Единое, нерасчленимое

ИННА КУШНАРЕВА о выходящем в прокат фильме Кристиана Мунджиу «За холмами», который занимает в ожесточенных спорах о религии совершенно отдельную позицию

«За холмами», новый фильм Кристиана Мунджиу, по жанру ближе всего к разбору кейса. Сам кейс, на первый, поверхностный взгляд — простой и очевидный. Но в сюжете столько всякой мелкой механики, столько незаметных, неакцентированных деталей-улик, что потом еще долго перебираешь их после просмотра, пытаясь отследить хитросплетения этого случая из жизни.

Женский православный монастырь в Румынии. Во главе, условно говоря, харизматический священник, хотя «харизма» — слишком сильное слово применительно к персонажам этого фильма. Их благочестие — тишайшее и смиренное, напрочь лишенное прозелитизма или тяги к экспансии. Наоборот, это замкнутый мирок, занятый выживанием и беспрестанным трудом — физическим. На ум сразу приходит идиома «бедны, как церковные мыши». Монастырь не освящен, не хватает каких-то росписей. Денег достроить кельи тоже нет, лишний раз досаждать своему «спонсору» они боятся. У настоятеля смутные трения с патриархией, которая пристально за ним следит.

Войкица живет в монастыре. Алина приезжает ее навестить. Обе девушки из сиротского приюта, расположенного в ближайшем городе. Алина, закончив школу, уехала работать в Германию и теперь вернулась за подругой, а та между тем ушла в монастырь: для приютских это путь естественный и даже завидный, в монастырь стоит очередь, потому что больше деваться некуда. В этом фильме строгий учет мест: девочки, покидающие приют, потому что возраст вышел, могут надеяться на место в монастыре, если оттуда уйдет кто-нибудь другой. В Бухаресте в монастырь берут за деньги.

Алина немного накопила, работая официанткой в Германии; ей плохо одной. Между Алиной и Войкицей что-то было. Отец-настоятель бормочет об упадке Европы, в которой мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. Алина пытается ревновать, подруга же мягко, но убежденно говорит о том, что выбрала Бога. Хотя тоже, как видно, немного лукавит и не договаривает. Алине монастырский устав кажется абсурдом и лицемерием. Но чем она сама занималась в Германии — бог знает. На это чуть намекает сцена в румынском ОВИРе, где, выдавая Войкице паспорт, вспоминают темную порнографическую историю, связанную с западной помощью приюту. Демонстративный выпад против монахинь и настоятеля заканчивается для Алины острым маниакальным состоянием. Ее на время помещают в больницу, но вскоре выписывают, потому что свободных коек нет. И девать ее некуда, в приемной семье на ее место уже взяли следующую сиротку — чтобы иметь еще одни рабочие руки, а не ради благотворительности. Алина — лишний элемент, она как-то проворонила свое место в этом расчерченном, как таблица, мире. Войкица за свое место держится. Она хочет помочь подруге, уехать на время, потом вернуться. На что батюшка отвечает — нельзя быть слугой Господа время от времени, от таких вещей нельзя взять отпуск. Логика мест в этом мире важнее субъективных волений и желаний.

Кадр из фильма «За холмами»

Следующий приступ у Алины приобретает отчетливую окраску одержимости. Она не просто кидается на окружающих, она разбивает икону, сквернословит, богохульствует и пытается поджечь свою келью. Дело происходит на Пасху, время поджимает, в монастырь подтягиваются прихожане, сестры боятся пересудов — настоятель, как мы помним, под подозрением. Тайминг у Мунджиу и в этот раз подогнан не менее жестко, чем в предыдущих «4 месяца, 3 недели, 2 дня». За отсутствием галоперидола и диазепама средство лишь одно — в последнюю минуту совершить ритуал изгнания бесов. Показывая припадок, Мунджиу останавливается почти на грани экзорцистского хоррора, но не переступает ее, отказываясь от алиби, которое мог бы предоставить жанр. Алину связывают, сначала полотенцами, затем цепями, привязывают, как потом выясняется, к кресту, хотя по ходу дела никто не видит, что это крест. И зритель, честно говоря, тоже не видит. Это потом, задним числом, скудные подручные вещи — какие-то наспех сколоченные доски, цепь для монастырской собаки — приобретают тяжелую символическую нагрузку. Вся ключевая сцена полна сумятицы и неразберихи без какого бы то ни было садистского любования зрелищем. Над Алиной читают молитвы. Оставляют ее одну привязанной, отлучившись на пасхальную службу. Дело кончается трагедией.

Мунджиу удается (планировал он это или нет, не знаю) создать чувство, что внутри своей собственной логики обитатели монастыря правы. Он нагнетает знаки присутствия бесноватого: страшилки о муже, не мигая, смотрящем на жену среди ночи и говорящем не своим голосом, черный крест в бревне, переставшие нестись куры, значимое предпасхальное время, список грехов как точное описание поведения Алины... Вроде бы и знаешь, что так быть не может, потому что это же не хоррор и ты внутри реализма, но уж больно все одно к одному, и от этого не по себе. «За холмами» — это тоже немножко «Паранормальная активность».

Кадр из фильма «За холмами»

Проблема в том, что вера не дается в дискретных элементах, как набор опций, как к тому привык современный человек-потребитель, а предоставляется, так сказать, единым пакетом. Принимая веру, нельзя выбрать те пункты, на которые ты подписываешься, и отбросить другие, на которые не подписываешься — например, возможность того, что в человек одержим бесами. Нельзя продолжать думать, как того требуют правила «цивилизованного» общества, что, когда крушат иконы в храме, — это ничего, потому что всем известно, что это лишь бездушные деревяшки. Так же, как нельзя взять отпуск от служения Богу.

Но точка зрения обитателей монастыря в фильме не тотализирующая. И в нем вообще нет какой-то универсальной позиции, например, гуманистической и просвещенческой, с которой экзорцизм — безусловное варварство и с больным человеком так не поступают. Вроде бы ее традиционно должна представлять медицина как оппонент церкви. В финале, действительно, появляется врач, каким он и должен быть — с авторитетными нотками в усталом голосе, констатирует факты и вызывает полицию. Но слишком свежо воспоминание, как перед этим другие врачи с облегчением сбыли больную с рук. А полиция, еще один агент светской рациональности, просто приходит постфактум, и полицейские буднично беседуют о погоде и всякой кровавой бытовухе, повязав растерянных и жалких батюшку и матушку.

У Мунджиу получился такой фильм, который сложно использовать для какой-либо пропаганды — как для антирелигиозной, так и наоборот. Религиозная позиция здесь — не последняя инстанция (как в российском «Острове»), к которой может обратиться большой начальник, который испробовал все мирские возможности, а потому надеется лишь на чудо (и это чудо получает, словно бы монастырь — некий спецраспределитель), а то «целое», у которого даже нет автореферентной ценности «завершенности», замкнутости, надежности. Слишком уж оно бедно для утаивания каких-то необыкновенных возможностей, а потому всегда проигрывает миру. И слишком занято, чтобы любоваться собой.