Алина Сапрыкина: «Хочется прежде всего освободить территорию»

Новый директор Музейного объединения «Музей Москвы» поделилась планами

 
21 мая приказом Департамента культуры города Москвы Алина Сапрыкина назначена директором Музейного объединения «Музей Москвы». Пока сроком на один год, но планы, которыми основатель и руководитель Центра дизайна ARTPLAY, а теперь новый директор Музея Москвы поделилась с COLTA.RU, явно годом не ограничиваются. Перед тем как дать интервью, Алина Сапрыкина провела неформальную встречу с журналистами, показала Провиантские склады и экспозицию, в общих чертах рассказала о грядущих переменах — все это заняло значительное время, так как масштабы действительно впечатляющие.

 
— Вас не пугает такой масштаб и ответственность?

— Было страшновато, но я решилась. Я очень надеюсь на людей, которые могут появиться здесь вместе со мной и поучаствовать в этом проекте, и на опыт высококлассных специалистов, которые работают в музее. Главное для меня — ничего не разрушить, а создать что-то новое.

— Вы говорите, что не планируете ни с кем конкурировать, а скорее хотите со всеми дружить. Здесь, в Провиантских складах — а это только часть Музейного объединения «Музей Москвы», но самая большая часть, — вы оказываетесь в окружении других музеев, парков и центров: ЦДХ, Третьяковская галерея на Крымском валу, «Музеон», «Гараж», Парк Горького, Мультимедиа Арт Музей.

— Все очень разные.

— Получается огромный культурный кластер.

— Отлично. В рамках Музея Москвы, например, есть структурное подразделение — городское экскурсионное бюро. Пользуясь и своим расположением, и фактом наличия этого бюро, мы действительно можем продумать конструкции и модели, когда Музей Москвы выступил бы модератором в объединении музеев на общих проектах, будь то совместные экскурсионные и образовательные программы, дополнительные услуги, программы для школьников и для детей. От этого, как мне кажется, все только выиграют. Задача музея не в том, чтобы привлечь какую-то одну аудиторию — молодую и прогрессивную, например. Это не то чтобы — открылся новый клуб, вся тусовка перебежала сюда. Перед нами стоит задача популяризации культуры, искусства, проектов, связанных с историей Москвы, с ее сегодняшним состоянием, — это работа на развитие и расширение аудитории, а не желание привести сюда определенных зрителей, которые и так активны. Ведь завтра-послезавтра появится новое место в городе, и они уйдут туда. Нужно стараться максимально зацепить другие слои населения, привлечь их в музей, рассчитывая на то, что, оказавшись здесь один раз случайно, дальше человек проникнется и почувствует интерес, будет приходить еще и посоветует другим, а музей станет для него близким, понятным, любимым местом.

— Вам удалось так работать с аудиторией в ARTPLAY?

— ARTPLAY — это совсем другая история.

— Да, не музей. Но там проходили проекты вроде Московской биеннале.

— ARTPLAY построен на временных выставках. Там проходили большие музейные выставки, не только биеннале. Но сама работа была построена по другому принципу, у каждого проекта были своя аудитория и особый формат нашего участия. Это могла быть поддержка молодых кураторов или художников, которым мы помогали в поиске спонсоров, либо работа с крупными фондами на высококлассных проектах мирового уровня. А в музее совсем другое ощущение — цельности и глобальности. В ARTPLAY было легче. В любой момент я знала, что завтра могу все сделать совершенно иначе. Музей создает себя сам, а кластер — это сумма активностей различных участников этого объединения, очень динамичная, подвижная структура. Музей устроен совсем по-другому. То, что происходит на площадках типа ARTPLAY, можно дополнительно привносить в музей, но на этом нельзя основывать стратегию развития. Это может быть «вокруг». В принципе, я собираюсь использовать опыт ARTPLAY «вокруг» деятельности музея, но не буду делать на это главную ставку.

Перед нами стоит задача популяризации культуры, искусства, проектов, связанных с историей Москвы, с ее сегодняшним состоянием, — это работа на развитие и расширение аудитории.

