«Про профессию Тарковский говорил очень мало. Больше про духовный посыл»
Константин Лопушанский рассказывает ИННЕ ДЕНИСОВОЙ о своем только что показанном в конкурсе ММКФ фильме «Роль» и о Тарковском, который когда-то читал сценарий «Роли». А Максим Суханов — о предчувствии коллапса
Константин ЛОПУШАНСКИЙ
— Ваш герой, актер, играет революцию будто спектакль.
— Потому что любая революция содержит элемент маскарада. В людях просыпается вульгарное уличное актерство. Все конспирируются, ходят в париках, министр бежит в женском платье. Если бы наша история развивалась сегодня, возможно, она была бы иронической или сатирической. Но маскарад 1917 года был кровавым, поэтому она трагическая. Речь о том, как герой познает раскол России тем методом, которым обладает. При этом пытаясь взойти на Эверест мастерства. Для актера Серебряного века — об этом много писал теоретик театра Николай Николаевич Евреинов — главным было играть не в театре, а в жизни: сможешь — значит, настоящий актер.
— Вы знаете подлинные истории таких игр в декорациях реальности?
— В том-то и дело, что их было много в Серебряном веке — поэтому я и обращаюсь к этому времени. Самый известный пример — как Брюсов, договорившись с Белым, разыграл спектакль с девицей Петровской: кончилось плохо, она включилась в игру слишком сильно, достала маленький пистолетик и выстрелила в Белого. Есть другой факт: когда люди творческих профессий спускались в подвалы ЧК, чтобы увидеть минуты расстрела, «ловить миги», как учил Бальмонт. Вот почему я снимал про это время.
— Правда, что вы лепили героя с писателя Платонова?
— Это лишь одна из ассоциаций. Павел Константинович Финн, автор литературных образов, считает, что так говорить не надо: кроме Платонова были другие прообразы. Он долго работал над тем, чтобы найти персонажа, который вызывал бы ассоциации с известными фигурами того времени, но при этом был самостоятельным.
— В чем трагедия героя, который добровольно самоуничтожается?
— Он одержим так свойственным русскому менталитету желанием заглянуть в бездну, воспетую Достоевским и Пушкиным. Постоять «у бездны на краю», где «дьявол с Богом борется». Есть что-то притягивающее в этой кровавой бездне. Многие писатели возвращались к ней из эмиграции, заканчивая так же трагически.
Тарковский обо мне даже в «Мартирологе» пишет.
— Оно, по-вашему, и сейчас свойственно русским, это достоевское стремление?
— Очевидно, что какие-то архетипы сознания работают: казалось бы, новое поколение, новые люди — но отчего-то повторяют ошибки, свойственные предыдущим поколениям. Это и есть плоды феномена, называемого «российская культура»: крайности, рисковость, азартность. Только сегодня это выглядит иначе, более мелко. Вообще наше время обмельчало, это очевидно.
— Вам Тарковский кинорежиссуру преподавал?
— Я учился на ВКСР в мастерской Эмиля Лотяну, со второго курса Тарковский начал читать у нас курс лекций по кинорежиссуре. Потом взял меня на «Сталкера» — на практику. Он обо мне в «Мартирологе» даже пишет: «Костя принес сценарий про Плотникова Игната» — это был самый первый вариант этого сценария. Немного другой, но тоже написанный Финном по моей идее. Тарковскому, кстати, не понравилось. Он стал говорить, как все переделать. Не хочу говорить об этом, чтобы Финна не обижать, но, с другой стороны, все в «Мартирологе» написано.
— А что именно посоветовал Тарковский?
— Я уж не помню что. Но он меня с этой историей очень подтолкнул. Потом, в 82-м году, фильм закрыл Борис Павленок (первый заместитель председателя Государственного комитета СССР по кинематографии (1978—1985). — Ред.). Сказал, что это никогда не будет снято. В 90-е годы настала коммерческая цензура, предлагать было бесполезно по другим соображениям. И вот только в 2000-е я вернулся к замыслу, мы с Финном написали еще один вариант и опубликовали его в «Искусстве кино». Потом продюсер Андрей Сигле решил сначала выпускать «Гадких лебедей». И только потом пришла очередь «Роли».
— Что еще про Тарковского помните?
— У него речь была очень нервная. Маша Чугунова, ассистентка, записывала его лекции на магнитофон, а меня он потом попросил их систематизировать.
Я был счастлив: во-первых, у меня была возможность войти в структуру материала, а во-вторых, я считал правильным отдать долг учителю. Когда я эти лекции готовил, то заметил, что про профессию он говорил очень мало. Больше про духовный посыл. Что фильм должен быть поступком. Эти лекции потом составили основу книги Ольги Сурковой «С Тарковским и о Тарковском».
