Елена Сорокина: «Куратор — новая профессия везде, и именно сейчас ее начали активно историзировать»

В ожидании институций-визионеров в России задаемся вопросом, какие кураторы нам нужны

В этом месяце проходят Дни Голландии в Москве, в рамках которых на разных площадках пройдет несколько выставок, театральных постановок, киноретроспектив. В частности, 11 сентября в Центре дизайна ARTPLAY стартуют два больших проекта — Голландская арт-ассамблея, состоящая из трех больших дискуссий на общую тему «Какие кураторы нам нужны?», в которых примут участие российские и зарубежные эксперты, и выставка «Spaces of Exception. Чрезвычайные и полномочные», объединившая более 20 художников из Голландии, Казахстана, России, Украины, Чехии. Елена Сорокина, являющаяся куратором Арт-ассамблеи и сокуратором наряду с Йелле Баувхейсом выставки «Чрезвычайные и полномочные», рассказала COLTA.RU об обоих проектах.

Willem de Rooij, Blue to Black, 2012

— Когда мы с вами впервые разговаривали, вы довольно четко обозначили, что вам не нравится в российской художественной (и не только художественной) ситуации: все дискуссии превращаются в резкое противостояние, все друг друга критикуют. По-вашему, происходящее на российской сцене непродуктивно и деструктивно? Что вы планируете противопоставить такой гиперкритичности?

— Это весьма радикальная интерпретация моих высказываний. Кто же может сказать, что все непродуктивно и деструктивно? В России есть качественные институции с профессиональной коммуникацией и существуют художественные стратегии, направленные как раз на педагогическую или даже просветительскую деятельность. Что же касается культуры дискуссий — действительно, хотелось бы видеть более солидный базис, на основе которого происходят дебаты, особенно со стороны музеев. Каковы их нарративы, формы переосмысления истории, методы взаимодействия с публикой? Голландская арт-ассамблея, которую я организую, посвящена именно этим вопросам — кураторским стратегиям, выставочным канонам и их актуальным изменениям. Мы будем обсуждать инновации в отношениях между музеями и актуальным художественным производством, изменения в позиции кураторов сегодня, новые стратегии презентации искусства в выставочном пространстве и вне его.

И поскольку развитие искусства непредсказуемо, во времена художественного упадка музей будет сворачиваться до нужных размеров, во времена же творческого подъема — разворачиваться на полную мощь.

— Вы упомянули качественные институции — что вы вкладываете в это понятие? Вероятно, без наличия таковых ни выставки, ни дискуссии, достойные внимания, невозможны? Какие институции в России, на ваш взгляд, достойны называться качественными?

— Это институция-визионер. Обращаясь к актуальной лексике — похожая на Институт оборонной магии (имеется в виду один из проектов внутри Бергенской ассамблеи, разделенной — по аналогии с НИИ чародейства и волшебства из повести братьев Стругацких, которой вдохновлялись кураторы, — на площадки-«институты». — Ред.). Она дает художникам (и кураторам) магические возможности по осуществлению проектов, поддерживает их исследования, дает на них время, затем показывает их в волшебных условиях, одновременно создавая для особо хрупких произведений оборонительный контекст, доступно, но не плоско объясняя замысел художника публике, связь проекта с историей искусства, а также с социальным, эстетическим, политическим и другим контекстом своего времени. Музей, о котором мечтала Лиджия Кларк, — не депозитарий объектов, а генератор опыта, в здании, построенном Оскаром Хансеном. В 1964 году Хансен создал проект музея, сворачивающегося и разворачивающегося в пространстве как по вертикали, так и по горизонтали при помощи гидравлических устройств. Он справедливо рассуждал, что музей современного искусства должен быть открыт неизвестному. И поскольку развитие искусства непредсказуемо, во времена художественного упадка музей будет сворачиваться до нужных размеров, во времена же творческого подъема — разворачиваться на полную мощь.

«Что делать», Урок несогласия, 2011

— Как вы планируете организовать дискуссионную платформу? Без чего сегодня подобная инициатива не может функционировать? Что особенно важно учесть в российских условиях — или никакой специфики в России нет?

