Пермь после Гельмана

ИВАН КОЗЛОВ о том, что происходит сейчас с самым амбициозным региональным культурным проектом в России

Рассказывать, что такое Пермский культурный проект, — это, пожалуй, моветон. Тем более что недавние политические события, происшедшие в Перми, вызвали в культурном сообществе новую волну интереса к этому городу и тому, что происходило в нем в последние три года. Волну, надо сказать, какую-то нездоровую — будто все только и ждали, когда же культурный проект что-нибудь подкосит и можно будет посмотреть, как он станет трепыхаться и как долго продлятся его конвульсии. Губернатор Олег Чиркунов, привлекший в Пермский край Марата Гельмана, сделавший ставку на современное искусство и пытавшийся повернуть край к постиндустриальной экономике, ушел со своего поста в апреле. С тех самых пор единственный вопрос, который интересует людей в контексте пермской «культурной революции» — что теперь будет? Что будет с музеем современного искусства PERMM, что будет с грандиозным июньским фестивалем «Белые ночи», посжигают ли пермяки современные городские скульптуры и ожидаются ли массовые посадки, расправы и люстрации?

Все было бы куда проще, если бы тема не была настолько острой для пермяков. Но мало у кого (по крайней мере, из местных) хватает самообладания, чтобы наблюдать за судьбой культурного проекта отстраненно, — за него либо переживают, либо уповают на то, что ослабевший после ухода Чиркунова проект окончательно сдохнет.

Руководитель фонда поддержки культурных проектов «Новая коллекция» Надежда Агишева и ее супруг, бизнесмен Андрей Агишев, долгое время составляли оппозицию Олегу Чиркунову и команде Марата Гельмана. Сперва Агишевы поддержали появление Гельмана в крае, но потом из-за множества разногласий они стали если не врагами, то уж точно серьезными оппонентами. В свете этого было неочевидно, что Надежда Агишева смотрит на будущее Пермского проекта с оптимизмом — по ее мнению, проект сохранится, пусть и с некоторыми оговорками: «Уйдет конфликтное напряжение, которое всегда сопровождало проекты “культурных революционеров”. Я оцениваю это позитивно. Другое дело, будет ли новая ситуация интересна людям, которые раньше занимались этим. Ведь уменьшение масштабов — это удар по амбициям, это более скромные финансовые возможности. Ну так мы сейчас и выясним, кто работал за идею, а кто участвовал в культурном проекте по более прагматичным соображениям».

Многие пермяки, кстати, интерпретируют «прагматичные соображения» идеологов культурного проекта очень прямолинейно. Тезис о том, что весь проект изначально задумывался исключительно для воровства денег из казны, оказался необыкновенно популярным в народе. Как бы там ни было, его история не закончилась сенсационными разоблачениями. Даже подписку о невыезде ни с кого не взяли.

А это, кстати говоря, не помешало бы — с момента отставки Чиркунова многие деятели «культурной революции» покинули Пермь. Вернулся в Москву Николай Новичков — пожалуй, самый необычный и «неформальный» министр культуры за всю историю региона. Уехали домой, прихватив с собой любимого кота, сотрудники пресс-службы музея PERMM — поэт Андрей Родионов и журналист Катя Троепольская. Где-то между Екатеринбургом и Амстердамом затерялись следы критика Вячеслава Курицына, промелькнувшего в роли пресс-атташе паблик-арт-программы.

Покинул Пермь и сам экс-губернатор — теперь он читает лекции для московских студентов. В переписке (это, кстати, большая редкость для крупных российских чиновников — Олег Чиркунов всегда отвечал на письма журналистов самостоятельно и оперативно) он кратко сообщает: «Я пока воздерживаюсь от комментариев про Пермь». В конце сообщения (и это, пожалуй, еще большая редкость) ставит смайлик.

Существуют и обратные примеры — ближайший соратник Чиркунова и Гельмана, один из идеологов «культурной революции» Борис Мильграм свел было к минимуму свое присутствие в Перми, но вскоре вернулся на должность руководителя местного драмтеатра, с его легкой руки переименованного в Театр-Театр. Мильграм, как и экс-губернатор, от комментариев воздерживается: «В публичную сферу я стараюсь не выходить — за последнее время это мой единственный комментарий. Во-первых, самому интересно увидеть ситуацию со стороны, а не воздействовать на нее даже таким образом. Во-вторых, время в городе и в стране изменилось. И время заявлений тоже изменилось (не хочется говорить “закончилось”)».

Своим видением перспектив культурного проекта он тем не менее поделился: «В определенном смысле оптимизм у меня присутствует. Вопрос в том, кто теперь будет делать все это. Вполне возможно даже, что следующие “Белые ночи” будет делать все та же сформировавшаяся команда. Мне хочется, чтобы хоть что-то продолжалось, и это что-то я буду поддерживать».

