Сидящие на сериалах

Сериалы конкурируют не с кинематографом, а с психотерапией, считает ВАРВАРА БАБИЦКАЯ

Была зима, у меня была депрессия, я заперлась дома и смотрела Downton Abbey. И вот в очередной раз, когда на экране появилась вдовствующая графиня Грэнтем в прекрасной шляпе и с обычным безмятежным апломбом заметила: «Я считала, что прежний кавалер Мэри — мезальянс, но в сравнении с этим он прямо Габсбург», — я подумала: кто точно попадет в рай, так это британская актриса Мэгги Смит. Она каждую неделю заставляет миллионы усталых, задерганных, депрессивных и одиноких людей счастливо хихикать перед экранами. Это ей точно зачтется — рыцарского звания недостаточно.

В мире становится все меньше профессий, представители которых по умолчанию не должны задаваться вопросом о смысле жизни, профессий-оправданий: пожарные, там, школьные учителя, а в первую очередь, конечно, врачи. Я никогда не рассматривала под этим углом зрения сериальных актеров, а стоило бы. Я говорю не об искусстве (люди творческих профессий, наоборот, обречены метаться между манией величия и комплексом неполноценности), а о том, что доктор Хаус в определенном смысле спасал человеческие жизни в реальности.

Незамысловатый ситком Friends с закадровым смехом стал нетленной классикой, потому что неприкрыто поставил гуманитарную миссию во главу угла. Песня на его начальных титрах обещала: «Никто не предупреждал, что твоя жизнь сложится так: твоя работа — фарс, ты сидишь на мели, любовь померла, не начавшись, ты будто всегда в запасе, это не твой день, не твоя неделя и даже год — но я буду рядом с тобой». И они были со мной на протяжении десяти сезонов. Это много дольше, чем я знаю иных своих близких друзей из плоти и крови.

Канонически все эти сериалы о компании верных друзей — они на самом деле про очень одиноких людей. У подруг из «Секса в большом городе», у Friends, у героев How I Met Your Mother семья всегда за кадром, где-нибудь в Оклахоме, а если иная мамаша появляется с определенной регулярностью, можно быть уверенными, что она — бич Божий. Им ничто не мешает ежеутренне встречаться в кофейне и ежевечерне — в баре, потому что их всего пятеро (четверо, шестеро), а их коллеги, однокашники, приятели и любовники — только статисты, пища для обсуждения в кафе. Романы, составляющие основу сюжетной динамики, в жизни героев проходят поразительно бесследно — в жизни старые грехи почти всегда остаются на нашей орбите. Конечно, у меня тоже есть компания ближайших друзей еще со школьных лет, но мы, безусловно, не зависаем ежедневно в кафе: у всех очень много работы, дети и прочие дела, мы прирастаем новыми, иногда непересекающимися компаниями, это сложная социальная паутина. Но ее не впихнешь в сериал: драматические единства требуют, чтобы сериальные герои были антисоциальны, и поэтому нам так легко отождествиться с ними в минуты одиночества, безработицы и хандры. И в этом состоит миссия сериалов — меня удивляют попытки осуждать их или сравнивать по художественному качеству, занимательности сюжета и тому подобным нерелевантным критериям. Они не конкурируют с кинематографом, они конкурируют с психотерапевтами. Поскольку жизнь сериального персонажа начинается на самом дне, дальше ей остается только расцветать — даже если это герой Breaking Bad, который в первой серии узнает, что неизлечимо болен.

Сейчас над сериалами работают знаменитые режиссеры, складывается впечатление, что если говорить о массовой культуре — уровень сериалов по осмысленности и сложности языка часто на порядок выше, чем в кино. Но сериал — не фильм, непонятно, что именно тут считать законченным произведением, поддающимся оценке и интерпретации. Серию? Сезон? Продолжительность сериала зависит от слишком большого количества факторов, не имеющих отношения к искусству, и хотя в кино мы еще традиционно говорим о единственном авторе (режиссере) — в сериале даже это часто невозможно. Можно сказать, что законченное произведение — мир, создаваемый в сериале, но не ограниченный финальными титрами. Так же в детстве я находила эскапистское пристанище в литературном мире Вудхауса, который со взрослением нечувствительно перерос в мир Ивлина Во — тот же райский сад, но после грехопадения и трещащий по швам, а потом в мир Сомерсета Моэма, где все было уже практически как в реальности.

