочисленность московского арт-сообщества, ситуация, в которой все со всеми знакомы, заведомо блокирует непорядочные поступки внутри этой системы. Однако опыт показывает, что это совсем не так.

Алина Гуткина. Тэги

Один из самых вопиющих случаев угнетения художников владельцем галереи, очевидцем которого я была, произошел в небольшой галерее Art People на Павелецкой. Не знаю, существует ли она до сих пор. Место выглядело сомнительно: что-то между антикварной лавкой и салоном, торгующим интерьерной живописью и разными бесполезными вещами для декорирования жилища. Тем не менее грядущая выставка была вписана в параллельную программу прошлой Московской биеннале, и я была приглашена к участию. Куратор выставки Наталья Самкова за несколько дней до открытия попала в сильнейшую аварию и оказалась в больнице, художники тем не менее решили не отменять выставку и остались «один на один» с небольшим пространством галереи и ее хозяйкой.

Так как у меня тогда не было ни дома, ни мастерской, пришлось собирать свою инсталляцию с нуля в галерее во время монтажа выставки. В течение трех дней я с разрешения владелицы проводила много времени в галерее. Она была очень мила, угощала чаем, живо интересовалась каждым из художников и работой, которую он или она собираются представить на выставке. Сетовала на то, что большую часть произведений на выставке продать невозможно: там видео, тут газон, а у меня вообще раскисающий под воздействием кипятка бумажный макет. А ведь именно она, хозяйка галереи, уже потратила огромную сумму денег на лекарства для нашего куратора, а во что ей обойдется одно лишь открытие с вином?! Эти жалобы повторялись с каждым днем все чаще, приобретая все более истерический характер, что, в общем-то, не мешало мне работать.

Выставка открылась, и галеристка начала звонить художникам с требованием бесплатно проводить по несколько часов в галерее в качестве смотрителей, охранять работы. По ее мнению, так мы могли бы компенсировать затраченные на вернисажный фуршет средства и хотя бы частично вернуть деньги, пошедшие на лечение Наташи, нашего куратора. Естественно, в историю о затраченных тысячах тысяч мы должны были верить на слово. Впрочем, в это же время другими людьми уже был организован аукцион и сбор средств на медицинскую помощь Наташе, и это делалось добровольно, никто никого ни к чему не принуждал.

Это вообще привычный для России ход вещей, естественный, как законы природы.

Что касается той выставки, почти все авторы сами оплачивали производство своих работ, но это вообще привычный для России ход вещей, естественный, как законы природы. По прошествии некоторого времени вскрылась последняя и уже совсем выходящая за грани добра и зла история. Галеристка изъяла в личную собственность одну из серии графических работ Алины Гуткиной, представленных на выставке. По словам художницы, хозяйка галереи отчасти вкладывалась в производство, выделила крошечную сумму на акриловые маркеры и подготовила холсты, но по поводу судьбы картин ничего не говорила. Однако после вернисажа она внезапно поставила Алине условие (обычно такие вещи оговариваются заранее, чтобы в случае несогласия можно было отказаться): одну работу она заберет себе, что и было ей сделано, когда художница вывозила картины после закрытия выставки.

Однако если все обошлось благополучно, работы не были похищены или проданы, а вернулись к своим авторам по завершении выставки, возникает вопрос: где же их хранить? У большинства художников, особенно молодых, нет мастерских, и старые работы часто подлежат уничтожению или становятся сырьем для создания новых произведений. Сейчас я работаю в основном над видео, при хранении которого хоть и возникают проблемы, но они связаны скорее с объемом жесткого диска, чем с вместимостью жилого пространства, в котором я ощущаю дефицит. Но в моей практике был случай, когда по окончании выставки я просто подарила свой объект девушке, работавшей в соседней галерее. Шел дождь, нести его было слишком тяжело, да и он бы отнимал слишком много места, необходимого для жизни и труда. К тому же это было сделано из личной симпатии.

Тем не менее выставка, плохая она или хорошая, провоцирует определенную реакцию со стороны зрителей, вызывает неоднородный поток откликов, которые могут быть полезны молодому художнику. В своей работе «Дискурсивные пространства фотографии» Розалинда Краусс приводит несколько составляющих, присущих пространству выставки начиная со второй половины XIX века. По мнению Краусс, это пространство, будь то музей, салон, ярмарка или частный показ, конституировалось плоскостью стены, предназначенной для демонстрации искусства. Также выставочное пространство создавало почву для последующей письменной реакции на произведение искусства и служило неявным местом выбора: принять или отвергнуть. Все, что отвергалось пространством выставки, тем самым маргинализировалось как не-искусство. Читатель вправе самостоятельно решить, до сих пор ли актуальна эта аргументация, но по-моему, пресловутая выставочная стена и спустя столетие не утратила своего влияния. Исключение составляют стрит-арт и уличный активизм, однако нередко и эта художественная продукция в конечном итоге оказывается выставлена в галерее, например, в виде документации.

Ксения Сорокина. Сопротивление материала

Моя первая персональная выставка открылась на «Старте», площадке для молодых художников на территории «Винзавода». Существенный плюс этой организации заключается в том, что она полностью оплачивает расходы на производство, в обмен художник должен отдать «Винзаводу» одну из своих работ по окончании выставки. Я показывала серию видео на основе перформансов, которые я придумала и организовала с помощью друзей. Необходимость расстаться с правами на одну из видеоработ меня не пугала, соавторы тоже ничего не имели против. Это было своего рода благодарностью за средства, потраченные институцией на производство. К тому же мы договорились заранее, и речь не шла о вымогательстве в безвыходной ситуации, как в случае Art People. Аудитория на «Старте» не ограничивалась исключительно представителями профессионального сообщества, в будние дни среди посетителей я встречала множество неизвестных мне людей разных возрастов, что меня приятно удивило.

Вернусь к началу своего рассказа. Судьба второй выставки, которую я на данный момент готовлю, складывается куда сложнее, можно сказать, совсем не складывается. Почти год назад мы с группой соавторов приступили к работе над очередным проектом. Инициатива исходила от моей знакомой, молодого куратора Музея архитектуры им. А.В. Щусева, где и планировалось открыть предполагаемую выставку. За четыре дня до вернисажа музей отказался финансировать производство объектов, а в качестве аргумента нам было передано высказывание директора: «Молодые художники сами должны выкручиваться». Речь шла примерно о 6000 рублей, но это не столь важно. Наш куратор уволилась и убедила не поддерживать политику музея, экономящего на художниках, своих денег не тратить, а выставку перенести на другую площадку, которую еще предстояло найти. Библиотека района Кузьминки, над исследованием которого мы трудились, согласилась предоставить помещение для нашего проекта. Я ненадолго отлучилась из Москвы и по возвращении, со слов моего соавтора, поняла, что куратор не смогла справиться с непростой задачей организации выставки без институциональной и какой бы то ни было поддержки. Выставка — в разобранном виде, работы по-прежнему ждут внимания зрителя на антресолях, в шкафах и на жестких дисках, хотя это ожидание принимает уже отчаянные формы.

«Наше будущее — в воздухе», как гласит картина Пабло Пикассо 1912 года. Эта формула отражает не только суть вышеизложенной истории, но и общее подвешенное состояние, в котором сейчас находится художественный процесс, и положение связанных с ним людей.