Борис Юхананов: «Я не буду воевать с актерами»

Новый худрук Театра имени Станиславского — в эксклюзивном интервью COLTA.RU

 
Департамент культуры Москвы продолжил реализуемую командой Сергея Капкова реформу столичных театров эффектной двухходовкой — в начале этой недели были назначены новые художественные руководители Драматического театра имени Станиславского и Центра драматургии и режиссуры Алексея Казанцева и Михаила Рощина. Результаты открытого конкурса творческих концепций произвели в театральном сообществе эффект разорвавшейся бомбы: его победителями стали соответственно Борис Юхананов (в соавторстве с продюсером Мариной Андрейкиной) и Клим: оба — занимающиеся поисковым театром ученики Анатолия Васильева, оба — ведущие участники независимого театрального движения конца 1980-х. Свои первые интервью в новом статусе Борис Юхананов и Клим дали COLTA.RU — их собеседницей выступила театральный критик АЛЕНА КАРАСЬ, непосредственный участник и свидетель как становления «поколения Творческих мастерских», так и тех драматических процессов, в которые его представители оказались втянуты  в 1990-е и 2000-е годы. Сегодня — беседа с основателем «Мастерской Индивидуальной режиссуры» и новоиспеченным худруком Театра имени Станиславского БОРИСОМ ЮХАНАНОВЫМ.

— Как ты сам оцениваешь такое решение московского Департамента культуры?

— Мне кажется, что в театральном сообществе Москвы созрел отчетливый дисбаланс как внутри людей, так и снаружи. Это система труднопереносимых перекосов, не связанных ни с политикой, ни с чем иным. Просто где-то что-то перетянулось, и этот узелок живет не так — не так трясется, не так оттягивает плечи, или душу. Возможно, именно этот дисбаланс и дал сигнал к действиям и событиям, которые начали происходить. Совершенно неожиданно мой близкий товарищ по поколению Клим без всякой связи со мной подал заявку на участие в конкурсе. Проявление этой тенденции —  участие в конкурсе Володи Агеева, Николая Рощина и многих других, о которых уже известно из опубликованного списка.

Объективно вхождение в большой государственный театр связано с риском для психического здоровья человека, и не только психического, — сегодня это очевидно —, и все равно люди готовы к такому шагу, и их художественные и жизненные стимулы перевешивают дисбаланс, о котором я говорю. Он непереносим настолько, что люди готовы идти в дискомфорт нового дела.

Конечно, я отдаю себе отчет — а это условие конкурса, иначе зачем в нем участвовать, — что театр имени Станиславского, который стоит на потенциально бродвейской территории в центре города, имеет непростую историю: бывший кинотеатр, электротеатр «Арс», ставший последним театром, созданным К.С. Станиславским. И я с ним связан каким-то удивительным образом.

— Но и судьба твоего учителя Анатолия Васильева связана с этим театром.

— В этом ракурсе театр Станиславского является частью моей театральной юности. Два спектакля Васильева, родившихся там, и их история — часть жизни моей души. И когда Васильев ушел оттуда, я был этим ранен точно так же, как и он сам, хотя это произошло еще до нашего знакомства. Мифология жизни твоего учителя становится мифологией жизни твоей души — так устроена передача традиции. Она вся состоит из ран, вся является целостным мифом, который пережит душой как собственная судьба. Диагональ той стены, что была поставлена Василевым и Поповым в спектакле «Взрослая дочь молодого человека» — живое осязание не только сценографии, но и судьбы. Потом приход сына Товстоногова, разгон прекрасной команды режиссёров, который качнул театр в очередную трагическую путаницу и непрерывность смен, разрывов и каких-то болезней, что начали происходить с актерами…

Мы не верим в счастливые концы, мы не родина хеппи-эндов. А жаль.

— Роковое слово произнесено: ты собираешься как-то изменять конфигурацию труппы, состав актеров?

— Я не буду воевать с актерами, я чту стариков, их беспокойства, но еще больше я чту детей, ибо все мы в театре «дети до самой могилы» («Фауст»). Начальствование, агрессия, война, «мы почистим территорию, мы займемся делом» — такого рода разговоры не для меня. Из таких геракловых жестов по чистке авгиевых конюшен в наших пенатах не произрастает ничего.