Другой механизм используют фантастические сериалы вроде Game of Thrones или костюмированные исторические саги вроде Boardwalk Empire и Mad Men, любовно снятые, кропотливо воспроизводящие быт другой эпохи, музейные вещи в себе, которые нравятся снобам. Они увлекают, но не вызывают сильной эмоциональной привязанности. При всей моей аддикции я не смогла смотреть Lost, который для многих моих друзей стал настоящей религией — а мне не нужна была религия, меня раздражали загадки без ответа, в толпе героев ни с кем нельзя было толком отождествиться. Настоящий психотерапевтический сериал выглядит чем банальнее, тем лучше. Он должен быть банален, как наша жизнь.

И как наша жизнь, сериалы воспроизводят друг друга: те же, там же. How I Met Your Mother повторяет Friends в новых декорациях, адаптированных к реалиям нулевых, Lie to Me, полюбившийся мне сначала как реплика «Доктора Хауса», под конец превратился уже в прямую на него пародию, успех Mad Men попытался повторить The Hour (те же годы, только вместо рекламщиков — журналисты). Римейк старого британского сериала Upstairs, Downstairs в 2010 году удивительно напоминает запущенный тремя месяцами ранее Downton Abbey (так что трудно сказать, кто на кого повлиял) — там есть и вариация на тему вдовствующей графини Грэнтем, и кухонные драмы слуг, параллельные драмам в гостиной, и знакомая фигура юной бунтующей аристократки, которая влюбляется в шофера и вслед за ним, к ужасу семейства, подается в политику.

Настоящий психотерапевтический сериал выглядит чем банальнее, тем лучше. Он должен быть банален, как наша жизнь.

Британские сериалы вообще стоят особняком — наверное, это как-то связано с великой эскапистской традицией Вудхауса и прочих: стоит вспомнить Extras о жизни актеров массовки, написанный и сыгранный Рики Джервейсом, и особенно — Black Books, сериал о владельце книжного магазина, алкоголике и человеконенавистнике, создатель и исполнитель главной роли — ирландский стендап-комик Дилан Моран. Это авторские сериалы, и тут уместнее говорить не о терапевтическом эффекте, а о катарсисе: в них не ищешь друзей, а видишь себя. Потому и ранний их конец я встречала со смирением, не признавая: они были слишком хороши для этой юдоли слез, и Бог взял их на небо.

Но возвращаясь — снова и снова — к героям, скрашивающим наше одиночество годами, я расскажу историю любви. В свое время, начав смотреть Studio 60 on the Sunset Strip, я с радостным удивлением узнала в герое Мэтью Перри — сценаристе комедийного шоу — все того же Чендлера из Friends, только на пятнадцать лет старше, если бы тот, как и мечтал, бросил свою скучную офисную работу и превратил свое хобби (смешить людей) в профессию: это был не просто тот же самый актер, а тот же самый характер. Studio 60 закрыли после первого сезона; погоревав, я изучила фильмографию сценариста — им был Аарон Соркин — и нашла сериал West Wing, посвященный будням администрации Белого дома. В нем уже не было Мэтью Перри, но, к счастью, в Studio 60 я успела познакомиться с его лучшим другом — его сыграл актер Брэдли Уитфорд, — который и в West Wing встретил меня как родной. Теперь он был не телепродюсером, а заместителем главы администрации президента, но это был он — каким он был, таким остался. Недавно обсуждавшийся здесь The Newsroom, новый сериал Соркина, многие сочли скучным — я не понимаю, о чем они говорят. Так вопрос не стоит. Мне было бы уютнее, если бы там появился кто-то из прежних соркинских актеров, но и те, что есть, — явно из той же школьной компании, я знаю их язык.

Здесь должна быть мораль — вроде того, что привязанность к сериалам свидетельствует о неудачах в реальной жизни, которая не поправится, покуда от нее бежишь, и что мы утешаемся воображаемыми друзьями, в то время как следовало бы наладить отношения с людьми из плоти и крови. Что тут сказать: с одной стороны, люди из плоти и крови часто оказываются не меньшей иллюзией. С другой — как говорила вдовствующая графиня Грэнтем, «don't be defeatist dear, it's terribly middleclass».