Игорь Гладнев: «Мне стыдиться нечего»

Исполняющий обязанности министра культуры Пермского края рассказал ОЛЬГЕ МАМАЕВОЙ о конфликте с Маратом Гельманом, цензуре, деньгах и будущем Музея современного искусства.

— Позавчера стало известно об отмене гражданского форума «Пилорама», бюджет которого внезапно был сокращен вдвое. С чем связано это решение и какова дальнейшая судьба форума?

— В сложившихся обстоятельствах для нас всех и лично для меня главным является создание музея «Пермь-36», а не отдельные события, пусть и очень важные для определенной части людей. Это задача на многие годы вперед, потому что за ней стоят большая, серьезная работа и десятки миллионов рублей, выделяемых как из регионального бюджета, так и из федерального. Мы должны отдавать себе отчет, как нам дальше действовать. Ситуация, которая сложилась сейчас, довольно напряженная, но я ее не воспринимаю как критическую. Это обычная процедура. Да, случилось то, что случилось. Принято решение не проводить форум «Пилорама». Ну что, это конец света? Всякое бывает. Не нужно воспринимать это как противостояние отряда спасателей и отряда губителей. Это не так. Идя на условные «жертвы», мы делаем это исключительно ради музея «Пермь-36», который станет крупнейшей в России культурной институцией. Для меня это абсолютный приоритет. А что будет дальше, пока никто не знает.

— Будет ли и дальше проводиться фестиваль «Белые ночи в Перми»? Как теперь станет формироваться его бюджет?

— Фестиваль в том виде, в каком мы его себе представляем, безусловно, сохранится. Его продолжительность скорее всего будет изменена — нам бы хотелось, чтобы он длился не один месяц, как это было всегда, а продолжал свою работу в качестве площадки для проведения досуга, может быть, еще в течение июля. Во всяком случае, мы сейчас обсуждаем эту возможность как вполне реальную и даже необходимую. Что касается наполнения фестиваля, то основные принципы останутся неизменными. Кроме того, мы хотим больше привлекать муниципальные творческие образования со всего Пермского края. Каждый отдельно взятый муниципалитет, каждый крупный город обладает серьезным ресурсом, который складывается из возможностей бизнеса (у нас в регионе целый ряд крупных промышленных предприятий), потребительского рынка, межрегиональных и международных связей. У нас был опыт, когда отдельные события на территории Перми перерастали в мероприятия регионального масштаба — скажем, Денис Мацуев, Владимир Спиваков в рамках своего присутствия на фестивале давали концерты и в других городах Пермского края. Эту практику мы обязательно будем продолжать. Кроме того, различные творческие кейсы муниципальных образований будут иметь возможность показаться не только на Пермском фестивале, но и на других площадках — «Живой Кунгур», «Живая Лысьва», «Живой Соликамск» и т.д. Такой творческий обмен даст дополнительный импульс нашей творческой среде и повысит градус внутреннего взаимодействия. Мы сейчас думаем о том, как организационно это сделать, именно поэтому, очевидно, всем возможным участникам будет предложен формат конкурса — и на уровне идеи, и на уровне воплощения, и на уровне режиссерской экспликации. Помимо всего прочего, административная команда, которая взяла бы на себя обязательство проводить столь масштабное мероприятие, каким является фестиваль «Белые ночи», должна продемонстрировать свою готовность к привлечению средств. Это будет непременным условием участия в конкурсе. Можно ли сказать, что средства, потраченные на проведение фестиваля в нынешнем году, были неоправданны или завышены? Я так не считаю.

Продуктивнее будет сесть за один стол и обсудить все вопросы тет-а-тет.

— Тем не менее, как мы помним, была инициирована аудиторская проверка фестиваля. Известны ли ее результаты?

— Это не моя компетенция, это компетенция Счетной палаты и правоохранительных органов. Так что ничего не могу сказать, я в эти дела не вникал. Думаю, что сейчас результаты этой проверки должны быть известны только тем, кто ее проводит.

— Эдуард Бояков на днях рассказал, что дирекции и оргкомитету фестиваля «СловоНова» до сих пор не выплатили всех обещанных денег. Кроме того, был отменен детский театральный фестиваль «Большая перемена», также из-за проблем с деньгами. Есть ощущение, что финансирование крупных культурных проектов в регионе постепенно сворачивается. Это действительно так?

