Джон Сэвидж: «Надеюсь, что кто-нибудь из русских напишет книгу о молодежной культуре в СССР»

Панк-журналист и мировой эксперт по культуре тинейджеров объясняет, почему он выкинул из своей книги главу про Россию, и рассказывает о культах The Beatles, Дэвида Боуи и Joy Division

Сегодня в Москве начинается фестиваль документального кино о музыке Beat 2013. Его откроет фильм «Teenage», снятый Мэттом Вулфом по книге лондонца Джона Сэвиджа, автора книги «England's Dreaming» о Sex Pistols и сценария документальной ленты Гранта Джи о Joy Division. В этой книге известный музыкальный журналист подробно изучил предпосылки возникновения феномена тинейджерства на временном отрезке в 80 лет до того, как это слово появилось на свет в Штатах и стало обозначать подростков от 14 до 18. Если внимательно читать книгу Сэвиджа, можно найти ответы на вопросы, почему культура тинейджеров покорила мир, став поп-культурой, и что общего у Оскара Уайльда и Сида Вишеса.

— Когда я читал «Teenage», у меня появилась теория, что вы так глубоко погрузились в юношескую культуру, потому что хотели найти в ней корни панка.

— Отчасти да. Когда я начал ходить на панк-концерты в конце 1976-го, мои ровесники приходили на эти концерты в одежде, доставшейся им от предыдущих поколений, — в кожанках тедди-боев, костюмах зут и с аксессуарами модов. Они их комбинировали по-новому, украшали булавками, значками и нашивками со слоганами. Это был живой коллаж из тинейджерских культур прошлого. В магазине Малкольма Макларена и Вивьен Вествуд, расположенном на Кингс-Роуд, 430, открывали заново молодежные субкультуры прошлого. В первой инкарнации магазина, под вывеской Let It Rock, продавались куртки тедди-боев 1950-х и кожаные мотоциклетные куртки, те же костюмы зут 40-х. Юношеское впечатление от этого коллажа вдохновило меня на книгу о поп-истории Великобритании.

В 1980 году, когда я работал на Granada TV (крупная британская телекомпания), я начал съемку телепрограмм об истории тинейджерства по мотивам книги Дика Хебдиджа «Субкультуры». Мы сделали пару сюжетов, но их не дали в эфир. Однако тему я не бросил — и более того, с каждым годом работы над ней погружался все глубже и глубже в прошлое, находя новые свидетельства. «Teenage» начинается с конца 1870 года — можете себе представить, какой это был долгий проект.

Если у вас нет картинки, то нет и фильма.

— Да уж — вы собираете информацию с 1980-го. Я родился в этом году. Мы с «Teenage» — ровесники.

— Ха-ха. Как и режиссер этого фильма Мэтт Вулф. Он тоже 1980 года.

— Кажется, вы в каком-то интервью говорили, что написали только первый том, а значит, будет и второй.

— Нет-нет, я такого не говорил. Я только писал «Teenage» семь лет. Думаю, что просто не могу себе позволить повторить этот опыт. Книга кончается на 1945-м — это год, в котором слово «тинейджер» появляется на свет. После 1945-го объем информации и материала о юношеских культурах растет экспоненциально. У меня сил не хватит, чтобы это обработать. Я бы предпочел, чтобы кто-нибудь другой за это взялся (смеется).

— Неожиданнее всего для меня, как для русского читателя, было обнаружить, что ваша книга начинается с дневника русской девушки — Марии Башкирцевой и у нашей страны есть своя точка входа в тинейджерскую культуру. Потому что в Советском Союзе существовали только официальные молодежные организации — пионеры, комсомольцы, а уж уличные субкультуры вроде панков громко заявили о себе только в середине 1980-х. Вы, наверное, все это знаете.

— Я знаю мало. Хотя я начал писать главу о России 20-х и 30-х для «Teenage». Я заинтересовался комсомолом как попыткой государства организовать молодежное движение, так же как я уделил в своей книге место гитлерюгенду. Меня очень заинтересовала фигура вашего поэта Есенина и... странствующие дети 1920—1930-х… Ох, я никогда не смогу это выговорить.

— Беспризорники?

— Да. Словом, я уже начал писать главу, но остановился. По двум причинам. Первая и самая главная проблема, которая у меня была во время работы над книгой, — слишком много материала. А вторая — я не говорю и не читаю по-русски. Пришлось пожертвовать интересной темой. Но я надеюсь, что кто-нибудь из русских напишет книгу о молодежной культуре в СССР — как официальной, так и неофициальной, и противоречиях между ними. Отличная получится книга.

— В фильме все истории, затронутые вами в книге, не могли уместиться. Вам не жалко каких-то из них?

