Собянин и легитимность. Навальный и политика

Значение грядущих выборов — в беспрецедентном для России открытии политического поля, которое сегодня однозначно ассоциируется с Навальным, считает МИХАИЛ ЯМПОЛЬСКИЙ

Результат выборов московского мэра более или менее предрешен, но в каком-то смысле он не имеет большого значения. Эти выборы не о том, кто станет мэром, а о чем-то, вероятно, куда более значимом.

1.

Причина, побудившая Собянина пойти на выборы, много обсуждалась. Наблюдатели сходились во мнении, что нынешним мэром движет поиск повышенной легитимности. В каком-то смысле градоначальнику все равно, какова степень легитимности его власти. Оборудовать бульвары велосипедами можно вполне комфортабельно и без выборов. Никаких признаков активного неприятия Собянина со стороны москвичей не наблюдается. У него нет реальной нужды в расширении своей базы поддержки. Выборы могут быть полезны градоначальнику только с одной точки зрения: они усложняют его увольнение с поста. Поскольку мэр перестает быть назначенцем, он приобретает относительную независимость от Кремля.

Но стратегия Собянина к этому не сводится. Стараясь провести более или менее честные выборы, Собянин впервые после первых гражданских протестов реально откликается на требования протестного движения: вы хотели избавиться от чуровщины — я помогу вам в этом. Такое решение — чрезвычайно, на мой взгляд, дальновидное — способствует интеграции значительной части протестного движения в зону политического влияния власти. Собянин пытается показать, что протестное движение может быть нейтрализовано за счет простого соблюдения формальных процедур, этики принятия решений. В этом смысле его «политика» выглядит прямой альтернативой бастрыкинщине. То, что значительная часть Болотной, как уже сегодня понятно, будет голосовать за Собянина, показывает прозорливость градоначальника. Собянинская стратегия строится на принципиальном игнорировании политики и акцентировании аполитического компонента — этики, соблюдения процедур и умеренного благоустройства городского пространства, в котором заинтересован любой обыватель. Та часть Болотной, которая вышла на улицы из-за возмущения жульничеством Чурова, не имея внятной политической платформы, без особого сопротивления интегрируется в собянинский электорат.

Кампания Собянина, на мой взгляд, знаменует собой конец Болотной как недифференцированного протестного движения.

Предвыборная стратегия Собянина интересна тем, что она успешно сепарировала этический элемент протестного движения от политического. Кампания Собянина, на мой взгляд, знаменует собой конец Болотной как недифференцированного протестного движения.

Собянин откликается на лозунги полуторагодовой давности. Но ситуация в стране за это время изменилась. И лозунги эти в значительной мере утратили актуальность. Полтора года назад центральным вопросом был вопрос легитимности как производной от соблюдения установленных законом процедур. Но за прошедший год Государственная дума сделала все, чтобы само по себе следование процедуре перестало иметь значение. Когда-то Карл Шмитт писал о парламентских законодателях либеральных режимов как о «механических законодателях», которые не озабочены смыслом и применением законов, но целиком сосредоточены на легитимности процедуры, из которой, по их мнению, вытекает легитимность закона. Закон, таким образом, основывается не на естественном праве, не на нормах морали или соображениях общественного блага, а исключительно на том, что он проведен в парламенте без нарушения процедуры. Для Шмитта такое законодательство было проявлением инструментальной рациональности, описанной Максом Вебером, рациональности, всегда заинтересованной только в «как», но никогда в «почему» и «зачем». За год Госдума проштамповала такое количество абсурдных и реакционных законов, за один день проведя их через первое, второе и третье чтения, что следование процедуре утратило в глазах общества какой бы то ни было смысл. Дума сделала все, чтобы легитимность перестала связываться с законностью процедур.

2.

Это крушение ореола легитимности и инкорпорирование этического протеста в собянинский электорат само по себе уже трансформирует характер российского публичного пространства. Возникновение фигуры Навального завершает эту трансформацию. Навальный важен тем, что он способствует выделению из протестного движения чисто политического элемента. Можно даже сказать, что с появлением на сегодняшней сцене Навального в Москве появляется политика, отделенная от аморфной гражданской этики. Все, что связано с процедурностью и легитимностью, переводится Навальным в модальность троллинга. То Навальный требует снятия Собянина с выборов из-за отсутствия бумажки с подписью Путина, то придирается к процедуре приватизации собянинской квартиры в пользу дочки и т.д. Тем самым Навальный иронически играет на поле процедурности и навязывает своим оппонентам абсурдную игру в легитимность. Игру, в которую никто уже верит.

Но основной интерес Навального лежит совершенно в иной плоскости, и он этого не скрывает. Он прямо говорит о том, что его интересует исключительно смена коррумпированной власти, неспособной к руководству страной и приносящей этой стране вред. Он никогда не говорит о том, что готов признать легитимность власти, если выборы будут честными. Честность выборов радикально отделяется им от сущности властной элиты, неспособной в его глазах легитимизировать себя какой угодно процедурой. Иными словами, позиция Навального не легалистски-этическая, а чисто политическая. Навального поддерживают сегодня в основном те элементы протестного движения, кто не боится политики и в состоянии мыслить политически, а не ограниченно этически или эгоистически. Именно с этим, на мой взгляд, связаны относительно скромные цифры его поддержки. В интервью, взятом Ксенией Собчак у Навального после его освобождения, было видно, до какой степени журналистка напугана Навальным и тем политическим сознанием, которое в нем выступает совершенно открыто. Навальный вызывает ужас обывателя, старающегося избегать каких бы то ни было рисков, радикальностью своей позиции, политической непримиримостью к тем силам, которые он считает опасными и нежизнеспособными.

Все, что связано с процедурностью и легитимностью, переводится Навальным в модальность троллинга.

Своим появлением в электоральном поле Навальный обнаружил несостоятельность пикейных жилетов гражданской оппозиции вроде Касьянова или Митрохина, почти мгновенно списав их в архив истории. Его электорат не совпадает с демографией Болотной. В нем доминирует молодежь, еще не заросшая обывательским жирком, к нему присоединяются люди, впервые открывающие для себя тот факт, что реформирование общества не имеет иного пути, кроме политического. Значение грядущих выборов — в беспрецедентном для России открытии политического поля, которое сегодня однозначно ассоциируется с Навальным. Вопрос сегодня ставится не о том, кто будет мэром Москвы, а о том, сколько москвичей готовы и дальше жить в коррупционном дерьме, но с «Гоголь-центром» и велосипедами на бульварах, а для скольких свобода и достоинство перевешивают новый дизайн Парка культуры. Открытие политического — это и сознательное принятие рисков, на которые пошли, например, бизнесмены, подписавшие с Навальным известный «договор». Прямое вторжение политического в публичную сферу важнее цифровых результатов выборов потому, что сколь ни были бы скромны эти результаты, они бесповоротно меняют характер происходящего.

Как всегда в общественной жизни, инициатива не детерминирует результат. Собянин умно построил стратегию интеграции в свой электорат либеральных обывателей с Болотной, а в результате получил открытие политического пространства, которого смертельно боится власть. 

Также по теме:
Навальный: да или нет?