Александр Тимофеевский: «Главной бедой старой «Русской жизни» было ее очень комфортное существование»

Сегодня после трехлетнего перерыва возобновляется журнал «Русская жизнь». COLTA.RU выяснила у соредактора проекта, чем нынешняя «РЖ» отличается от прежней и можно ли построить медиа на идее стиля

— За три года, прошедших со времени закрытия «Русской жизни», по рынку не раз ходили слухи о возобновлении издания с тем или иным инвестором. Кто в результате взялся за финансирование вашего проекта?

— Примеривались разные инвесторы, а взялись молодые профессионалы — медиагруппа «Событие», как сейчас говорят, полного цикла; в ней есть и рекламное агентство, и web-студия, и дизайн-бюро, и пиар-агентство, и event-агентство. И — что всего важнее для нас — есть любовь к старой «Русской жизни», к журналу, который был, а значит, и понимание того проекта, который они взялись финансировать. И я рад, что именно так вышло, и очень благодарен этим людям.

— Прежняя «Русская жизнь» была для меня, прежде всего, журналом — несмотря на полноценный сайт издания. Я предпочитал читать ее в бумажном варианте и предполагаю, что и для вас оффлайн-формат с его двухнедельным ритмом был приоритетным при выработке поэтики издания. Сейчас вы возобновляете «РЖ» исключительно в сетевом виде. С чем связан отказ от бумаги, и какие трансформации в проекте он за собой повлечет?

— Бумажный журнал нашего формата нет никаких шансов окупить, даже частично. С сайтом, мы надеемся, дело обстоит иначе. Главной бедой старой «Русской жизни» было ее очень комфортное существование. Нам давали денег и ничего не требовали взамен. Идиллия длилась полтора года, пока не грянул кризис. Когда это случилось, стало понятно, что за время блаженства журнал не продвинулся ни по одному коммерческому показателю, кроме розничных продаж, которые неизменно росли, все остальное было на нуле. Отдел рекламы в полном составе приходил на работу и пил чай. Понятно, что кризис положил этому конец и обрек нас на исчезновение: каким-то чудом мы еще почти год держались, точнее, каким-то чудом еще почти год держался инвестор. Летом 2009 года нас закрыли. Именно такого финала мы хотим сейчас избежать, поэтому будет не бумага, а сайт, где коммерческие перспективы яснее. Я так и вижу вашу улыбку, Глеб, для вас мы — первоклассники, переступающие порог школы с цветами гладиолусами и глупыми надеждами.

— Вы затронули тему, вызывающую не столько улыбку, сколько гримасу — едва ли не отчаяния. Скажите, в вашей практике, не говоря об истории российских медиа вообще, были примеры того, чтобы что-либо «разумное, доброе, вечное», не будучи присобаченным к какому-нибудь сервису или политико-экономическом ресурсу, окупало себя? Возможно ли забыть или оспорить пушкинское «чисто литературной газеты у нас быть не может, должно принять в союзницы или моду, или политику»?

— Надо же, а я забыл эти великие пушкинские слова. Два века прошло, и ничего не изменилось. Именно так: надо брать в союзницы либо моду, либо политику. А лучше, и то, и другое. Мы в обновленной «РЖ» именно так и поступим. Посмотрим, что выйдет.

— Сохранилась ли прежняя команда «Русской жизни»?

— Прежняя команда «РЖ» собралась почти полностью. Ключевые люди все на месте.

На идее стиля, кстати, строился «Коммерсантъ». И, ничего, хорошо построили.

— Не секрет, что вы с вашим соредактором Дмитрием Ольшанским, в отличие, скажем, от памятной в истории русской журналистики пары Некрасов — Салтыков-Щедрин, не составляете, так сказать, идейно близкий «тандем» — антилиберальные эскапады Ольшанского невозможно не заметить, так же, впрочем, как и ваш убежденный либерализм. Как вам работается вместе и как распределены ваши обязанности?