— Нет, не жалко. Я очень доволен фильмом и работой, которую проделал Мэтт Вулф. Я несколько раз участвовал в создании документальных фильмов — как режиссер и как соавтор. Я знаю, как это делается. Фильм — это совершенно иное медиа по сравнению с книгой. Он очень зависит от видеоматериала, которым вы располагаете. Если у вас нет картинки, то нет и фильма. Поэтому сценарий фильма основывался на хронике, которую нам удалось добыть. По этой причине в фильме первые двадцать лет прошлого века пролетают стремительно — у нас было мало архивного материала. По сути, кино начинается с 1920-х годов прошлого века — не там, где книга. Но я подчеркиваю, что этот фильм только основан на моей книге. Это самостоятельное произведение.

Главное в истории Beatles — это то, что их никто не ожидал.

— Хотелось с вами обсудить молодежные культы после 1945 года как с главным в мире экспертом по тинейджерам, известным музыкальным журналистом и, в конце концов, их очевидцем. Начнем с The Beatles. Вы были битломаном?

— Я никогда не был на концерте Beatles. Но я подсел на группу весной 1963-го, начиная с «From Me to You» — это был их третий по счету сингл. Мне было девять лет. В Британии 63-го поп-музыка стала появляться на телевидении — были две хорошие передачи: Ready Steady Go и Top of the Pops. Каждую неделю я смотрел эти передачи и был очень увлечен поп-музыкой. В моей школе было не так уж много сверстников, которые разделяли мое увлечение. Нас было буквально двое на всю школу, остальным было все равно. Я слушал Beatles, соул, пластинки Tamla-Motown и пиратские радиостанции, на которых в то время что только не крутили. Шестидесятые случились на моих глазах — это было нечто экстраординарное. На концерты я начал ходить с 1969-го, когда мне исполнилось 15: одна из первых групп, которые я увидел живьем, была The Who — незабываемый опыт.

Кадр из фильма «Teenage»

Мое профессиональное вовлечение в юношескую и музыкальную культуру началось с 1977 года. Я был на концертах всех панк-групп того времени. Без исключения. По нескольку раз. Ну и писал о них. Последняя рок-группа, которая меня эмоционально тронула, была Nirvana. Я интервьюировал Курта Кобейна в 1993-м. Это было после выхода «In Utero». Массовая истерия вокруг них была такая же, как вокруг Sex Pistols в Британии. В центре этого безумия был тихий, очень саркастичный, смешной и интеллигентный человек — таким мне показался Курт, мы записали чудесное интервью. Потом выяснилось, что у него были свои демоны, о которых я даже не догадывался. Я потерял интерес к рок-музыке, потому что мне исполнилось 40, а в этом возрасте люди уже не нуждаются в идентификации со своим поколением. Мне не нравился брит-поп — для меня брит-поп-группы звучали как плохие The Kinks, за исключением Pulp. После этого меня больше увлекала электронная музыка.

Да, так о чем мы говорим?

— Вы снимали документальный фильм про менеджера The Beatles Брайана Эпстайна. Как вам кажется, на сколько процентов битломания была спровоцирована им (как продюсером) и лейблом EMI, который вкладывался в рекламную кампанию группы?

— Это была абсолютно неподдельная любовь. Такое нельзя спродюсировать. Мне кажется, что главное в истории Beatles — это то, что их никто не ожидал. Это была настоящая молодежная революция — неожиданная, непредсказанная, стихийная.

Кертис мастерством не владел, у него все шло от природы.

— Вероятно, это и есть то, что отличает тинейджерские культы прошлого от культов наших дней. Для меня, например, Бибер отличается от Beatles тем, что он спродюсирован на сто процентов и с расчетом на коммерческий успех.

— Да, так и есть. Но поп-музыка всегда рассчитывала на коммерческий успех. В этом нет ничего нового и страшного. Я полагаю, что главная проблема, впрочем, не катастрофическая — это то, что сейчас гораздо труднее оказать воздействие на людей. Потому что интернет, конечно, помогает в распространении информации, с одной стороны, и способен на чудеса социальной организации, а с другой — размывает аудиторию. Во времена Beatles и даже панка было значительно проще сконцентрировать людей на чем-либо. Всего было мало — музыки, моды, информации о них. Панк был вообще продуктом тотального голода юношества по новому. А сейчас — всего в избытке.

Другой важный момент: юношеская культура должна оставаться юношеской культурой. Сейчас юношеские культы мгновенно становятся жертвами своего успеха, и их присваивают себе как дети, так и взрослые.

Кадр из фильма «Teenage»

— Российские тинейджерские культы не всегда совпадают с британскими. Например, The Beatles у нас любили и любят до сих пор, а вот Дэвида Боуи у нас пропустили. А в Британии сейчас по нему снова сходят с ума — в связи с новым альбомом и выставкой в Музее Виктории и Альберта.

— Да, но это нельзя сравнить с тем, какой культ Боуи был в семидесятые. Каждый сингл из 10 альбомов Боуи подряд попадал в топ-3 британского чарта. Представьте себе, какой большой поп-звездой он был! В Великобритании 1970-х он был как Beatles в 60-х.