Положение самого Марата Гельмана в Перми тоже далеко не так комфортно, как раньше. Гельман не испытывает иллюзий по этому поводу: «С другим губернатором, будь это Басаргин или кто угодно, у меня не будет таких отношений, как с Чиркуновым. Мы с ним стали друзьями, а друзей не назначают. Понятно, что раз я так сильно ассоциируюсь с Чиркуновым, то Басаргин предпочтет подыскать себе других советчиков. Это нормально».

Гельман не склонен драматизировать ситуацию с переездами соратников туда-сюда. По его словам, культурному проекту это никак не угрожает: «Я часто это говорю, но меня почему-то в упор не слышат. В отличие от Путина, в отличие от того, как он строил систему, мы с самого начала строили проект таким образом, чтобы он работал без нас, работал после нас. Когда выбирали Путина, всем говорили, что без него страну ждет катастрофа. Этот человек 12 лет находился у власти, и все, что он оставил, — понимание того, что без него все провалится. Мы работали три года. И даже если мы завтра уйдем, исчезнем — проект не провалится. В нем могут происходить какие-то изменения, может меняться темп, но практика показала главное: с Гельманом или без Гельмана — не важно. В Перми есть люди, заинтересованные в продолжении проекта. Басаргин создал себе “коллективного Гельмана” — совет по культуре. Его возглавляют люди, максимально заинтересованные в том, чтобы проект продолжался».

«Коллективный Гельман», о котором говорит Гельман обычный, — это недавно сформированный экспертный совет по культуре при губернаторе края. «Экспертный» — это сильно сказано: главы совета, похоже, и сами не до конца понимают, по каким критериям были подобраны пятьдесят с лишним человек, входящих в его состав, — там есть буквально все, от начальников учреждений культуры до священников и микробиологов. К самим главам совета, к счастью, таких вопросов не возникает — это профессор Пермского госуниверситета Владимир Абашев и президент фестиваля документального кино «Флаэртиана» Павел Печенкин. Оба — известные в Перми люди, компетентные в вопросах культуры.

В конце сообщения Чиркунов ставит смайлик.

Понятно, что внутри совета взгляды на культурный проект и его будущее могут быть самыми разными, но личные взгляды Печенкин обозначил вполне ясно: «Позиция нового губернатора по культурному вопросу мне симпатична. Речь идет о том, чтобы сохранить позитивную составляющую культурного проекта (а там было очень много хорошего) и, возможно, убрать какие-то субъективные вещи, которые могли вызывать раздражение жителей. Ни у кого не вызывает сомнения, что музей современного искусства нужен — хотя со стороны этот вопрос может показаться спорным. Нужно проанализировать те события, после которых ничего не остается в Перми, не возникает последователей, не возникает каких-то образовательных инициатив. Пожалуй, главная проблема культурного проекта в том, что он не опирался на поддержку местного сообщества. Эксперименты, которые проводились у нас в городе, интересны уже тем, что они так или иначе состоялись. Сейчас нам нужно извлечь из них хорошее, извлечь рациональное зерно».

Сегодня мало кому понятно, чем может обернуться эта благородная идея. В конце концов, из призывов «всем хорошим людям собраться и убить всех плохих людей» никогда не выходило ничего дельного — по вполне понятным причинам.

Возможно, отсюда проистекают и главные опасения Марата Гельмана. В целом он, конечно, оценивает будущее проекта вполне радужно: «Я не знаю, каковы были первоначальные настроения Басаргина, не знаю, с чем он пришел — не исключено, что действительно с целью все закрыть. Но, будучи человеком тонко чувствующим, он быстро понял, что амплуа начальника похоронной команды — это худшее, что он может представить себе с политической точки зрения. Сейчас ситуация прояснилась. Все крупные проекты продолжаются».

Но, как обычно, есть нюансы: «Разговоры о конце проекта точно безосновательны, но это вовсе не означает, что все замечательно. Ведь можно не закрыть что-либо, но профанировать. Например, существовало письмо (ему, к счастью, не дали хода), в котором высказывалась мысль о том, что “Белые ночи” — это, конечно, замечательно, но лучше направить фестиваль в православно-патриотическое русло. Возможность профанации есть всегда, и в искусстве она зачастую куда опаснее, чем возможность закрытия и уничтожения чего-то».