— Но в Музее Москвы предполагаются глобальные изменения. Пока мы ходили и смотрели, выяснилось, что будут убираться стены, открываться пространство, сноситься поздние постройки.

— Что касается стен, это внутренние перегородки, фальшстены, которые были выстроены под временные проекты. Мойка во дворе — это тоже временная постройка, созданная под нужды гаража Генштаба, который здесь располагался, — она не имеет отношения к Провиантским складам. Хочется прежде всего освободить территорию.

— На тех же фальшстенах сейчас держится имеющаяся экспозиция, и если их убирать, экспозиция меняет конфигурацию, все перестраивается, а это огромная работа.

— Есть определенные недостатки в экспозиции — такой, как она сформирована сейчас: ковролин на полу, эти стены. Ее можно улучшить. Если даже тот же самый выставочный материал поместить в улучшенное пространство, с хорошими полами и стенами, с хорошим светом и навигацией, с другой подачей и в фирменной упаковке, это будет выглядеть совсем по-другому.

— А по поводу двора: я немного прослушал ваш рассказ там, так как увлекся этой мойкой, которая мне действительно понравилась...

— Она забавная, у нее на крыше можно делать концерты и загорать. Мы там даже планировали делать сцену на время фестиваля, какое-то озеленение, сделать площадку для отдыха. Но если посмотреть на старые фотографии, на которых мойки нет, а композиция этого комплекса видна такой, какой задумана архитекторами, все выглядит иначе.

— То есть ее снесут ради исторической справедливости или по каким-то другим причинам?

— Ради возвращения исторического облика. Это очень важно, так как речь также идет о бережной реставрации этих трех зданий, о сносе всего лишнего, восстановлении внутреннего объема, реставрации кордегардии, которая таким образом окажется по центру двора. Может, рано об этом говорить, но мне бы хотелось открыть вход на территорию музейного двора — редко какой культурный центр имеет такое бесподобное внутреннее пространство и вид на собственное здание. А за кордегардией, там, где сейчас парковка, можно сделать потрясающий сквер, из которого тоже можно открыть вход в сторону музейного двора, продолжив таким образом общественное пространство, облагородить его, сделать детские площадки, зоны отдыха. Сейчас там парковка, а вдоль Остоженки стоят чудовищные кафе и ларьки. Хотелось бы со временем немного изменить ситуацию. А возможность все это осуществить представится, когда музей предложит концепцию развития.

— А как она будет выглядеть — прописанная в деталях программа или общая стратегия, которая может плавно изменяться?

— Сейчас меняется стратегия музея: открытие и оживление площадки, дополнение новыми направлениями, оптимизация, сохранение и воссоздание исторического облика, тонкое взаимодействие с Провиантскими складами; параллельно исследование пространства и фондов музея — всего, что является базой выставочной и научной деятельности. Наверное, год-полтора уйдет на то, чтобы все это осуществить, на кропотливый исследовательский труд, улучшение и оптимизацию. Дальше в планах — разработка глобальной концепции музея. Скорее всего это будет конкурс с привлечением лучших специалистов, в том числе западных. А потом — поэтапная реализация концепции. Мне кажется, можно было бы последовать опыту некоторых западных музеев, которые не закрываются на время реконструкции, и вести работы поэтапно, тем более что у нас есть три отдельно стоящих корпуса. Можно работать над каждым корпусом отдельно, не закрывая музей и никуда его не перенося. Здесь все помещения заняты, так что нам придется переносить экспонаты. Было бы проще менять, если бы мы постепенно въезжали в здание, но это невозможно, так как здесь очень большие фонды.

Нам нужно учесть мнение большинства самых разных людей.

— Вы говорите, что это музей для всех, прежде всего для горожан, и вам важно, чтобы он стал общественным пространством.