Он был очень влиятелен и остается влиятельным. Я принимал участие в создании выставки в Музее Виктории и Альберта — это очень хорошая выставка, которая наглядно показывает, как Боуи постоянно менял себя и оставался всегда интересен публике. Я очень люблю многие пластинки Боуи — особенно берлинскую трилогию, «Low» и «Heroes». Я с ним встречался несколько раз — интервью у нас не было, мы просто говорили о музыке.

Музыка позволила мне стать тем, кем я являюсь. Иначе бы мне пришлось пойти по родительским стопам — в юристы.

— Еще один тинейджерский культ, который не был известен у нас во время своего появления в Англии, но неожиданно набрал популярность спустя несколько десятилетий, — это Joy Division. Двадцатилетние москвичи даже делают татуировки с названием этой группы.

— Вау, это здорово! Магия Joy Division, на мой взгляд, состоит в том, что в их музыке в равных и органичных пропорциях были смешаны мрак и свет. Они были депрессивны по текстам песен, по месседжу, по восприятию жизни, и в то же время их концерты были невероятно энергетически насыщены. Их музыка — громкая до боли, мощная и вдохновляющая — окрыляла. Что создавало интересный контрапункт с текстами и манерой поведения Йена Кертиса на сцене. Кертис был очень необычный фронтмен. Он был полностью погружен в свою музыку и отдавался шоу без остатка. Взять, например, Игги Попа или Дэвида Боуи — как бы они ни выкладывались на сцене, у них всегда остается какой-то запас сил внутри, потому что они владеют сценическим мастерством. Кертис мастерством не владел, у него все шло от природы, на каждом шоу он отдавал всю энергию без остатка. В этом и была проблема. Рок-звезде надо овладевать мастерством, иначе сожжешь себя изнутри, как и произошло с Кертисом. Опустошенность была одной из причин его самоубийства — плюс проблемы в семье, болезнь и депрессия.

Сейчас Joy Division — это идеальный рок-миф, очень хорошая история, страшно грустная, помещающаяся в короткий временной отрезок — с 1977-го по 1980-й, что важно для хорошей истории. Ну и, конечно, хорошие песни.

Кадр из фильма «Teenage»

— Однако если послушать, например, вашу компиляцию «Fame: Jon Savage's Secret History of Post-Punk», то очевидно, что в Британии конца 70-х было много групп с хорошими песнями. Вторая волна мировой известности накрыла только Joy Division, то есть на первом месте все же очень грустная хорошая история трагической смерти.

— Музыка очень важна. Я не очень часто слушаю сейчас Joy Division, но когда слушаю, поражаюсь, что от песен до сих пор по телу бегут мурашки. Музыка у них выдающаяся. На голову выше остальных. Я не знаю британской группы тех лет, которая писала бы музыку мощнее и грустнее. При том что я люблю многие другие постпанк-группы. Например, Wire, которые недавно записали очень сильный альбом «Changes Become Us» — кстати, я его горячо рекомендую. Joy Division были дверью в неведомое, что привлекало очень многих молодых людей. Привлекало и меня — я много раз бывал на лайвах Joy Division. Для меня они остаются одной из лучших концертных групп всех времен.

— Мне очень нравятся ваши компиляции и то, что вы радикально меняете жанры — кантри-рок, электро и постпанк. Что заинтересует вас дальше?

— Знаете, сейчас в компиляциях есть смысл, только если они выпускаются лимитированным тиражом — 500 экземпляров, бум-бум. Мы с лейблом Caroline True, который выпустил таким образом Fame, обсуждали продолжение этого сборника. Хотим делать сборник, посвященный ранней электронике 1970-х. Я люблю саунд аналоговых синтезаторов того времени. Наверное, я не буду включать туда диско из того же периода, хотя оно мне тоже очень нравится. Я очень люблю делать сборники и вообще музыку. Музыка позволила мне стать тем, кем я являюсь. Иначе бы мне пришлось пойти по родительским стопам — в юристы (смеется).

— Так о чем будет ваша следующая книга?

— Я начал писать серию эссе о поп-культуре в США и Британии в 1966 году. 12 глав на 12 месяцев. Только что закончил эссе о Вьетнамской войне и ее влиянии на поп-культуру. Каждая глава привязана к определенной песне из этого времени. Ну, в вольном формате. Мне очень нравится 1966-й — это год, в котором бы я хотел снова оказаться. Работая над «Teenage», я провел много времени над материалами о Первой и Второй мировых войнах. Даже писать об этом было невероятно эмоционально тяжело — я полагаю, что Первая мировая уничтожила Британию, которая до сих пор не может восстановиться от нанесенного ей ущерба. Поэтому я специально выбрал темой следующей книги фантастический 1966-й, год, который много для меня значит. Решил отдохнуть душой.

Фильм по книге Джона Сэвиджа «Teenage>» покажут на фестивале Beat 2013