— Нет, нисколько. Я, если честно, ни разу не слышал о том, чтобы кому-то что-то недоплатили. Может быть, ожидания наших творческих деятелей не всегда совпадают с существующими бюджетными возможностями региона и потому возникают разговоры о недоплате. Не хочу заочно дискутировать с Эдуардом, думаю, продуктивнее будет сесть за один стол и обсудить все вопросы тет-а-тет.

— А что будет с фестивалем «Текстура»? Недавно появилась информация, что власти Пермского края не могут дать никаких финансовых гарантий, что фестиваль состоится. И, возвращаясь к прошлому вопросу, здесь урезание финансирования налицо: если в 2011 году бюджет «Текстуры» составил 22 млн рублей, то в нынешнем — лишь 15, и те под большим вопросом.

— Ответственно могу сказать только одно: на сегодня необходимость и желание проведения этого фестиваля есть. Существуют регламент и формат, в соответствии с которыми всегда проходит этот фестиваль. У нас произошла небольшая задержка в июне — по понятным причинам, но в разговоре с Марией Михайловной (Мария Кубланова — директор фестиваля «Текстура». — Ред.) и с Эдуардом Бояковым (правда, по телефону) я все свои соображения высказал. Не буду скрывать, есть определенные моменты, которые связаны с нашими ожиданиями в отношении этого фестиваля и того, что нам может предложить Эдуард как творческий лидер. Однако нет сомнений, что этот фестиваль укоренился и является важным творческим событием для всего Пермского края. Некоторые шероховатости, которые сегодня возникают при подготовке столь масштабного мероприятия, еще не повод для того, чтобы драматизировать ситуацию и говорить, что кто-то препятствует проведению фестиваля.

Если же понимать под искусством мир, обращенный к добру и свету, уж простите за пафос, мы будем всеми силами его поддерживать.

— Но деньги на фестиваль будут выделены? Именно в этом, насколько я понимаю, сейчас главная проблема.

— Нам надо про деньги думать во вторую очередь. А то мы начинаем говорить про деньги, потом продолжаем говорить про деньги, а потом окончательно перестаем понимать друг друга и реальные проблемы, требующие немедленного решения. В конечном итоге деньги являются предметом раздора и полного деструктива. Мне важнее те ценности, которые мы хотим донести до людей. Нам нужно определить важнейшие смысловые точки нашей совместной работы. А у нас любой разговор начинается с денег, причем эта тема обсуждается не только большими творческими людьми, какими являются наши партнеры, но и всем обществом. И потом, поймите, я смотрю на этот вопрос не только с точки зрения отдельно взятого проекта, но и с точки зрения средней отраслевой зарплаты по региону. Для меня деньги — это не только бюджет, выделяемый под какой-то проект, пусть и самый замечательный. Я думаю о том, как будут жить люди завтра, когда проект закончится. Мы, кстати, в этом смысле полностью сходимся с Эдуардом Бояковым. А если у кого-то есть мнения, не совпадающие с законодательными нормами и процедурами, ничем не могу помочь. Не всегда все получается так, как мы того хотим.

— Хорошо. Давайте ненадолго отойдем от денежных вопросов и сменим тему. Я знаю, что Министерство культуры Пермского края собирается объявить конкурс на замещение должности директора Музея современного искусства, хотя по закону главы автономных учреждений назначаются, а не выбираются. Почему же вы настаиваете на конкурсе?

— На сегодняшний день ясно, что должна быть именно конкурсная процедура. Это не мое личное мнение, это ясно абсолютно всем. Необходимо составить экспертное мнение людей, гораздо более компетентных, чем я. И это будет сделано в самое ближайшее время.

— Должна ли, по-вашему, измениться концепция Музея современного искусства и если да, то как? Чего вы ждете от нового директора?

