«Обязательно надо удивляться!»

Приговор Навальному и Офицерову — первая реакция и первые оценки

Юрий САПРЫКИН, публицист

Мне кажется, что из этой самой общественно-политической ситуации вынули какую-то середину, какой-то важный стержень. Навальный в некотором роде олицетворял надежду людей на нормальное мейнстримное движение в правильную сторону. То, что в этой стране может быть не только повальное воровство и оглушительное богатство или, наоборот, какая-то убийственная пассивность и оскорбительная бедность, а можно заниматься своим делом: не врать, не воровать, соблюдать закон, двигаться к состоянию, в котором мы все будем жить достойно, сохраняя какие-то моральные и юридические стандарты или важные качества.

Навальный как бы представлял вот этот слой людей, который раньше было принято называть «средним классом»: сейчас почему-то этот термин совсем исчез и с высоких трибун, он совершенно не употребляется, хотя несколько лет назад только и разговоров было, что вот средний класс — основа стабильности, люди, которые занимаются своим бизнесом, которые предъявляют свои требования государству, чтобы работали его институты, работало законодательство и т.д. А сейчас власти совершенно не вспоминают про наличие такой общественной группы и никоим образом на нее не ориентируются.

Так вот, Навальный — это надежды на легальное представительство, на то, что жизнь каким-то естественным образом с помощью легальных механизмов будет меняться вот в эту спокойную, добрую и честную сторону. А остаются теперь только нечеловеческое богатство и оскорбительная бедность, которые находятся в странном гипнотическом диалоге между собой посредством телевидения. И все, что выходит за рамки этих краев или мешает вот этому симбиозу, жесточайшим силовым образом подавляется.

Станислав БЕЛКОВСКИЙ, политолог

Приговор Алексею Навальному — это водораздел между периодом, когда активная часть российского общества еще могла как-то доверять власти и возлагать на нее определенные надежды, и периодом, когда это уже невозможно.

То есть классическое проявление вот этой самой «перестройки-2», которую мы обсуждали с 2010 года и в рамках которой возникает полное отчуждение активной части общества от власти. И тем самым завершается формирование предпосылок для процессов, приведших к распаду СССР в конце 80-х годов XX века.

Глеб ПАВЛОВСКИЙ, политолог

Я думаю, что приговор создаст как бы такое крупное событие, которое сфокусирует все скверное, что делала власть последний год. Она же делала много всего. Все это выглядело то абсурдным, то смешным, то ужасным, но обществу не хватало резюме. И этот приговор в сочетании с гнусной игрой, которую вели вокруг Навального в связи с московскими выборами с участием Собянина, — я думаю, он до некоторой степени подводит черту, это такой дедлайн. После него, полагаю, сформируется ряд окончательных позиций относительно оценки власти, оценки видов и моделей возможного политического действия, и это уже само по себе станет политической реальностью независимо от того, кто чего хотел.

Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ, публицист

Навальный — моего поколения. Почти одногодки. Поэтому все как-то особенно близко. Никогда ни к какому политику не испытывал такого чувства, как сейчас: человеческого сострадания.

В России появился политик — впервые, наверное, за всю историю. Впервые заслуживающий этого названия в полной мере — по всем европейским и мировым нормам. Собственно, он создал политику в России. До него были лидеры мнений, общественные лидеры: Сахаров, Солженицын, другие. Но — не политики. «Политик» до Навального в обиходной речи — это просто уважительное название начальника, эпитет: воин, отец, политик… Власть в России всегда была самопорождающей машиной: все ее прежние лидеры могли быть садистами, могли быть реформаторами — но все они вышли из нее самой, что цари, что генсеки. За исключением разве что Ленина.

Но никогда нельзя было наблюдать момент «рождения политика» — мы всегда заставали его в фазе распускания бутона, когда он нам предъявлялся: нате. Остальное потом подчищается историками.

Навальный пришел «ниоткуда». Сам все этапы становления прошел, установив норму: активист, потом местный уровень, региональный, потом федеральный. Все сделал сам, даже без партии. И даже успел оставить нам первое поколение, которое впервые в России легально «занимается политикой»: те самые двести человек с шариками и флажками, идущие за ним к избиркому. Он сам долго избегал этого слова — понимая, конечно, что здесь его не поймут. «Политическое» тут вообще не существовало в языке. Оно было вытравлено и задавлено — веками рабства. Политик — только не я, только не здесь, только не со мной. Политическое считалось «не совсем понятным делом», делом мутным, грязным, как учила советская пропаганда.

