Поймать рецидивиста Смайлика

ЛИДИЯ МАСЛОВА провела день в раскаленном мартеновском цеху Кировского завода, где продюсер Бекмамбетов снимает новогодний римейк советской комедии о жуликах и ворах — «Джентльменов удачи — 2»

Одной из съемочных площадок очередного новогоднего фильма компании Bazelevs «Джентльмены удачи» оказался Кировский завод в Санкт-Петербурге — здесь на фоне эффектных естественных декораций в виде огнедышащих мартеновских печей и ездящих по конвейеру раскаленных оранжевых стальных чушек снимается несколько сцен экшена, которого в современной версии режиссеров Александра Баранова и Дмитрия Киселева существенно больше, чем в фильме Александра Серого. От той картины в новом сценарии осталась только основная коллизия — аниматор детского центра Трешкин оказывается двойником рецидивиста Смайлика; остальное было переписано под молодую аудиторию, со старым фильмом вообще не знакомую. Да и вообще при первом же невооруженном взгляде на заводскую съемочную площадку, где Сергея Безрукова тащит на плече блондинка в блестящем мини-платье и на красных шпильках, становится понятно, что о «Джентльменах» 1971 года тут лучше вообще не вспоминать. В свободной от прихрамывающего и чумазого Безрукова руке у блондинки пистолет — артистка Марина Петренко гламурно одета, видимо, для конспирации, а на самом деле она играет лейтенанта полиции, которая заставляет легкомысленного аниматора Трешкина помочь в поимке Смайлика. Раздваивается Безруков, естественно, с помощью дублера. «Если Сергей в рубашке, дублер в пальто, если Сергей в пальто, дублер в рубашке. Элементарно!» — наводит порядок девушка — второй режиссер, заглушая криком в мегафон лязг конвейера и кранов, ворочающих раскаленные трубы. Проходом героя с блондинкой в обнимку командует Дмитрий Киселев: «Марине надо быть выше, а Сергей может быть ниже». На середине прохода пара должна остановиться, и Марина Петренко должна сделать интересное лицо в сторону камеры, пытаясь от дубля к дублю поменять несколько выражений: высокомерное лицо роковой женщины сменяется страдальческим, а потом тревожным, с нахмуренными бровями. «Заметила, повернулась, посмотрела…» — руководит актрисой режиссер Киселев, пока она не выкрутит тумблер хмурой озабоченности и беспокойства до предела. Потом в уголке, под табличкой «Газоопасное место IV группы», Безруков и Петренко, усевшись на какой-то велотренажер, имитируют совместную поездку на мотоцикле и отчаянную стрельбу из пистолета — мотоцикл и фон будут потом подложены на компьютере, но подпрыгивают на воображаемых ухабах актеры совсем по-настоящему.

Для следующей сцены Безрукова перегримировывают во дворе под березками — это Трешкин был чумазый и в очках, а Смайлик будет чистеньким и аккуратно причесанным целовать лейтенанта полиции, прикованную цепями к крюку крана, который потом утащит ее наверх. Постановщик трюков прицепляет руки артистки к крюку и обматывает их толстой блестящей цепью, Безруков надевает поверх голубоватой рубашки пиджак и вешает на плечо на ремне какой-то приборчик в коробочке. Марину Петренко приподнимают на кране метра на полтора, она болтает ногами в красных туфлях. Потом режиссер показывает, как правильно перед поцелуем Смайлик должен взять уворачивающуюся от него девушку за затылок. Безруков заклеивает Марине Петренко рот скотчем, быстро хватает ее за затылок и целует в заклеенный рот. Лейтенант полиции опять уезжает наверх. Режиссер Александр Баранов подходит и тоже вносит свой вклад в постановку следующего дубля — перед тем как влепить поцелуй, Смайлик с интересом оглядывает лейтенанта сверху донизу, а когда ее туфли оказываются на уровне его лица, на прощание прикладывается губами и к ноге. Марину Петренко опускают обратно, Безруков отдирает с нее скотч, она переодевается в носки и тапочки. После перерыва на обед Марину снова вешают на крюк, чтобы снять крупный план, устанавливают еще более инфернальный оранжевый свет и напускают еще больше дыма, хотя раскаленная в буквальном смысле обстановка заводского цеха уже и так достаточно напоминала преисподнюю — несчастная артистка долго пристраивается к крюку на полусогнутых ногах, а потом, закрепившись в нужной позиции, вертит головой с заклеенным ртом в разные стороны, изображая ужас и отчаяние. Хорошо хоть постановщик трюков при этом поддерживает ее под коленки. Снизу на нее смотрит дублер Безрукова, изображающий Смайлика, а сам Безруков в очках Трешкина и пальто появляется ярусом выше с большой сумкой: в ней, видимо, находится похищенный Смайликом из петербургского музея артефакт — казахский национальный символ Доспех Золотого Воина. «Стой!» — кричит Безруков. «Марина, смотри на Смайлика», — кричит режиссер Киселев.

На съемочной площадке «Джентльменов удачи — 2»

После 20-минутного перерыва начинается подготовка к следующей сцене, в которой кто-то из персонажей должен получить по голове огромным гаечным ключом. Из подъехавшего к цеху черного БМВ вылезает объемистый бородатый мужчина восточной наружности в полосатом бурнусе под клетчатой курткой и в огромных валенках с калошами. Это артист Дато Бахтадзе, играющий некоего Джафара, который, судя по всему, выполняет в новом фильме примерно ту же функцию, что и Василий Алибабаевич в старом, — говорить со смешным акцентом, да и внешне он немного напоминает Василия Алибабаевича. Начинается репетиция сцены удара гаечным ключом, которую будут снимать с движения. Безруков что-то весело кричит бородачу из-за едущей по рельсам камеры, тот хохочет в ответ и лупит ключом почти по объективу. «А, Джафар, молодец!» — кричит Безруков. Джафар недоуменно разводит руками, обращаясь с кавказским акцентом к кому-то невидимому: «А его зачем ударил?» Режиссер поправляет: «Эй, а его зачем ударил?» Постановщик трюков тем временем заводит у меня за спиной светскую беседу с Безруковым: «Ну как, тело не болит?» Джафар потуже затягивает кушак, надевает оранжевый строительный жилет и приветствует своего партнера Антона Богданова, играющего одного из корешей Смайлика, молодого вора Муху — это к нему обращена реплика «Эй, а его зачем ударил?», которая прозвучит еще раз пять с незначительными вариациями, с разными оттенками актерского недоумения и с разными вариантами зверского выражения лица Дато Бахтадзе. «Так надежнее будет», — каждый раз отвечает Богданов-Муха, помахивая перед камерой своим ключом с другой стороны. Режиссер Баранов показывает артисту Богданову, как правильно махать ключом. Джафар меняет «Э-э-э-э» на «А-а-а-а!», а зверское лицо — на глупое и удивленное. Тем временем начинается следующая заводская смена, второй режиссер предупреждает: «Сейчас горячие слитки пойдут, будьте внимательней!» — и пышущая жаром оранжевая чушка выезжает за спиной Джафара, отчего в его голосе сразу добавляется экспрессии. Режиссер снова подбегает к актеру, и в следующем дубле ключевая реплика видоизменяется в сторону лаконичности: «Э-э-э, а ему зачем?» Это сакраментальное «Э-э-э, зачем?» еще некоторое время продолжает звенеть у меня в ушах, пока я пробираюсь из закопченного сталелитейного ада под холодный ливень, который смывает остатки котлеты с гречей, сиротливо мокнущей на столе возле раскладного стула с табличкой «режиссер».