Шок, видео

Семь оперных спектаклей, к которым не готова российская публика

Завершились или подходят к концу главные летние оперные фестивали — Мюнхен, Зальцбург, Байройт, дающие представление о последних европейских модах и собирающие самых завидных исполнителей. COLTA.RU решила взглянуть на показанные на них спектакли под особым углом: выбрать те, которые скорее всего возмутили бы или смутили известного своей чувствительностью российского зрителя. ГЮЛЯРА САДЫХ-ЗАДЕ кратко описывает происходящее в каждой сцене, а потом объясняет, что хотел сказать режиссер.

1. Перформанс Спенсера Туника к открытию Мюнхенского оперного фестиваля

Центр Мюнхена, раннее утро. Толпы нагих, раскрашенных золотой и красной краской людей облепили памятник Максу Йозефу перед зданием театра, сжали его в кольцо, расступились, легли на брусчатку, раскатали живую дорожку на ступенях. Ролик крутили во все дни фестиваля в центральном фойе театра.

Это не оперный спектакль, но имеет к опере прямое отношение, поскольку является превью к новому мюнхенскому «Кольцу нибелунга». Художник Спенсер Туник развивает центральную идею постановщика «Кольца» Андреаса Кригенбурга, в основу концепции которого положена мысль о том, что мир состоит из первоэлементов, синкретически слитых в человеческом теле. Тело становится ячейкой, кирпичиком в строительстве нового мира.

2. Мюнхенский фестиваль. «Золото Рейна» из тетралогии Вагнера «Кольцо нибелунга». Режиссер Андреас Кригенбург, сценограф Харальд Б. Тор

Колыхание раскрашенной синей краской плоти, синхронное вздымание конечностей, мерный ритм соития. Между тел, едва отыскивая место, куда поставить ногу, бродят три девицы — это русалки, дочери Рейна.

Продолжение темы телесности как основы мироздания, заданной Спенсером Туником в его перформансе. Колышущиеся тела — волны Рейна. Соитие пар символизирует единство природы, синкретизм нерасчлененных стихий: земли, воздуха, воды и огня. Дальше в спектакле человеческие тела поочередно изображают облака, волны, огонь и камни (землю), из которых строится Валгалла. «Золото Рейна» — утро нового мира.

3. Мюнхенский фестиваль. «Валькирия» из тетралогии Вагнера «Кольцо нибелунга». Режиссер Андреас Кригенбург, сценограф Харальд Б. Тор

Девушки-кони потрясают волосами-гривами, словно копытами вбивают яростный ритм в сцену. Кажется, что это вообще не опера, а contemporary dance. Их топот предвосхищает полет валькирий, дев-воительниц, дочерей Вотана.

 Во всех четырех частях тетралогии Кригенбург выстраивает вторые и третьи планы, где развиваются параллельные истории: например, про госпиталь или конюшню. Сценический текст делается вдвойне насыщенным, так как всюду присутствует эдакий дополнительный смысловой орнамент. Девушки-кони есть во многих сценах «Валькирии», они символизируют дикое, неукрощенное начало.

4. Зальцбургский фестиваль. «Юлий Цезарь в Египте» Генделя. Режиссеры Моше Лейзер и Патрис Корье. Цезарь — Андреас Шолль, Клеопатра — Чечилия Бартоли, Секст — Филипп Жарусски, Корнелия — Анне-Софи фон Оттер, Птолемей — Кристоф Дюмо

Птолемей мастурбирует, глядя на портрет красотки в мужском журнале. Мимо пробегает Корнелия, знатная патрицианка, вдова консула Помпея, которого зверски убили и обезглавили по приказу Птолемея. Сладострастник тут же заваливает ее на лежанку. В дверном проеме появляется Секст с револьвером в руках.

Во дворец Клеопатры врываются штурмовики — боевые отряды Птолемея, Цезарь бежит. Клеопатру захватывают в плен, надевают ей на голову мешок, практически балаклаву, связывают руки. Жестокосердный братец, ее соперник во власти, пытаясь как можно сильнее ее унизить, засовывает ее голову в пасть крокодила, потом публично насилует ее. После чего, не снимая мешка с головы, Чечилия Бартоли (а это она) поет небесной красоты арию.

В спектакле предсказуемо эксплуатируется тема Ближнего Востока, недавних революций и «нефтяного передела». В трех актах оперы разворачивается битва за нефть, богато орнаментированная сценами насилия.

5. Вагнеровский фестиваль в Байройте. «Лоэнгрин» Вагнера. Режиссер Ханс Нойенфельс, сценограф Рейнхард фон дер Треннен. Эльза — Аннет Даш, Лоэнгрин — Клаус Флориан Фогт

В свадебном шествии появляются подружки невесты — розовые симпатичные мышки в мохнатых разноцветных шляпках. Они кокетливо помахивают хвостиками, которые сладострастно гладят и целуют их кавалеры. Эльза, в пышной белой юбке, с веером-крылом — будущая «лебедиха». Путь ей преграждает Ортруда — в точно таком же платье, но черном.

Параллели с «Лебединым озером», с зеркальной парой Одиллия—Одетта в спектакле очевидны. Крысы заимствованы из «Щелкунчика». Известный мизантроп Нойенфельс проводит параллели между поведением крыс и людей и отсылает к фильму Алена Рене 1980 года «Мой американский дядюшка». По Нойенфельсу, жизнь — это мышиная возня. Приблизить человекомышей к небу призван рыцарь Лоэнгрин. Он прорывается в экспериментальную лабораторию, где таинственные лаборанты ведут опыты. Однако эксперимент терпит провал: Эльза не выдерживает экзамен на верность и доверие, мыши так и не превращаются в лебедей.

6. Мюнхенский фестиваль. «Воццек» Берга. Режиссер Андреас Кригенбург, сценограф Харальд Б. Тор

Лысый монстр в подтяжках, потрясая отвислыми до пупа грудями, поучает денщика, «делать жизнь с кого». Вырывает бритву из рук Воццека и со сладострастной жестокостью показывает ему, как надо брить начальника.

Спектакль решен в эстетике мрачных гравюр Отто Дикса. В черной пустоте висит комната-коробка, в которой происходит основное действие. Под нею на сцене хлюпает вода — символ подсознательных страхов Воццека. Вода — это и озеро, на берегу которого Воццек зарежет Мари. Главная интонация — яростный протест против унижения «маленького человека».

7. Мюнхенский фестиваль. «Митридат, царь Понтийский» Моцарта. Режиссер Давид Бёш, сценография и видео — Патрик Баннварт

На портрете изображен главный злодей — Митридат, царь Понта, властитель-тиран с лысым черепом, ртом, полным острых зубов, с руками-крюками, в огромной зубчатой короне. Его сын Фарнак разрывает портрет батюшки и просовывает лицо в образовавшуюся прореху: он пылает ненавистью к отцу и мечтает сместить его на троне.

Генеральная идея спектакля — малость человека и ничтожность его бурных страстей перед лицом вечной и безразличной природы. Доминантный визуальный образ — роскошный черный купол звездного неба над Понтом. В оформлении последовательно выдержан стиль примитивных детских рисунков-страшилок, остраняющий пафосную интонацию оперы-сериа.