— Что такое выставка сегодня, кто такой куратор и чем он занимается — вопросы, которые совершенно необходимо обсудить в России. Ситуация ведь странная: любой является куратором и любое более или менее игривое сочетание объектов в пространстве есть выставка. Музеи планируются без заботы об их наполнении, экспозиционные решения похожи на таковые в ювелирном магазине, без видимых причин привозятся более или менее известные иностранные художники. Зачем, для кого и почему — не совсем понятно. Поэтому я пригласила западных кураторов рассказать о проектах, интересных именно в российском контексте: Марию Хлавайову — о «Бывшем Западе», огромном проекте, который полностью пересматривает посткоммунистическую новейшую историю, Марка Нэша и Койо Куо с их независимыми исследованиями об африканских студентах в Советском Союзе, Хедвиг Фейен — о «Манифесте» и других. Программа  уже вышла и циркулирует, смотрите!

Гульнара Касмалиева и Муратбек Джумалиев, Весна, 2009

— Вам не кажется, что, несмотря на широкое участие российских профессионалов в работе Арт-ассамблеи, несмотря на то, что, как вы сказали, будут обсуждаться вещи, «интересные именно в российском контексте», проект все равно остается в значительной мере «привозным»? Я согласен, что многие из тех проблем, с которыми сталкиваются российские институции и кураторы, решены в других странах, а потому нас имеют право учить. Но сможете ли вы отойти от простого импорта тем и форматов обсуждения, уйти от воспроизведения стандартного международного проекта?

— Вот с этим позвольте радикально не согласиться. Меня удивляют российские комплексы неполноценности. Из решенных институциональных проблем возникают новые, и у всех свои проблемы. В своем исследовании об инфраструктуре теоретик Ирит Рогофф говорит, что западная развитая сеть институций, система классификаций, категоризаций, традиций, профессионального образования может стать — и зачастую становится — ограничивающим фактором. Отсутствие же институций не означает отсутствия хороших художников и интересных кураторских проектов. Бергенская ассамблея Екатерины Дёготь и Давида Риффа, например, просто великолепный проект. И формат приглашения обучающего высокого гостя не имеет абсолютно ничего общего с Голландской арт-ассамблеей. Куратор — новая профессия везде, и именно сейчас ее начали активно историзировать. Почему история выставок и выставочных стратегий в России менее интересна, чем западная или, скажем, латиноамериканская? Ее просто надо исследовать и писать. Ассамблея как раз этим и займется — теорией и практикой, постановкой вопросов, презентацией отдельных проектов (case studies) и их обсуждением.

Музеи планируются без заботы об их наполнении, экспозиционные решения похожи на таковые в ювелирном магазине, без видимых причин привозятся более или менее известные иностранные художники. Зачем, для кого и почему — не совсем понятно.

— Помимо собственно Арт-ассамблеи вы как куратор будете делать выставку, то есть теоретическая часть будет дополнена практической. Или дискуссионная платформа и выставка более-менее автономны?

— Взаимосвязей не избежать! Начинались они как два автономных проекта, но теперь ассамблея проходит на территории выставки и полностью интегрирована в ее пространство. Да и невозможно рассуждать о новых кураторских стратегиях, делая при этом стандартную выставку. Выставка «Чрезвычайные и полномочные», которая состоится в Центре дизайна ARTPLAY, очерчивает свое пространство как специфическое, где приостанавливается действие обычных законов и включаются свои собственные, установленные художниками. У нас будет висеть работа Кэри Янг, которая заключает со зрителем магический пакт. Ее работа «Обсидиановый контракт» дает зрителю — а также художникам, участвующим в выставке, — право не подчиняться обычным нормам поведения в общественном пространстве. То есть выставка четко определяет свое право на особенность.

Кроме того, она будет функционировать как сцена. Мы сотрудничаем с хореографом Анной Абалихиной, которая будет делать постановку в пространстве выставки. Мне кажется, сегодня необходимо экспериментировать с новыми способами экспонирования искусства, новыми моделями функционирования выставки как жанра, и «Чрезвычайные и полномочные» как раз является таким экспериментом. Посмотрим, что получится.

Пригов будет витать на выставке как законодательный дух в образе патриарха-парламентария.