— Музей современного искусства PERMM — это наше достояние и важнейший элемент культурной палитры Пермского края. И это заслуга не только отдельно взятых людей, я хочу сказать, не только Марата Александровича — это заслуга каждого жителя нашего края, который старался и помогал музею сознательно или бессознательно. Что касается содержательной стороны, то во многом это будет зависеть от программы, которую представит новый руководитель музея, и тех возможностей, которые есть на сегодняшний день у нас. По ряду причин Музею современного искусства чрезвычайно сложно существовать в режиме выставочного зала. Это отчасти связано с реконструкцией здания Речного вокзала — многомиллионным проектом, который имеет для нас первоочередное значение. Вместе с тем нам хотелось бы, чтобы в Перми сохранилась существующая площадка для обсуждения проблем современного искусства. Единственное, о чем нельзя не упомянуть, поскольку это принципиальный вопрос, бывший в свое время яблоком раздора между обществом и художниками, — вопрос самоидентификации. Если искусство становится предметом для самопиара и провокаций, это не наша история. Если же понимать под искусством мир, обращенный к добру и свету, уж простите за пафос, мы будем всеми силами его поддерживать. Многие сейчас говорят: вот, мол, власти вмешиваются в культурную политику, развели у себя цензуру, душат бедных художников, вспоминают Хрущева в Манеже. На самом деле никто не регламентирует отдельно взятого художника — художник, как известно, всегда прав. Над ним только Бог, больше никого. Но если речь идет о народных деньгах, то общественность имеет право спрашивать с художника, что он творит на ее средства. Что же в этом плохого? Мне самому сегодня задают вопросы, в том числе мои коллеги, которые не являются ретроградами, мракобесами и душителями свободы. Они говорят, и говорят справедливо, что на искусство нужно смотреть разными глазами, в том числе глазами ветеранов, детей, людей, которые могут усмотреть в том или ином произведении личное оскорбление, оскорбление своих ценностей. Я, кстати, в свое время разговаривал об этом с Маратом Александровичем.

— И как он на это отреагировал?

— Отреагировал так, как отреагировал.

— И вы, и Виктор Басаргин много раз подчеркивали, что никакой цензуры в Перми, в Пермском музее в частности, нет и не будет. Как это коррелирует, например, с тем, что выставка Василия Слонова была закрыта по распоряжению сверху?

— Во-первых, никто не может знать, что будет, а чего не будет. Мы с вами не боги. Во-вторых, нужно называть вещи своими именами. Выставка была не закрыта, а удалена, потому что на этой площадке присутствовали наши олимпийцы, кроме того, музей существует на государственные деньги, за которыми должен быть особый контроль, власть имеет на него полное право, и наконец, это случилось не внезапно, у нас были предварительные разговоры с организаторами выставки.

— Марат Гельман утверждает, что вы вместе с председателем правительства видели выставку 1 июня и тогда она не вызвала у вас ничего, кроме доброго смеха. Претензии в адрес художника Василия Слонова и его работ возникли после резкой реакции депутата и сенатора от Пермского края. За несколько дней ваше мнение изменилось?

— Ни я, ни председатель правительства никуда не ходили и ни над чем не смеялись, это я вам точно говорю. Я был на открытии, а сразу после этого уехал в командировку в Нижний Новгород, где пробыл до 4 июня. Поэтому то, что говорит Марат Александрович, мягко говоря, не соответствует действительности. Для того чтобы разобраться, что происходит, нужно немного приподняться над ситуацией. Произошло то, что произошло, и я могу сказать всем — мне стыдиться нечего. Я проявлял доверие, раскрывал объятия, выстраивал диалог, но, к сожалению, это не принесло позитивных результатов. Я не в обиде на Марата Александровича, но если руководитель учреждения занимает такую однобокую позицию, то либо мы с ним находим точки соприкосновения, либо прощаемся. Как будет развиваться ситуация дальше, не знает никто. Я знаю одно — если люди хотят что-то делать, они готовы идти на компромиссы и работать вместе. А если кто-то ставит свои личные интересы выше всего остального, это прямой путь к конфронтации. Предметом соперничества может быть все что угодно, в том числе возможность получить дополнительные ресурсы в том или ином виде.

Если речь идет о народных деньгах, то общественность имеет право спрашивать с художника, что он творит на ее средства.

— Некоторое время назад Виктор Басаргин, заочно обращаясь к художникам, кураторам и меценатам, высказал примерно следующую мысль: приходите и делайте все что хотите, но не на бюджетные деньги. Будет ли частный капитал поддерживать культурные проекты в ситуации, когда фактически любую выставку можно закрыть по решению сверху? Или для тех, кто приходит со своими деньгами, будут созданы особые условия?

