Клумба вместо газона

Москву посетил Люцернский оркестр Клаудио Аббадо

В только что начавшемся московском сезоне уже произошла его кульминация. К нам приехали дирижер, которого безо всяких стеснительных ухмылок легко назвать великим, и оркестр, ставший легендой за 10 лет своего существования. Клаудио Аббадо и директор Люцернского фестиваля Михаэль Хефлигер в 2003 году придумали симфонический коллектив, в общем-то, против всех оркестровых правил. Оркестр Люцернского фестиваля — это не газон, высший смысл которого в том, что его подстригают 100 лет подряд. Это клумба из отборных цветов. И музицирование в нем — не отлаженная ежедневная и ежегодная работа с переходящими из поколения в поколение традициями и штрихами. Нет, это краткий, но яркий эпизод, проведенный в компании лучших и рядом с прекрасным старцем. Это не подневольная масса, а команда свободных индивидуальностей. Стоит дорого, хлопот доставляет много, прекраснее ничего себе представить невозможно, сделано в Швейцарии.

Клаудио Аббадо

Оркестра как такового не существует. Он собирается раз в год на месяц-полтора, на летний фестиваль в Люцерне, в Центре культуры и конгрессов, построенном Жаном Нувелем, через холл которого аккуратно протекает небольшая река, впадающая в Люцернское озеро. Примерно столь же залихватски изыскан и этот коллектив. Его костяк — камерный Малеровский оркестр, но общий состав каждый год немного меняется. Быть туда приглашенным — большая честь. Это высший свет симфонического мира. Случайных людей там нет, только первые лица лучших европейских оркестров, а то и музыканты, вообще обычно в оркестре не сидящие. Для нас символом Люцерна является Наталья Гутман за первым пультом виолончелей (малеровский цикл с ее участием не один год крутят по Mezzo), хотя в этом сезоне ее нет. Зато первая скрипка, концертмейстер Зальцбургской камераты Грегори Асс — родом из Гнесинской школы.

Каждый год оркестр делает две программы, играет их несколько раз у себя дома и потом едет по нескольким концертным площадкам, в число которых на этот раз счастливо попал зал Чайковского. Несмотря на дорогущие билеты и внушительную светскую составляющую, кажется, величие момента осознавала вся публика, которая наконец-то не хлопала между частями, а только кашляла (что не так стыдно для одной из музыкальных столиц мира, каковой Москва вполне представляется из Люцерна). И главный россиниевский дирижер Альберто Дзедда (он закрывает в воскресенье Большой фестиваль РНО), стоя аплодирующий Аббадо, — это картинка, которой, я думаю, долго будет гордиться Московская филармония.

Дорогое люцернское удовольствие в первом отделении дополняла португальская пианистка Мария Жоао Пиреш, уже несколько десятилетий считающаяся эталонной исполнительницей венской классики. Семнадцатый концерт Моцарта в ее исполнении — без углов, без шероховатостей, идеально гладкий, текучий, совершенный и ни за что не ухватываемый — действительно ни на какое другое определение, кроме «эталонный», не претендовал. Хотя когда предельно деликатный, будто застегнутый на все пуговицы оркестр в финале позволил себе пару пуговиц расстегнуть и несколькими живыми красками растрепать отутюженное совершенство, это пошло Моцарту только на пользу.

Пара тем напоминает вдруг о советских кинофильмах — про какую-нибудь непростую жизнь тракториста-инноватора.

Но главной в программе была все же вторая половина. Если в начале своего существования аббадовский оркестр прославился Малером, то теперь наступила эпоха Брукнера. Нынешний сезон посвящен Первой симфонии в ее венской редакции 1891 года (первая версия симфонии возникла еще в 1866 году, но композитор был известен страстью к бесконечным переделкам), и именно ее привезли в Москву. Этот опус — редкость не только для московских, но для европейских афиш. Музыка ни на что не похожа — ни на Вагнера, ни на Брамса, ни на самого Брукнера, автора, скажем, Пятой, Седьмой и Девятой симфоний. Как ни странно, приходят мысли о Римском-Корсакове с его столь же рационально-выстроенным символом веры. При этом пара тем напоминает вдруг о советских кинофильмах — про какую-нибудь непростую жизнь тракториста-инноватора. Но они тут же увязают в пламенном и одновременно структурированном позднеромантическом австро-немецком экстазе.

Оркестр исполняет эту музыку с головокружительным безрассудством и одновременно камерной тонкостью. В нем нет и не может быть того роскошного саунда, который отличает буквально несколько элитных оркестров мира (один из них — Чикагский — приезжал к нам в прошлом сезоне). Но есть совершенно невероятная энергетика, без которой симфония Брукнера может превратиться в надгробный камень. У Аббадо об этом даже речи нет. Клумба вместо газона, праздник вместо повседневности, музыка вместо работы, чудо вместо камня.