Павел Санаев: «Реакция не обязательно будет “Вау!”»

Автор «Похороните меня за плинтусом» о том, зачем он написал продолжение бестселлера, и о том, что он не просил у Путина запрещать интернет

Павел Санаев, режиссер и кинопереводчик, автор одного из главных бестселлеров 2000-х — книги «Похороните меня за плинтусом», выпустил ее продолжение — «Хроники Раздолбая». Это история про мальчика из хорошей семьи, пытающегося найти себя в 1990—1992 годах. Во второй части «Хроник Раздолбая», которая еще не дописана и выйдет лишь через год, Санаев обещает рассказать про становление героя в 90-х и 2000-х.

— Зачем вы написали «Хроники Раздолбая»? Чтобы проверить, получится ли сделать вторую книгу таким же бестселлером, как и первую? Или было что-то важное, чем вам было необходимо поделиться?

— Это тот самый случай, когда у меня появились идеи, которыми нельзя было не поделиться. Даже в большей степени, чем с «Плинтусом». У меня не было желания доказывать кому-то, что я «тоже писатель», тем более что снимать кино нравится мне гораздо больше, чем писать. Сейчас я работаю над книгой, и время без съемок для меня мучительно. В «Хрониках» я хочу поделиться очень важными для меня вещами, но поскольку первая часть — это подростковая история, то предвижу вопрос: «А что тут, собственно, такого? Что он хотел рассказать? Описать подростковые гулянья?» Ответ будет, когда роман выйдет полностью. Без подростковой преамбулы рассказать историю, которая для меня важна, невозможно — получится неубедительно.

— Да, есть ощущение, что вы хотели что-то сказать, но недоговорили.

— Ну, это же половина романа, я только начал «говорить». Причем даже в таком виде эта книга вполне самодостаточна — как роман взросления для молодежи и ностальгическая история 1990-х. Это показывают отзывы и интерес. Но чтобы читатели могли всерьез оценивать роман и делать выводы, мне нужно дописать текст до конца, а дальше будь что будет. И я понимаю, что реакция не обязательно будет «Вау!». Она может быть любой, но кто сможет, тот услышит, что я хотел сказать, и это самое главное. Я чуть-чуть приоткрою завесу. Вторая книга — это история про то, как Раздолбай реально оказывается между жизнью и смертью. Кроме шуток. И это та вещь, которая меняет все. Кто не побывал в такой ситуации — тот не знает о жизни очень важных вещей.

— А вы были в такой ситуации?

— Я не комментирую это.

— Складывается ощущение, что героя в романе на самом деле нет. В этом есть откровенное жульничество, которое начинает раздражать. Вы обманываете читателя, ваш герой — хамелеон. Не бывает такого сочетания практичности и непрактичности. Романтичности в одних ситуациях и полной романтической импотенции в других. 

— Понимаете, если покопать героя, то видно, что там таких крайностей нет. Если его интересует девушка Диана, то он романтичен. А мама его, в силу подростковой черствости, не интересует, и с ней он не романтичен. Это такая избирательно направленная любовь, которая свойственна довольно большому количеству людей. Когда тебе кто-то интересен, то ты проявляешь лучшие качества своей души. Неинтересен — можешь быть просто свиньей. Это и есть инфантильность. По идее со зрелостью это проходит. И ты начинаешь понимать, что так называемый луч любви нужно направлять на всех людей, а не только на тех, кто тебе интересен. Но первая часть дилогии — это история абсолютно инфантильного героя. И не случайно, что все герои яркие, а он — нет. Он ось, вокруг которой крутится история, но сам он ее пока что не двигает. Это история двигает его. А цель романа — показать, к чему он в конце концов придет. Я призываю не разбирать роман с точки зрения драматургии: так правильно, а так неправильно. Хрен его знает, как правильно. С точки зрения драматургии в «Криминальном чтиве» вообще все неправильно.

— Там нам с самого начала объяснили, что все будет неправильно с точки зрения драматургии.

— А я с самого начала даю понять, что в центре истории — инфантильный и почти безликий герой, которого формирует жизнь. И это главное. Почему это важно? Потому что эта история адресована всем. Чтобы любой мог примерить ее на себя, как компьютерную игру от первого лица.