— Во-первых, никто ничего не закрывает. Во-вторых, Виктор Федорович абсолютно верно формулирует повестку сегодняшнего дня. С одной стороны, есть определенный запрос в обществе, чтобы продукты культуры стали доступны каждому, с другой — есть немало людей, которые обладают ресурсами, необходимыми для осуществления тех или иных культурных проектов. Если в обществе есть запрос на определенное искусство, почему бы не попробовать удовлетворить его, не прибегая к помощи государства? Пожалуйста, показывайте все что хотите, невзирая на цензуру, но оставаясь на своей собственной территории. Но если ты выступаешь на площадке, которая подведомственна государству, а стало быть, и народу, будь готов к тому, что общественность с тебя спросит, и спросит сполна. Для того чтобы сегодня возникла консолидация в обществе, музей должен стать точкой, которая будет обращаться к гражданам в формате диалога. А если он встает на позицию, мол, вы все идиоты, раз не понимаете современного искусства, — ничего не получится.

— Вы часто бываете в музее? Все выставки смотрите?

— Не стану лукавить, бываю редко и, конечно, далеко не все выставки смотрю. Я стараюсь больше ездить по региону, наблюдать за тем, что происходит в муниципальных библиотеках, галереях, маленьких музеях.

— А какие выставки вам больше всего понравились? Очень хочется понять, что вам самому близко.

— Очень понравилась выставка «Современная французская живопись: пересечения истории». Не буду скрывать, у меня особое отношение к импрессионистам и постимпрессионистам, я бесконечно люблю Писсарро, так что мимо этого события пройти не мог. Любопытным показался проект «Разговоры с ЮГ», посвященный Юрию Гордону. Меня поразил его какой-то совершенно особый взгляд на привычные вещи, с одной стороны, простой, а с другой — философский и даже метафизический. Была еще выставка, противопоставлявшая категории богатства и бедности, тоже по-своему любопытная. Но больше всего из последнего мне понравилась выставка, предварявшая открытие «Белых ночей», — «Лучшие фотографии России — 2012».

Но если ты выступаешь на площадке, которая подведомственна государству, а стало быть, и народу, будь готов к тому, что общественность с тебя спросит, и спросит сполна.

— Как вы в целом оцениваете пермский культурный проект — что получилось, что не получилось? И какова, по-вашему, в этом заслуга Марата Гельмана?

— Пермский проект состоялся, в этом нет сомнений, иначе бы о нем столько не говорили. Безусловно, Марат Гельман — мощная точка притяжения. Он как отдельное явление сыграл немаловажную роль в жизни Перми, это объективно так. Однако нельзя забывать, что пермский культурный проект развивался в особых условиях. В нем была колоссальная пиар-составляющая, обращенная во внешнюю среду с тем, чтобы создать некоторые точки напряжения, благодаря которым об этом проекте будут говорить, спорить, возмущаться и так далее. То есть была очевидная задача вызывать некие эмоции, которые потянули бы за собой все остальное. Были ли эти эмоции полезны для города? Не знаю. Но я абсолютно убежден, что культура складывается из нескольких компонентов: места, ситуации, аудитории и контекста. И для того, чтобы пошатнуть эту конструкцию, если не разрушить ее вовсе, нужно либо сломать, либо перевернуть один из этих компонентов. Это сразу же становится предметом обсуждения и хорошим пиар-ходом. Но я не драматизирую происшедшее. Конфликт между властью и художником существует всегда. Скажу больше: ситуация, когда художник очень любит власть, а власть всячески его за это одаривает, не кажется мне правильной. Мы существуем в разных парадигмах, и нужно это принять.

— Возможно ли ваше дальнейшее сотрудничество с Маратом Гельманом в том или ином варианте?

— Нам нужно увидеть линию горизонта — какие у нас есть возможности и перспективы. Только поняв это, можно делать какие-то выводы о возможном дальнейшем сотрудничестве. Для меня не существует сегодня врагов или неприятелей. Марат Александрович располагает всеми необходимыми ресурсами, связями и компетенциями, которые нужны для продвижения современного искусства. Но я не знаю, что произойдет завтра. Нужно на какое-то время отойти от этой сложной ситуации, выждать паузу, переосмыслить какие-то вещи. Во всяком случае, я не вижу сегодня никаких причин, которые могли бы препятствовать этому сотрудничеству.