Быков и простота

МИХАИЛ БЕРГ отвечает на статью Дмитрия Быкова о современной русской литературе

9 июля в рамках совместного проекта с порталом Slon.ru COLTA.RU напечатала статью Дмитрия Быкова о современной русской литературе. Сегодня мы публикуем ответ на нее МИХАИЛА БЕРГА.

Дмитрий Быков — без сомнения, один из самых популярных персонажей поздней путинской культуры. Автор блестяще озвученных Михаилом Ефремовым пародийно-эстрадных текстов, где стилизация умело сочетается со злободневностью, а бойкость с ироничностью. Он более чем уместен. Востребован. Он и есть своеобразное отражение выморочной эпохи, в которую от цены на нефть у начальства снесло крышу, а антиинтеллектуализм российского общества достиг невиданных масштабов.

Статья Быкова тому яркий пример. Как, впрочем, и его проза. В них нет ничего позорного, они просто очередное явление массовой культуры, которая, как женщина без мужчины (в несколько переделанном чеховском mot), неизбежно глупеет. Грубеет и наглеет. То есть считает себя не просто важной и нужной, но единственной. В то же время людям, которым массовая культура не слишком интересна, ее претензии на доминирование представляются не только курьезными, но и чреватыми последствиями не менее сокрушительными, чем мракобесная политика Государственной думы.

О чем речь? Прежде всего о редукции, о форме, упрощающей смыслы. В самой процедуре упрощения, необходимой для того, чтобы серьезные образцы культуры были доступны более широкой аудитории, нет ничего зазорного. Буржуазность и массовая культура — близнецы-братья. Адаптация сложных моделей культуры происходит постоянно и является частью культуртрегерской работы. Но в обществе, не потерявшем чувство реальности, адаптация является лишь периферийной интеллектуальной работой, следствием неоднородности общества и запроса со стороны менее образованной (но интеллектуально не до конца потерянной) его части.

Что произошло в России, для которой Быков стал властителем дум? Не остроумным фельетонистом, не умелым версификатором-стилизатором, а человеком, который с важным видом знатока выносит оценки, авторитетные для значительной части думающего населения? Ведь сегодня в русской культуре много действительно умных и интеллектуально вменяемых людей (ученых, поэтов, критиков, переводчиков и т.д.), но они не в фокусе, они поменялись местами с тем, что расположено обычно на обочине интеллектуального поля. Могло ли быть иначе в путинской России, для которой интеллект вообще избыточен? Очевидно, нет.

Сложные культурные образцы востребованы в ситуации, когда общество осмысляет границы, в которых находится, и мечтает об их преодолении и расширении. Когда оно находится в процессе реформ или подготовки к ним и нуждается в обсуждении способов перехода границ, преодоления традиции, в предложении новых вариантов позиционирования интеллектуала в реформируемом социуме. Таким был расцвет поздней советской культуры (особенно в ее свободном, неофициальном варианте), которая предлагала сразу несколько конкурирующих между собой версий продолжения истории, и это богатство сложности является последним по времени достижением русской культуры.

По мнению публики, Быков-пародист противостоит путинской эпохе, на деле же, как традиционалист, он и является ее выразителем, самым популярным поэтом эпохи Путина.

Перестройка и последовавшие за ней ельцинские реформы почти сразу сузили культурный фокус, выбрав из многообразия позднесоветской культуры лишь то, что подтверждало претензии на власть младшего поколения советской номенклатуры, эту власть в итоге и захватившего. Началось время редукции, которая отдавала предпочтение деконструированию советских мифов в ходе борьбы псевдолиберальной элиты против элиты эрзац-коммунистической. Но как только власть оказалась приватизированной вместе с собственностью, процесс редукции еще более ускорился, и на культурную сцену вышли персонажи, ранее маргинальные ввиду их малой культурной значимости. Наступила пора традиционализма, смысл которого в подтверждении позиций, уже существующих в обществе, и противопоставлении себя тем, кто сложившимся распределением общественных позиций недоволен. И желал бы изменения набора доминирующих установок и изменения самой структуры общества.

В этом плане Быков-прозаик более чем характерен. Как традиционалист, он цементирует status quo путинского общества, препятствуя его трансформации, за исключением незначительных, почти косметических движений, которые не меняют сложившуюся общественную структуру. Как поэт-иронист, сатирик, пародист, он выполняет более сложную функцию, состоящую в высмеивании косности этого общества, в продвижении идеи его нерадикальной трансформации в рамках уточнения либерально-демократического проекта. То есть такой реформации путинской системы, которая на место буржуазного корпоративного псевдокапитализма поставила бы капитализм более канонический.

Именно это последнее обстоятельство в условиях путинской реакции способствовало возрастанию авторитета Быкова как поэта-сатирика. Более того, оставаясь в рамках своей прозы кондовым традиционалистом, в поэтических штудиях Быков переосмысляет приемы предшествующей (и декларативно отвергаемой) постмодернистской стилистики. Отвергая Пригова как образец, он на самом деле наследует если не ему, то второму поколению иронистов, вроде Иртеньева. При этом побивая последнего большей версификационной разнообразностью.

Наиболее культурно вменяемой деятельностью Быкова являются его биографические книги — о Пастернаке, в меньшей степени об Окуджаве. Однако в объектах своей биографической деятельности Быков выделяет их традиционалистские черты, делая на них акцент и практически игнорируя другие, новаторские.

То же самое, только почти в карикатурном виде, проявилось и в его статье на тему современной российской литературы. Здесь Быков почти неотличим от поздней советской критики, которая противопоставляла разнообразным и изощренным стратегиям неофициальной литературы советскую литературу правды жизни, убогую литературу так называемого профессионализма, представляющую собой многократно продублированные традиционалистские повторы, естественным образом потерявшие всякую востребованность с концом советской эпохи. Литература как повторение, культура консервации и сериала, не претендующая на осмысление границ общества, стала популярна только благодаря путинской реакции. По мнению публики, Быков-пародист противостоит путинской эпохе, на деле же, как традиционалист, он и является ее выразителем, самым популярным поэтом эпохи Путина. Да, Быков прав, русская литература (как и культура в целом) находится сегодня в небывалом интеллектуальном кризисе. В обществе почти отсутствуют запросы на интеллектуальное осмысление, на преодоление традиционализма, что, в частности, привело и к властным гонениям на фундаментальную науку. Но Быков, повторим, и есть своеобразное выражение этого кризиса. Его эстетический консерватизм куда более устраивает власть, чем сложность отвергаемой им современной культуры. Сложность синонимична переменам, консерватизм эти перемены отметает.