Навальный все это в одиночку изменил, приучил к этому слову. Рационализировал его, вернул ему смысл. Многие смыслы. Основал традицию народной «политики», вернул понятие «солидарность», установил каркас новой этики: не врать, не воровать, не лениться. Последнее — не менее важная вещь. В его обращении перед приговором — которое уже вошло в историю русской публицистики — на самом деле основная мысль, что наш главный враг — наша лень. Это всеобъемлющее, универсальное понятие для России — лень совести, ума, чести.

Наконец, он увязал понятия «политика» и «свобода». В том числе и собственным примером. Путь к свободе лежит через политику: теперь мы это знаем — благодаря ему.

Максим ТРУДОЛЮБОВ, публицист

У этого решения огромное количество непредсказуемых последствий.

Первое — откровенно безумный приговор, который позволяет признавать любую коммерческую сделку незаконной, что несет непредсказуемые последствия для бизнеса.

Второе — падают акции компаний, против которых ведет дела Навальный: ВТБ, «Газпрома».

Третье: очевидно, была идея сделать осенние выборы в Москве легитимными. Сейчас идея легитимных выборов отброшена. Те, кто вынес решение осудить Навального, поставили Собянина перед фактом. Он просто будет вынужден получить все голоса на сфальсифицированных выборах.

Дмитрий БУТРИН, публицист

Что изменит приговор Навальному? Ничего не изменит. Что ускорит — да. Те процессы, которые до этого шли, ускорит, а в направлении ничего не изменит. Здесь можно добавить только, что есть люди, которые предпочитают, чтобы все ускорилось.

Александр МОРОЗОВ, политолог

Ситуация разрешилась самым непритязательным способом. Все разговоры о том, что в Кремле есть какой-то более сложный сценарий, как водится, оказались блефом. Военно-спортивный клуб «Бастрыкин» наслаждается триумфом. Несмотря на то что суд не доказал ничего, кроме создания оптовой фирмы и покупки леса с 3-процентной скидкой, продемонстрировано полное и наглое всевластие Путина и его ближайшего окружения. «Вы все должны заткнуться» — вот, собственно, тот простой сигнал, который нам громко послали Путин и Бастрыкин. Видимо, они все-таки полны решимости построить тут какой-то новый бастион-государство.

Лев РУБИНШТЕЙН, поэт

Это чуть новая политическая ситуация: они уже сегодня осудили не какого-то популярного блогера или бизнесмена, которого попытались на чем-то поймать — что им, как все могли видеть, кто наблюдал трансляцию из суда, юридически не удалось. Они сегодня упаковали официального кандидата в мэры самого большого города страны. Это уже рифмуется с делом Манделы. Власть органически неспособна ни к диалогу, ни к гибкости — вообще ни к чему. То, что они одной рукой с легкостью зарегистрировали Навального кандидатом, а другой через несколько дней его усадили в тюрьму, они будут объяснять понятно как: вот говорят — у нас суд зависимый, а у нас суд совершенно независимый. Зарегистрировали? Зарегистрировали. А суд решил, что он виноват, — вот и посадили, какие, ребят, претензии? Закон! Это хитрость понятная. Но это в лучшем случае. В худшем — у них правое полушарие уже не знает, что делает левое. Что еще опаснее.

Первая реакция исключительно эмоциональная у меня — как и у очень многих. Я уже написал в Фейсбуке, что сейчас самая трудная творческая задача — найти нормативную лексику для описания своих ощущений. Вот многие сейчас говорят и пишут: «А чему вы удивляетесь? Вы же с ними давно имеете дело — и до сих пор всему этому удивляетесь? Хватит уже удивляться!» Я с этим не согласен. Надо обязательно удивляться. «Они» делают все, чтобы мы перестали удивляться. Смирились — и, как в том старом анекдоте, расслабились и постарались получить удовольствие. Так вот — обязательно надо изумляться. Способность к удивлению, во-первых, свидетельствует о том, что во многих из нас еще живо представление о норме. Что уже обнадеживает. И во-вторых, я уверен, что способность удивляться и возмущаться конвертируется в способность сопротивляться.

Олег ЕФИМОВ, ответственный секретарь Межфракционной депутатской группы Государственной думы ФС РФ в защиту христианских ценностей

Я не смогу реально оценить вину по финансовой составляющей. Но за политические убеждения — это жесткий перебор. Но все по воле Божией... Ахматова, помните, говорила про Бродского: «Какую карьеру делают нашему рыжему». Не дай Бог, конечно. У меня дочка растет!

Олег КАШИН, публицист

Мне нечего сказать, нет никаких эмоций, нет вообще ничего. Живые мертвецы, находящиеся сегодня у власти, убивают Россию, не понимая, что гибнут вместе с ней. Зачем им это — я не понимаю.