— Какое влияние на вас как на писателя оказал опыт кинопереводчика?

— Никакого. Режиссерский опыт дал больше. Я не раз ловил себя на том, что некоторые образы сперва приходили в голову зрительно, а потом уже трансформировались в слова.

Я считаю правильным, когда мужчина заключает союз с женщиной, когда они рожают детей, когда они живут вместе. Аборты — зло...

— Даже переводы фильмов Кевина Смита не повлияли?

— Я не пытался писать роман под Кевина Смита, тем более что под него подделаться довольно сложно. У меня есть два персонажа, Мартин и Валера, которым свойственна несколько необычная манера речи, но эта манера подслушана в жизни, а не навеяна Джеем и Молчаливым Бобом.

— Вы непубличный персонаж, но, появляясь на публике, вы выступаете в роли умеренного, а то и яростного консерватора...

— Что вы имеете в виду?

— Например, беседу с Путиным о курительных смесях (которая произошла во время встречи премьер-министра Владимира Путина с российскими писателями в 2011 году. На встрече также присутствовали Татьяна Устинова, Александра Маринина, Дарья Донцова, Михаил Веллер, Сергей Минаев и Захар Прилепин. — Ред.).

— Это вопрос профессионализма журналистов, которые раскрутили эту историю. И вот теперь все думают, что Санаев молчал-молчал, а потом как скажет: «Запретите, Владимир Владимирович, интернет». На самом деле все было не так. Разговор шел довольно долго и касался насущных для писателя проблем — защиты авторских прав в интернете. Когда все закончилось, я как человек, за пару дней до того неожиданно обнаруживший, что в сети есть полно предложений для желающих купить курительные смеси, поинтересовался — как вообще государство собирается пресекать в интернете нарушение прав, если пока что не получается пресекать даже свободное распространение тяжелых психотропных веществ? Эти смеси с искусственными каннабиноидами делают из людей идиотов. Эта дрянь в сто раз сильнее обычной марихуаны, и ее можно свободно купить. Посерьезнее нарушения авторских прав будет! В итоге Путин распорядился, чтобы меня свели пообщаться с главой Госнаркоконтроля Ивановым, который потом подробно объяснил мне, почему пресечь торговлю этими смесями через интернет очень сложно. Ссылки все время меняются, закладки делаются анонимно и пр. Так что эта история относится не к вопросу моего консерватизма (ах, консерватор Санаев против свободы в интернете!), а к вопросу безответственности некоторых журналистов, которые ради красного словца неточно воспроизводят события.

— Так вы отрицаете, что вы консерватор?

— Нет, не отрицаю. Скорее да, чем нет.

— Кто вам ближе из консервативных мыслителей или политиков?

— Давайте определимся, что такое консерватизм. Я считаю правильным, когда мужчина заключает союз с женщиной, когда они рожают детей, когда они живут вместе. Аборты — зло...

— ...Нужно молиться перед ужином...

— Это другая история. Количество молитвенного труда каждый определяет сам для себя. В разные моменты жизни — разное. Не нужно пытаться быть святее папы римского.

— А что с мыслителями-то? Константин Леонтьев, Раш Лимбо?

— Я не такой знаток консервативных мыслителей прошлого и современности. И не нужно загонять меня в какую-то нишу. Есть вещи, которые я считаю правильными. Конечно, все течет, все меняется. Но мне кажется, что какие-то вещи должны оставаться неизменными. Можно как угодно одеваться, какую угодно слушать музыку, можно какое угодно снимать кино и какие угодно писать книги, но вот в отношениях человеческих все должно оставаться как раньше.

— Так где в «Хрониках Раздолбая» консерватизм?

— Я не знаю. Это вы меня в консерваторы записали. У меня цели написать «консервативный роман» не было.

— А в «Похороните меня за плинтусом» тоже есть идеологическая составляющая?

— В принципе, можно найти и обозначить одним словом — «прощение». Когда в финале книги волей-неволей прощаешь героиню, которую невозможно простить.

Материал подготовлен в рамках совместного проекта со Slon.ru.