— У фильма «Роль» есть связь с сегодняшним днем, с современностью?
— На мой взгляд, уникальные исторические факты самоценны. Время рождало желание быть гением. Все были гениями. Желание быть гением — вот чем были одержимы все художники Серебряного века и наш актер. Была в этом какая-то немыслимая гордыня, излом. В наше время — наоборот: все равны, толерантны и гении не в моде. Не вписываются в контекст. Общество к этому не стремится.
Максим СУХАНОВ
— По-вашему, у фильма есть актуальный контекст?
— Думаю, есть. Фильм рассказывает о времени, которое своей экспрессией много чего создавало, не меньше и разрушало. Причины, которые приводят к обвалам и крушениям, существуют во все времена. Другое дело, хватит ли сознания у людей, ответственных за то, что происходит, чтобы вовремя спохватиться и предотвратить революцию. Когда сил на это уже не хватает, наступает коллапс. В этом смысле картина актуальна.
— А сейчас может наступить коллапс? Родина в опасности.
— Для многих — в видимой безопасности, но предчувствия, которые возникают и не обманывают, говорят об обратном. Другое дело, что невозможно предугадать скорость развития событий. Многое зависит и от спонтанности, и от вещей, которые не на поверхности. Пессимистических ощущений, впрочем, у меня больше.
— Политикой интересуетесь?
— Нет, мне это не близко, поскольку никакого удовольствия от политики я не получаю, а нужно получать удовольствие, чтобы делать это хорошо. На митингах за честные выборы я, впрочем, был: заявить о том, что выборы должны быть честными, — дело каждого, это, скажем так, наше гражданское дело.
— Мысль, что лучшую роль нужно сыграть в жизни, вам близка?
— Не настолько, как моему персонажу, оказавшемуся в определенных обстоятельствах. Здесь, конечно, большую роль играет время, в которое человек живет. Энергия времени. Впрочем, если я сегодня говорю «нет, мне это не близко», это не значит, что лет через десять я отвечу так же. Все связано с обстоятельствами.
— То есть сегодня обстоятельства все же неинтересные?
— Ну, если сравнивать с теми, экстремальными, которые показаны в фильме, — скорее нет.
— По-вашему, насколько реалистична эта история?
— Думаю, реалистична. Поскольку она — о вере человека в то, чем он занимается и чему себя посвящает.
— То есть каждому актеру важно сыграть роль своей жизни?
— У актеров будут разные мнения о том, что им важнее. Мне лично важнее процесс самопознания. Поэтому стремление к какой-то условной вершине может иметься в виду, но ни в коем случае не должно быть целью, после которой дальше некуда двигаться и развиваться.
— А у вас была такая высшая точка? И если нет — вы ее ждете, пусть и не ставите целью?
— Когда-нибудь, проанализировав все, что происходило, я смогу назвать такую работу. Хотя вряд ли. У меня еще не было работы, к которой у меня не было бы претензий. Всегда, посмотрев сделанное, я вижу, куда еще можно развиваться, что можно поправить. Как было бы интереснее. Всегда находятся «серые зоны».
— Этот актер в своей обреченности похож на вашего же Годунова (роль Максима Суханова в фильме Владимира Мирзоева. — Ред.). Или это мне так показалось?
— Это ваше индивидуальное считывание. Что, впрочем, не значит, что это неправда. Но я играл другое. Персонаж «Роли» идет по пути от смятения к растворению сомнений, и для него выбор стопроцентно правильный. Он идет путем, который ему предначертан, и, несмотря на предчувствие своей обреченности, счастлив. В случае с Годуновым думаю, что воронка закручивается в диаметрально противоположную сторону: там сомнения не рассеиваются, там они его поглощают. У персонажей разный психологический алгоритм.
— Вы можете что-то сыграть в жизни, как этот актер?
— Каждый может. И делает это каждый день, поскольку имеет внутри себя не одно «я», а несколько. И все эти «я» искренни. Вот сейчас вы со мной говорите каким-то одним своим «я», а дома будете говорить совсем другим.
-
13 сентябряВ Москве пройдет «Ночь музыки» Фильмы Beat Film Festival покажут в восьми городах России В Москву едет Питер Мерфи Названы кураторы кинофестиваля «2morrow/Завтра» Выходит новый сборник The Beatles Умер Рэй Долби
Кино
Искусство
Современная музыка
Академическая музыка
Литература
Театр
Медиа
Общество
Colta Specials