2013: после постапокалипсиса

ВАСИЛИЙ КОРЕЦКИЙ первым из коллег подводит киноитоги наступившего года

Кажется, конец света в 2012-м все-таки произошел, но мы, как и полагается героям киберпанка, его не заметили. Впрочем, информированные люди все же нашлись в Голливуде — и 2013 год был так же богат на постапокалиптические сюжеты, как предыдущий — на фильмы о всевозможных вариантах конца света. Если считать, что голливудский мейнстрим является наиболее адекватным отражением несуществующей еще со времен Бодрийяра реальности, то придется признать — придя в точку «зеро», время вновь запустилось с нуля; история кино в 2013-м начала писаться заново, поверх прежней.

Во-первых, вернулся тот, кого вроде бы уже похоронили, — 3D-кинематограф. Пережив похмелье первых удач и спад зрительского интереса, технология стереокино стала добрее, человечнее и — неожиданно! — реалистичнее. Скоростной клиповый монтаж, похоже, совершил самоубийство вместе с Тони Скоттом: перегруженность трехмерного изображения визуальной информацией заставляет режиссеров быть экономнее и деликатнее. Говорить о повсеместном возвращении глубинной мизансцены еще рано (хотя сдержанные шаги по реабилитации уэллсовского метода были сделаны еще Спилбергом в «Тинтине» и Ридли Скоттом в «Прометее»), но первые результаты очевидны — никаких панорам с размахом в 360 градусов, никаких нарезанных в лапшу поединков и лихого монтажа с общего на поясной план в мейнстриме больше не будет. Ультрареализм трехмерного изображения диктует как выбор тем, так и степень подготовки актеров и скрупулезность работы режиссера. Став вновь объемным, кино вернулось к своим театральным корням. Прямоугольник экрана совсем перестал быть аналогом холста, и мазки рапидов, золотистое свечение классического Голливуда или дрожащая камера псевдорепортажа, кажется, навсегда остались с той стороны Рубикона — как когда-то приемы немого кино. Режиссерам придется теперь осваивать мастерство даже не скульптуры — а тотальной инсталляции.

Первые примеры этого мы уже видим — правда, пока еще в традиционном двумерном кино: одни из самых «медленных» режиссеров наших дней, Цзя Чжанкэ и Хоу Сяосянь, делают фильмы о боевых искусствах. И если про проект Чжанкэ так толком ничего и не известно, то Сяосянь, закончивший в этом году продакшн, ничуть не изменил своей эстетике камеры-наблюдателя: одна камера, тщательно выстроенная мизансцена, дорогостоящие, фактурные декорации и, разумеется, пленка. Кстати, 35 мм, возможно, еще продержится: многочисленные технические неполадки цифровых проекторов на фестивалях этого года, а также появление вируса, поражающего DCP, внушают некоторую надежду на сохранение ацетата — хотя бы в качестве резервного носителя.

Высокобюджетное 3D — это не единственный пример того, как пленка времени и технологии закрутилась назад. Движение кинематографа к основам внезапно произошло и в сфере проката, причем российского. Покупка прокатной компанией «Нева-фильм» камерного кинозала в московском ГУМе вылилась в странный эксперимент (впрочем, такого рода опытов вполне можно было ожидать от людей, придумавших показывать в российских кинотеатрах живые трансляции опер, бродвейских мюзиклов и рок-концертов): крохотный, оформленный в имперском стиле кинотеатр с окнами на торговые галереи был перепрофилирован на показ короткометражного кино, идущего сверхкороткими получасовыми сеансами. Ровно в таком же режиме работали и первые никельодеоны на ярмарках и при вокзалах!

Увы, то, что хорошо для медиа, не всегда благотворно влияет на людей, его обслуживающих. Кинокритика, о смерти, востребованности и возрождении которой мы спорим каждый год, в 2013-м, кажется, окончательно перешла в разряд изящных (а значит, вымирающих) искусств. Дефицит времени, проблемы с концентрацией внимания, стремительный рост числа доступных для просмотра (точнее, скачивания) наименований привели к трагической редукции — «новая искренность» окончательно издохла, уступив место невротической обсессивной компульсивности. Списки, топы, перечисления и прочие микрорекомендации к тому, что, скорее всего, никогда не будет сделано, полностью вытеснили жанр рецензии из массовых изданий. Уход одного из самых читаемых русскоязычных авторов, Юрия Гладильщикова, из медиа на VOD-сервис (Гладильщиков стал писать авторские аннотации для ivi.ru, фактически став первым прорайтером в кинобизнесе) вполне четко указывает критике ее место в отделе телепрограммы, рядом с составителями кроссвордов.

Кадр из фильма «Великие мастера».

