Зла не хватает
В «Господине Пунтиле и его слуге Матти» Карбаускиса хвост (читай «труппа театра Маяковского») виляет собакой, а собака (читай «режиссер») упорно прячется в конуре и вылезает оттуда лишь для того, чтобы поставить осмысленный финал
Беспощадно злой, резкий и горький спектакль. О пьяных и циничных скотах, правящих страной Финляндией. О хозяевах жизни, которые ни в грош не ставят тех, у кого в кармане ни гроша. О жуликах и ворах, которые в трезвом виде грабят своих соотечественников, а в пьяном пускают умиленную слезу, вспоминая про последнее убежище негодяев, зовущееся патриотизмом. О зажравшихся и опухших с бодуна мордах, не влезающих в экран телевизора. Да, вы угадали: спектакль о России. Так вот, такого «Господина Пунтилы и его слуги Матти» в постановке Миндаугаса Карбаускиса в репертуаре Театра имени Маяковского нет.
Зато в афише имеется одноименное зрелище в постановке того же режиссера, наполненное тонкими интеллигентными намеками на то, что, возможно, не все ладно в Датском королевстве, а заодно и в Финской республике. Причем в существовании этой тонкой красной (или не красной? есть подозрение, что со времен Брехта она успела многажды изменить свой цвет) линии, тянущейся сквозь спектакль, нет полной уверенности, поскольку моментами она превращается в пунктир, а то и вовсе пропадает, безнадежно стушевываясь на фоне того, что принято именовать яркой театральностью. Куда ей, такой тонкой и такой неуверенной в себе, супротив обаятельного Михаила Филиппова, демонстрирующего свой широкий актерский диапазон в роли алкаша Пунтилы? То перед нами слюнявый миляга, готовый по пьяной лавочке брататься со слугами и женихаться с окрестными доярками, то проспавшаяся похмельная скотина, которая, тараща глаза и багровея мордой, орет на челядь и домочадцев что-то похожее на «Разорю! Не потерплю!» Прекрасно играет человек, просто прекрасно. До того хорошо это у него выходит, что кажется — сам режиссер, восхищенно всплеснув руками, отступает в сторону и соглашается на время умереть в актере. Пускай поработает.
Что-то похожее в режиссерской биографии Карбаускиса уже было. Сдается, что брехтовский спектакль совершенно сознательно срифмован им с инсценировкой «Мертвых душ», предпринятой в Московском Художественном театре шесть лет назад. «Похождение» (именно под таким названием она фигурировала в афише МХТ) тоже было задумано как спектакль о родине-уродине и тоже на деле вылилось в цепь сочных актерских бенефисов на фоне непролазной чавкающей жижи, вываленной на сцену художником Сергеем Бархиным и способной засосать в себя не только всякого Чичикова с Коробочкой, но даже и птицу-тройку со всей ее сбруей и бубенцами. Если в гоголевском спектакле герои рисковали утонуть в дорожной грязи, то во второй части этой своеобразной сценической дилогии они бултыхаются уже в океанах выпитой водки, и кажется совершенно логичным, что на этот раз великолепный Бархин занял авансцену уже не родной русской грязью, а родными русскими бутылками. Пустыми. Даже заканчиваются оба спектакля совершенно одинаково — богатырским храпом, несущимся над долами и лугами. Правда, в «Мертвых душах» мы имели дело с хоровым храпом гоголевских персонажей, а в «Господине Пунтиле» Михаил Филиппов, выводя носом рулады, аккомпанирует таким образом задушевной детской песенке о Родине: «Вижу чудное приволье, вижу нивы и поля. Это русское раздолье, это русская земля». Боже, как грустна наша Россия — что тут еще остается сказать?
Тогда, шесть лет назад, о «Похождении» писали как об одном из самых неудачных режиссерских приключений Карбаускиса, и похоже, что вторая часть «русской дилогии», если можно ее так назвать, пострадала ровно по тем же причинам. Кажется, будто режиссер уже поднимает ногу и даже замахивается, чтобы дать хорошего пенделя заспанной, опухшей с похмелья России, а потом с деликатностью иностранца неуверенно замирает: «Может быть, вы сами? А то я тут человек чужой. Неудобно как-то». В итоге замах на рубль, а результат — копеек на 15. И «Похождение», и нынешний «Господин Пунтила и его слуга Матти» оказались всецело отданы на откуп актерам. Хвост (читай «труппа театра Маяковского») виляет собакой, а собака (читай «режиссер») упорно прячется в конуре и вылезает оттуда лишь для того, чтобы финал осмысленный поставить.
В «Господине Пунтиле» мастерски решено множество мелких задач, но ему, что называется, «зла не хватает». То есть самой соли. Лишенная социального запала брехтовская история начинает, как ни странно, напоминать пьесу Бомарше «Женитьба Фигаро», где Пунтила смахивает на графа Альмавиву (тоже та еще скотина), а трезвый во всех отношениях Матти (Анатолий Лобоцкий) — на свободолюбивого Фигаро. Ну что ж, Бомарше тоже хороший драматург. Не хуже Брехта. Но все же хочется попросить Миндаугаса Карбаускиса: когда будете в следующий раз ставить спектакль о России, добавьте в него немножко русофобии. Поверьте, мы в ней очень-очень нуждаемся.
-
8 июняБольшой театр расстается с Цискаридзе
-
7 июняВ МХТ открывается немецкая лаборатория Премия «Просветитель» объявила лонг-лист Утвержден список лидеров отечественного кинопроизводства Шахназаров и Распутин получат госпремии «Белые ночи в Перми» проверяет прокуратура
Кино
Искусство
Современная музыка
Академическая музыка
Литература
Театр
Медиа
Общество
Colta Specials