— А почему в основе вашей выставки лежит, скажем так, «юридическая» история? Художники и зрители наделяются некими символическими правами... И как с этим связан Пригов?

— С исторической точки зрения закон в России всегда был явлением странным и чуждым, и до сих пор специализированная пресса рассуждает об эпических баталиях России на пути к правовому государству. Есть отношение власти к закону (презрительное) и отношение общества к закону (насмешливое). Этот клубок эмоций прекрасно выражает работа Дмитрия Пригова «Книга декретов» (1977). В своем неподражаемом стиле Пригов воспевает и пародирует закон. И его перформативный образ художника-законодателя, безусловно, заполняет определенный законотворческий вакуум в обществе. Пригов будет витать на выставке как законодательный дух в образе патриарха-парламентария.

В этом контексте особенно интересна одна глава истории советского диссидентского движения — стратегии небезызвестного, но, кажется, благополучно забытого Александра Есенина-Вольпина. Сын Сергея Есенина, Вольпин был поэтом, математиком и юристом и тем редким представителем советских граждан, который серьезно относился к «законам». В 1965 году он организовал знаменитый «Митинг гласности», и его акции — несмотря на их сугубую серьезность и реальный риск — отдают современным радикальным перформансом. В День конституции он вышел на площадь с плакатом «Уважайте Советскую Конституцию» и был, конечно же, немедленно арестован (ровно через восемь минут). Существует прекрасная запись его последующего допроса.

Gert Jan Kocken, Queen Wilhelmina, Jakarta. Defacement 6 May 1960, 2006, Amsterdam, Archives of the Rijksmuseum

Наша выставка — чрезвычайное пространство, поле юридических утопий и экспериментов, от совсем серьезных, гиперпрофессиональных исследований границ демократии Йонаса Стааля с его парламентом для террористов до «Сказки о золотом петушке» Анны Паркиной — эдакой наивной параболы о превентивном ударе царя Додона. Мы специально решили не делать прямой перевод названия с английского Spaces of Exception, которое отсылает к понятию чрезвычайного положения, а добавить дополнительные аспекты «Чрезвычайными и полномочными». Это включает саморефлексивный взгляд на выставку как пространство чрезвычайности и на самоидентификацию художников сегодня. Как известно, Джорджо Агамбен рассматривает чрезвычайное положение, или временное приостановление законов властью, как законодательную фикцию, при помощи которой закон обновляется и переизобретает себя: оно может явиться магическим моментом трансформации или оказаться катастрофой. Работы выставки используют эту двойственную потенциальность.

— Да, за последние годы, а за последние месяцы особенно, законотворчество в России доведено до абсурда. Но если немного вернуться к началу нашего разговора — должны ли представители художественного сообщества уважать свои законы? Я имею в виду вот что: все, что вы планируете обсуждать, будет иметь своего рода нормативный характер, то есть то, к чему вы будете приходить в ходе публичных дискуссий, должно, по идее, внедряться в практику. Но как? Или вы не ставите себе задачу именно так?

— Действительно, кто у нас более абсурден в законотворческом драйве, художник или власть, — хороший вопрос. Задач внедрения в практику мы себе, конечно, не ставим, этим занимаются институции, у них другие временные рамки. А выставки и дискурсивные проекты — эфемерные по своей природе — очерчивают новый круг вопросов, функционируют как поле экспериментов, формируют альтернативное, критическое, независимое знание и т.д. Не думаю, что ассамблея представляет нормативную опасность, мнения будут различными, и навязывать их никто не собирается, но я, конечно же, очень надеюсь, что интересные и нужные идеи найдут отклик — причем и в том, и в другом направлении: об этом вся речь. И возвращаясь к началу: я планировала конференцию абсолютно не как очередной обмен Запада с Востоком, а формулировала вопрос к кураторам, художникам и критикам о сегодняшнем состоянии дел и подбирала участников, которым есть что друг другу сказать. Многие художники работают как кураторы, прекрасно понимают контекст, и их собственные проекты функционируют как кураторские. Голландские и международные участники либо уже делали проекты в России, либо делают их сейчас, и им так же интересно высказать свою позицию, как и понять, что происходит в России.