Массы сегодняшних зрителей вполне способны разобраться во всем сами, без помощи советников (другое дело, что это пока происходит по причине крайней скудости зрительских запросов, а не высокой информированности аудитории). Беспрецедентные акции протеста против введения пролоббированного Минкультом НДС на билеты в кино были подтверждением этой внезапной самостоятельности. Эффективный менеджмент Мединского и Демидова наткнулся на непредвиденное — российские зрители категорически не хотят смотреть то российское кино, которое им пытаются продать находящиеся в сговоре с кинокомпаниями кинотеатры. С другой стороны, смотреть другое кино, то, которое побеждает на «Кинотавре», они тоже не готовы — точнее, целевая аудитория российского артхауса размазана по стране таким тонким слоем, что общенациональный театральный прокат этих фильмов невыгоден. Эти неразрешимые противоречия вылились в 2013-м в серию бунтов-флешмобов: публика, сговорившись, бойкотировала все крупные российские премьеры, за исключением только «Сталинграда» Бондарчука, и организовала издевательскую кампанию по сбору подписей за введение tax refund зрителям русского кино. И это, конечно, парадоксальная ситуация — люди, не имеющие вроде бы времени на чтение рецензий длиннее 500 знаков, тратят часы на организацию и координацию флешмобов. Что дальше — общественный кинематограф?

10 лучших фильмов 2013 года

1. «Великие мастера» (The Grandmasters). Режиссер Вонг Кар Вай

Выдержав пятилетнюю паузу и вернувшись с Большим Мейнстримовым Экшеном, Вонг Кар Вай реабилитировал себя после неловкой сладости «Черничных ночей». Да, это не совсем тот Кар Вай, которого мы так любили в 2000-х, — но это настоящий триумф визуальности. Скрупулезно разработанная батальная хореография, непременные завитушки в виде вьющихся по ветру пол длинной одежды и взрывающихся капель дождя, легкий налет сентиментальной грусти. Сентиментальность уместна, когда речь идет о прощальном взгляде на двумерные кинофеерии. 3D, у которого в этом году открылось второе — гиперреалистическое — дыхание, обещает отправить в музей все эти рапиды и монтажные фокусы.

Кадр из фильма «Сталинград».

2. «Сталинград». Режиссер Федор Бондарчук

Снятая на ощупь, без оглядки на отсутствующий мировой опыт, 3D-баталия Бондарчука производит странное впечатление. С одной стороны — неистребимый привкус госзаказа и пресловутой поэтики мясокомбината. С другой — снимая фильм в коммерческом формате, Бондарчук вооружается арсеналом великого советского кино: он не рассчитывает на компграфику и монтаж, а мастерит все руками, выстраивая мизансцены на несколько сот статистов, как баллистик, прочерчивает траекторию движения камеры, скрупулезно конструирует фактуру. 3D делает осязаемой ту самую хтонь, ужасы которой так любят живописать российские режиссеры. Но в «Сталинграде» мерзлая степная земля становится действительно матерью, советские солдаты черпают из нее силы, точно Антей. Первый случай непарадно-патриотического фильма в истории постсоветского кино, без дураков.

3. «Двенадцать лет рабства» (Twelve Years a Slave). Режиссер Стив Маккуин

Поучительная — и правдивая — история о том, что в стране, где существует рабство, от него не застрахован никто, приобрела особый контекст в российских реалиях. Экранизация автобиографии чернокожего скрипача из Нью-Йорка, незаконно проданного на плантации в Луизиану (когда-то эта книга соревновалась в цифрах продаж с «Хижиной дяди Тома»), окончательно обозначила разрыв Маккуина с арт-традицией и отчасти обессмыслила разговоры о том, что приход современных художников в кино изменит его поэтику (на деле это суровая логика кинопроизводства меняет арсенал экс-художников). Во многом строящийся на виртуозных диалогах на языке XVIII века (весьма поэтическом), «Двенадцать лет рабства» отчасти перекликается с «Линкольном» Спилберга, а отчасти — с экранизациями Кафки (в первую очередь, конечно, с «Америкой» Штраубов).

4. «Все, что тебе нужно, — убивать» (All You Need Is Kill). Режиссер Даг Лайман

Пожалуй, самый смешной (явно непреднамеренно) фильм года. Вольное переложение «Дня сурка», в котором место провинциальных репортеров занял солдат на передовой, остроумно и кровожадно преодолевает проклятие клишированного сюжета. Напомним, что в прошедшем году вышло аж два вольных ремейка «Дня сурка» — во втором фильме, «Несовершеннолетнем» Дэна Бирза, главный герой бесконечно переживал день своего несовершеннолетия.

Кадр из фильма «Соломенный щит».