— Комитет по культуре проявляет отчетливую радикальность в своих реформах. Многим они кажутся кровавыми.

— Сергей Капков проводит реформы, на которые Худяков (Сергей Худяков, до 2011 г. — руководитель Департамента культуры Москвы  — ред.) не решился. Никогда я не толкну под локоть реформатора. Проведение реформ — это очень болезненный процесс. Эту боль здесь переживают как издевательство над культурой и гибель, а не как лечение и спасение. Мы не верим в счастливые концы, мы не родина хеппи-эндов. А жаль.

— Я знаю, что стержнем твоей концепции является идея создания мирового центра режиссуры.  

— Москве очень нужно стать нормально действующей театральной столицей, в которую в том числе приезжают и ставят крупнейшие режиссеры, и в этом нет ничего сенсационного. Это пока не осуществлено, и мало будет даже нескольких театров, которые ставят себе задачу возвращение статуса режиссера. А это то очень важное, о чем я говорю в своей концепции — не о продюсерском театре, не о театре драматурга, не об исследовательском и экспериментальном театре, а о театре, в центре которого располагается искусство режиссуры, иначе искажения и беда...

Мы воспитаны в среде и культуре, которая осознала, может быть,  раньше всех в мире и досконально, центральное положение режиссера во всех его ипостасях — как педагога, исследователя, постановщика. Осознала, что это нераздельные вещи. Ты не можешь сделать хороший спектакль, если не осуществился в нем как педагог и исследователь.

— Похоже на реванш? Последние двадцать лет в русском театре были связаны с выдавливанием, точнее испарением фигуры режиссера...

— Режиссура отступила в какие-то тени. Еще и потому, что многие люди, не различая самой режиссерской территории, заходят туда и называются режиссерами. Вместо того, чтобы последовательно, с учетом всех стадий, необходимых для создания роли, работать с актером, его, бедного, просят хорошо сыграть, а если он играет плохо, с ним ссорятся и выгоняют. Нарушен тончайший и необходимый диалог между режиссером и актером, в котором есть и конфликт, и конкуренция, и невероятная объединенность по направлению к будущей целостности спектакля, а значит — и театра.

И, конечно, для меня очень важна режиссерская школа. Я этим занимаюсь интенсивно и долго в Мастерской индивидуальной режиссуры. С 1988 года я это делаю по своей методике, конечно, привлекая в свой педагогический труд практическую методологию Эфроса и школу Васильева. Парадоксально, что они прекрасно уживаются с телевидением, новыми медиа, современным искусством и кино.

— В каких отношениях твоя Мастерская индивидуальной режиссуры будет сосуществовать с Театром имени Станиславского?

— Молодые режиссеры, выпускники МИР-4, будут осуществлять свои театральные дебюты в рамках проекта «Золотой осел».

— Решение Департамента спровоцировало разговор о несовместимости твоей личности с московским «Бродвеем», как часто называют Театр имени Станиславского.

— Согласись, это сомнительное словосочетание — «московский Бродвей». Важно увидеть живую историю самого этого места. Здесь случилось несколько спектаклей, перевернувших представление о возможностях театрального языка. Понятно, что этому не помешало, а помогло нахождение на Тверской. Это положение было линзой, усиливающей свет или тьму. Не Бродвей — линза.

— Появления тебя и Клима во главе двух важных культурных площадок Москвы кого-то шокировало, кого-то возмутило, а многих — порадовало. Что ты сам сейчас об этом думаешь?

— Ты знаешь то чудовищное искажение, когда наше поколение вдруг исчезло с карты эволюции. Возможно, теперь мы оказываемся участниками и свидетелями возвращения. Может ли эволюция продолжатся, когда у тела вырезана часть? Вот спорят о репертуарном театре. А речь идет о механизмах и организмах. Репертуарный театр существует в режиме органической жизни, продюсерский — как механизм. Нас всех поджидает симбиоз. Мы уже это видим — люди не могут оторваться от фейсбуков. Но в центре — живое. А чем отличается органика от механики? Вспомним Флоренского — у механизма часть связана с последующим и предыдущим, а у организма — с целым. Вот тебе и разница.

Беседу Алены Карась с Климом читайте на COLTA.RU в начале будущей недели.