Судя по всему, в ходе масштабной ревизии, о которой говорит Павел Печенкин, не пострадает визитная карточка Пермского культурного проекта — паблик-арт-программа музея PERMM, в ходе которой в Перми появились пресловутые «Красные человечки», деревянная арка «Пермских ворот» Полисского и куча других объектов, вызвавших в городе ожесточенные споры. Хотя еще недавно судьба программы висела на волоске — летом губернатор Басаргин выступил с предложением убрать все объекты с улиц и поместить их в музей PERMM. Недоумение горожан, вызванное явной абсурдностью этой идеи (даже ненавистники скульптур не могли не признать, что те же «Пермские ворота» Полисского в музей не впихнуть чисто физически), утихло только благодаря тому, что сами разговоры о возможном переносе скульптур прекратились. Причем Гельман отмечает, что разговоры эти были пресечены с подачи все того же Басаргина, который, видимо, понаблюдал за реакцией горожан на свою инициативу и решил-таки признать за «Красными человечками» статус городских достопримечательностей.

Эта история вообще вскрыла один парадокс — к идее демонтажа и перемещения скульптур неоднозначно отнеслись многие из тех, кто раньше призывал избавиться от ненавистных объектов. Причиной этого стала не внезапно вспыхнувшая любовь к искусству, а жадность. То есть забота о бюджетных деньгах, если говорить тактичнее, — кажется, впервые эта черта пермяков сыграла на руку культурному проекту.

Председатель Пермского отделения Союза художников Равиль Исмагилов, известный своей любовью к традиционной эстетике, не скрывает причин, по которым он согласен оставить нелюбимые «Пермские ворота» на прежнем месте: «Очень дорого их убирать. Демонтаж “Табуретки” (так пермяки обзывают скульптуру Полисского. — Ред.) еще и дороже обойдется, чем установка. Ее бы сжечь, но она гореть не будет. Специально выделять деньги на демонтаж не стоит, лучше их потратить на доброе дело — на учебу, на медицину».

Впрочем, объекты помельче, по его мнению, можно и выкинуть — это не так затратно. Вопросы бюджетных средств — кажется, единственные вопросы, которые волнуют Исмагилова, когда речь идет о культурном проекте. Вот и свой прогноз относительно его будущего художник дает, опираясь на голую экономику: «Вся беда, что деньги на этот и на будущий год они уже распределили, деньги у них пока есть, они пока еще успевают их тратить. А вот на следующий год, думаю, таких возможностей не будет. Гельман и Мильграм превратили Пермь в мусорную яму. Они никого не удивили своим старьем. У них была другая задача — пропиарились, получили большие деньги. Устроили фестивали. Но за такие деньги можно было бы без них все сделать. На следующий год Басаргин им денег не даст — и все заглохнет».

Часть местных художников разделяет настроения Исмагилова. Конечно, не все так сосредоточены на экономике региона, но определенные претензии к культурному проекту они все же имеют. Пермский стрит-арт-художник и иллюстратор Олег Иванов через некоторое время после отставки Чиркунова похвастался в ЖЖ свалившимся на него объемом творческой работы. Главную причину он увидел в «ослабевшем давлении культурного проекта». «Основная ошибка — игнорирование горожан, выстраивание всего на властных волевых решениях. Это отношение к пермякам подкосило проект. Все наши стрит-арт-проекты, за исключением одного, зарубались Наилей (Аллахвердиевой, руководителем паблик-арт-программы музея PERMM. — Ред.) — “не нужно”, “неактуально”, “неинтересно”. Так что в Перми не происходило ничего пермского. А сейчас про нас неожиданно стали писать газеты, про нас стали снимать репортажи», — рассказывает художник. Правда, напрямую связать последнее с «ослаблением давления культурного проекта» Иванов не может: «Это мои домыслы. Может, звезды по-другому сложились».

«Демонтаж “Табуретки” Полисского дороже обойдется, чем установка. Ее бы сжечь, но она гореть не будет».

При этом Иванов, традиционным жанром которого всегда была критика гельмановских культурных инициатив, смотрит на будущее Пермского проекта с неожиданной благожелательностью: «Очень многие стали обращать внимание на происходящее в городе. Люди не просто идут глаза в землю, а по сторонам зыркают. Вот это очень хорошо. Все равно в городе будут проекты, фестивали, выставки, они никуда не денутся. С Маратом или без Марата — все будет развиваться».

В пользу версии Иванова об «особом положении звезд» говорит точка зрения Наили Аллахвердиевой — женщины в определенном смысле героической. Она, в отличие от ряда коллег по «культурной революции», перебралась из Екатеринбурга в Пермь всерьез и надолго. И это при том что ей, как руководителю паблик-арт-программы, приходится принимать на себя основную волну бессмысленно-беспощадного народного гнева.