5. «Соломенный щит» (Wara no Tate). Режиссер Такаси Миике

Каждый новый фильм Миике просто обязан попадать во все возможные топы. Но злая сатира на тишайшее японское общество, только притворяющееся гражданским, а на самом деле находящееся на грани молекулярной гражданской войны, нам мила особенно: весь год наблюдая всевозможные кампании травли (как в соцсетях, так и в государственных СМИ), мы легко примерили на себя ситуацию «Соломенного щита»: объявленная олигархом охота на предположительно виновного человека превращает клерков и домохозяек в свору гончих. И у каждого, разумеется, есть небрежное оправдание своей безоглядной жестокости — феминизм или там любовь к детям.

6. «Поднимается ветер» (Kaze Tachinu). Режиссер Хаяо Миядзаки

Превратить трудовую биографию военного конструктора, сделавшего для императорской армии знаменитый палубный истребитель Mitsubishi A6M Zero, в детский мультфильм — такое мог сделать только человек, слепо увлеченный историей авиации. Свободолюбивая американская критика исправно заклеймила «Ветер» как криптомилитаристский. Нам же все это больше напоминало сокуровское «Солнце» для самых маленьких. Трагедия энтузиаста, живущего во времена империй, — разве похожими сюжетами не полна недавняя российская история?

7. «Рассекая снег» (Snowpiercer). Режиссер Пон Джунхо

Экранизация французского комикса, цинично и безжалостно проведенная корейцем Пон Джунхо, оставляет далеко позади все жалкие прошлогодние попытки социальной критики в голливудском кино. Темы социальной несправедливости, безответственности властей, коррупции и т.п. всегда обильно присутствовали в фильмах корейского режиссера — но тут к созданию собственного «Метрополиса» взывал сам материал. Полярный экспресс, населенный не Дедами Морозами, а социальными стратами, мчится сквозь постапокалипсис неизвестно куда... Неудивительно, что фильм послужил поводом к развернутому эссе Славоя Жижека.

8. «Нимфоманка» (Nymphomaniac). Режиссер Ларс фон Триер

Победивший в Каннах импрессионистический триеровский диптих оказался не порно, как все наивно ожидали, но прекрасным — и не менее страшным — фильмом о любви, вечном экзистенциальном одиночестве и самоотверженной отваге, без которой и жизнь не жизнь. В фигуре сыгранной Шарлоттой Генсбур самоназначенной нимфоманки Джои легко различим профиль самого Триера (два его предыдущих фильма, в принципе, тоже были отчасти автопортретами). Любовь Триера не имеет ничего общего ни с тяжеловесным гуманизмом Ханеке, ни с голливудским сценарием социального/сексуального успеха; это щемящее, сладко-горькое чувство смутной утраты, вечные, почти прустовские поиски утраченного — не времени, но счастья, детской защищенности и полноты. Чувств, категорически отсутствующих в настоящей, взрослой жизни.

9. «Камилла Клодель» (Camille Claudel). Режиссер Бруно Дюмон

Самый странный фильм этого года, превративший новейшую традицию ремейков и перелицовок в своеобразный фарс. Поставленная и написанная Дюмоном история Камиллы Клодель, соратницы и любовницы Родена, принесла берлинского «Медведя» Жюльетт Бинош. 25 лет назад в Берлине уже вручали награду за роль Клодель — Изабель Аджани, сыгравшей юную скульпторшу в крайне романтическом байопике Бруно Нюттена. По картине Дюмона видно, как сильно изменился мейнстрим за эту четверть века. Вместо растрепанной лав-стори — тяжелый, депрессивный, камерный монолит, сцементированный почти беккетовской — а то и шаламовской — безысходностью. Камилла сидит в психиатрической лечебнице, куда ее насильно определила семья, и ждет визита брата — упитанного ничтожества, давно говорящего о своей гениальной сестре в прошедшем времени. Пожалуй, первый фильм Дюмона, в котором нет ни чуда, ни надежды на человечность.

10. «Рыцарь Кубков» (Knight of Cups). Режиссер Терренс Малик

Название фильма, как вы уже наверняка знаете, апеллирует к карте Таро, означающей спокойную уверенность и чистоту намерений. В данном случае все это было лишь у режиссера: дикая, но симпатичная история о двойном menage а trois в среде музыкальной богемы Остина отчасти напоминает «Измену» Кирилла Серебренникова (то есть выглядит торжественно и комично одновременно). Но то, что критика не позволила Серебренникову, позволено Малику — фирменные медитативные операторские проходы превращают сюжет, больше подходящий для Джадда Апатоу, в суровый приговор человеческим порокам. Удивительно, как мы привыкаем ко всему: регулярные упражнения Малика в дидактике вдруг перестали раздражать и воспринимаются как безобидное, зато мудрое дедовское бормотание, к которому стоит иногда прислушиваться.