— Митя любит слово, а это главное. У нас с ним нет стилистических разногласий, а это куда важнее политического единства. Более того, на фоне нынешней упертой догматики, — а ее полно и в провластном, и в либеральном обличии — политический разнобой даже выигрышно смотрится. Я как убежденный либерал больше всего ценю свободу — чужого мнения, прежде всего. Социалисты или консерваторы, мне вполне идейно чуждые, как у редактора не вызывают у меня отторжения, если умеют писать. Человек откликается либо на чувство, либо на соображение. Хорошо, когда есть и то, и другое, но когда нет ни мысли, ни эмоции, текст — мертвый, и даже если он написан с самых правильных либеральных позиций, место ему в мусорной корзине. Митя считает так же.

— Но в России сейчас хорошо пишут, как говорил Шкловский, «пять человек знакомых», и эти условные пятеро нарасхват. Реально ли построить медиа, да еще с прицелом на окупаемость, на идее стиля?

— На идее стиля, кстати, строился «Коммерсантъ». И, ничего, хорошо построили. Конечно, не только стиля, но ведь стиля в огромной степени. А на общности идеологии сейчас ничего не построишь, даже оппозиции. Посмотрите, какая там нестроевая рота: либералы, националисты, коммунисты сошлись на одной ненависти к власти. Маловато для объединения. Стиль прочнее будет. А вообще русская культура без малого двести лет стоит на пушкинском фундаменте: «что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал». Вот где-то здесь, с самого краешка, «Русская Жизнь» тоже хочет присоседиться.

— Пушкинские слова напоминают нам о культуре, неотделимой от политики. Вместе с ними можно вспомнить другие, не случайно повторенные Мандельштамом — «Не расстреливал несчастных по темницам». По мне так именно они определяют последние сто лет наши этические ориентиры. Неизменен лишь «жестокий век». Как все же точнее определить место «Русской жизни» в нынешнем общественно-политическом ландшафте?

— А как сказать точнее, чем Пушкин? Я не умею. Придется говорить коряво, на общепринятом сленге. В нынешнем общественно-политическом ландшафте есть власть, у нее нет никакой идеологии, вообще; есть оппозиция, которая сейчас выбрала свой КС, там заседают все идеологии разом, так что мозг разрывается. «Русская Жизнь» не провластный журнал и не оппозиционный; но мы готовы дать слово всем, кто не призывает к насилию, полагая, что свобода и милость к падшим — главные ценности, которые и по сей день могут объединять. Это я нищенскими сегодняшними словами окружил пушкинскую цитату.

— Последние несколько лет место главного гуманитарного ресурса занимал OpenSpace.ru. После его «переформатирования» эта вакансия остается покамест незанятой. Неслучайно при известии о запуске «РЖ» в фейсбуке сразу же раздались вопросы о том, чем ваш ресурс будет отличаться, скажем, от COLTA.RU. Кого вы видите вашими непосредственными соседями и/или конкурентами на медийном поле?

— OpenSpace.ru не занимал место главного гуманитарного ресурса, а на самом деле являлся главным ресурсом по культуре. Несомненно, лучшим в России. «Русская Жизнь» никогда не была журналом про культуру. Мы про культуру писали, но довольно редко, хорошо, если был у нас один, ну, два материала про культуру в номере. Культурность «РЖ» определялась исключительно языком, которым мы говорили. Между «РЖ» и «Опенспейсом» была существенная тематическая разница: мы писали про русскую жизнь — бедную, провинциальную, макабрическую, прекрасную; «Опенспейс» на эту территорию не очень заходил. Вот и сейчас мы запускаемся с очерком Пищиковой про Иваново, с очерком Долгиновой про меланхолическую девушку, которая бодро зарезала 17 старушек, с большим блоком про загробную жизнь — все это трудно представить и на старом «Опенспейсе», и даже на нынешней «Кольте». Другое дело, что и старый «Опенспейс», и «Кольту», и «Слон», и «Большой город», и «Афишу», и отдел комментариев на «Ленте.ру», и новый «Опенспейс», кстати, тоже читает один круг московской интеллигенции, на внимание которого и мы претендуем. Делаемся ли мы от этого конкурентами? Не думаю. И вы, и мы заинтересованы, во-первых, в том, чтобы нас читала не только московская интеллигенция, а, во-вторых, в том, чтобы читатели наши вообще читали как можно больше. Тогда, глядишь, привычка к чтению не исчезнет с годами. И мы увидим небо в алмазах или, по крайней мере, спрос на нас с вами, Глеб.