Возражая Иванову, Аллахвердиева вспоминает проект «Длинные истории Перми» — в рамках этого проекта художники и граффитчики уже два лета подряд превращают бетонные заборы города в произведения уличного искусства: «Важно, что это был образовательный проект, школа современного искусства в реальном времени. Те пермские ребята, которые в прошлом году были волонтерами, в этом году выступили уже в роли художников. В прошлом году был один или два пермских проекта, в этом их уже половина. Я считаю это прорывом, реальным показателем участия пермских художников. Художники — это не грибы, они в скоростном режиме не выращиваются. Что касается художников, которые считают, что мы притесняем их на основании того, что они пермяки, — они, к сожалению, не понимают, что до культурного проекта жили в среде, в которой отсутствовала всякая конкуренция. Я говорила Саше (Жуневу, партнеру Олега Иванова по арт-группе. — Ред.): “Ты же понимаешь, что ты тут один парень на деревне”. Теперь они вынуждены конкурировать, и это нормально — конкуренция повышает качество».

Однако по существу, как в этом случае, местным художникам и представителям команды культурного проекта удается спорить далеко не всегда. Мнение того же Равиля Исмагилова можно счесть популистским или безосновательным, но такие оценки стоит вообще оставить за скобками — важно лишь то, что это достаточно популярное среди горожан мнение. И с этим деятели «культурной революции» вынуждены были считаться с самого начала.

Хотя и посторонние взгляды на происходящее в Перми далеко не всегда восторженны. Именно это пытается продемонстрировать пермякам одиозный пермский общественник, эколог и националист Роман Юшков, чей проект «Русские встречи» действует уже несколько месяцев. В рамках проекта приглашенные гости (как правило, это публицисты и «профессиональные русские» — Дугин, Холмогоров, Калашников и т.д.) читают лекции, так или иначе посвященные незавидной судьбе русской нации. Затем их отвозят на местное телевизионное ток-шоу, ведущий которого неизменно интересуется их отношением к Пермскому культурному проекту. После того как в ответе звучат слова «издевательство», «гельминтоз» и «сжечь», миссия русских мыслителей на пермской земле считается завершенной. Разнообразил эту программу только Александр Проханов — после визита в Пермь он в каком-то сверхчеловеческом темпе написал четырехсотстраничный роман «Человек звезды». Действие романа происходит в «городе П.», который посещает некий зловещий господин. Господин полностью подчиняет себе волю чиновников города и вынуждает их разместить на крышах домов скульптуры красных человечков. Но, как написано в аннотации, «коварным замыслам не суждено свершиться — вакханалии злых сил противостоит русский человек по фамилии Садовников». Место действия и отрицательные персонажи этого нехитрого памфлета считываются на раз-два, а вот кого изобразил Проханов в образе спасителя пермяков Садовникова — непонятно. По крайней мере, к неудовольствию Проханова и его единомышленников, можно утверждать, что новому губернатору Басаргину, в котором поначалу видели освободителя от гельмановского ига, роль Садовникова не подошла.

С этим соглашается и недавно назначенный и.о. министра культуры края Александр Протасевич: «Новая власть ведет себя очень корректно по отношению к тем наработкам в сфере культуры, которые появились у нас в последнее время. Басаргин достаточно толково подошел к тому, чтобы сформировать свое мнение. И теперь он исповедует главный принцип — все, что реально полезно, должно быть сохранено. Как министр, я могу сказать, что не испытываю никакого давления — никто не говорит в приказном тоне, что нужно что-то закрыть, от чего-то резко отказаться. Конечно, происходит переосмысление, переформатирование, корректировка. Но следующий этап от этого должен стать только более продуктивным. Так что слухи о том, что культурный проект приказал долго жить, мягко говоря, беспочвенны».

Примерно то же самое констатирует большинство участников культурного процесса в Перми и за ее пределами — разница только в том, что одни думают об этом с надеждой, а другие с зубовным скрежетом. Почти никто не сомневается в том, что Пермский культурный проект продолжится, а грандиозные планы, родившиеся при губернаторе Чиркунове, не будут забыты.

Другое дело, что вряд ли сохранится wow-фактор, присущий «культурной революции». Многое говорит о том, что культурный проект будет жить и развиваться, но как-то… без прежнего драйва, что ли. Как нечто нормальное.

Например, среди первых обсуждаемых шагов Александра Протасевича на посту и.о. министра — то, что еще совсем недавно было немыслимо: адресованный авторам пермских арт-объектов призыв к соблюдению этических норм и осуждение местных художников за оскорбление чувств верующих.

А то была тут во время фестиваля «Белые ночи» история — скульпторы возвели песочного Иисуса Христа с фигой за спиной. Фига, кстати, через несколько дней отвалилась. Якобы в результате Божьего промысла — сама по себе.