— Мне бы хотелось, чтобы в обсуждении будущей концепции музея принимали участие разные люди: москвоведы, историки архитектуры, музейное сообщество, представители современного искусства, архитекторы, урбанисты. Хотелось бы создать здесь на время разработки проекта дискуссионную площадку, где бы мы могли выслушать всех и понять, кто какой музей хочет. Можно даже провести социологические исследования, мониторинг ситуации — что же на самом деле хотят увидеть москвичи в музее своего города, проанализировать, как они его воспринимают, каков образ города в современном контексте. Идти по этому пути будет сложно, но важно, по крайней мере, дать людям возможность высказаться и поучаствовать в проекте. И, конечно, важно потом в техзадании для конкурса учесть исследования на эту тему. В Москве уже есть положительный опыт — Политехнический музей.

— Есть и отрицательный опыт — ГЦСИ.

— Проблемы ГЦСИ связаны именно с тем, что они не использовали этот подход. На уровне разработки концепции проект был закрыт, о нем никто не знал и никто в работе над ним не участвовал. А потом, когда ГЦСИ его представил, сразу возникла масса вопросов. Чтобы не попасть в такую ситуацию, ГЦСИ мог сразу привлечь к разработке хотя бы художественное сообщество. Было бы первоначальное обсуждение — был бы другой результат.

— Как такое обсуждение будет работать? У широких слоев горожан и специалистов часто бывают не просто разные мнения и видения музея — они могут противоречить друг другу. Кто-то захочет здесь сквер, и это понятное желание. Эти же люди захотят, чтобы экспозиция была простой, понятной, развлекательной, тогда как специалисты — историки, москвоведы и прочие — предъявят ей совершенно иные требования.

— В итоге есть высшая инстанция — Москва и Департамент культуры, которому мы подчиняемся. Музей должен исследовать и учесть все мнения, но предлагать и принимать даже промежуточное решение — на уровне формирования техзадания — будет тот, кто этот проект делает. Я уверена, что если бы ГЦСИ провел все исследования заранее, его концепция выглядела бы по-другому, но это все равно была бы его концепция, он ведь не обязан учитывать все, что было высказано. В случае музея города нам нужно учесть мнение большинства самых разных людей, а дальше Департамент культуры Москвы и музей должны определить приоритеты.

Очень важно сразу правильным образом позиционировать себя по отношению к потенциальным спонсорам.

— Музей получает финансовые вливания из муниципального бюджета, но помимо этого он должен находить спонсоров?

— Да.

— Когда вы нас водили по музею, мы выходили на Садовое кольцо, и вы специально заметили, что распорядились снять с фасадов металлические тросы, на которых крепятся рекламные баннеры. Вы сказали, что рекламы там не будет. Это самый примитивный и бросающийся в глаза способ привлечь деньги, и вы от него отказались. Вы оптимистично смотрите на историю с привлечением спонсорских средств?

— Сейчас не очень хороший период для поиска спонсоров: площадок и культурных проектов гораздо больше, чем потенциальных спонсоров. Вся надежда на то, что откуда-то свыше пойдет волна: в Европе считается хорошим тоном поддерживать музеи и галереи, не требуя за это, допустим, чтобы «наш рекламный баннер висел на вашем фасаде в течение года». В принципе, бюджета нашей организации должно хватать на текущую деятельность. Музей все-таки не коммерческая организация, которая должна получать прибыль. Но если музей будет больше привлекать средства меценатов и попечителей, то это просто даст возможность для улучшения и расширения нашей деятельности. Условно говоря, мы не будем сидеть и ждать, пока нам сверху упадет бюджет, чтобы снять зеленый ковролин и залить глянцевый бетон, а получим его от компании, занимающейся, допустим, этим самым бетоном. Что мы можем предложить взамен? Наверное, мы можем упомянуть ее во всех пресс-релизах, буклетах, каталогах. Есть возможности для развития этой истории, просто очень важно сразу правильным образом позиционировать себя по отношению к потенциальным спонсорам. У многих музеев и выставочных площадок — например, в Мультимедиа Арт Музее или «Гараже» — взаимодействие со спонсорами устроено очень конструктивно и результативно. Этим надо заниматься. Я вижу в этом одну из глобальных задач.

— А что будет с экспозицией — будет ли она развиваться?

— Здесь нет сейчас постоянной экспозиции. Пока это набор временных выставок, более или менее долгосрочных. Постоянная экспозиция планируется на стадии запуска глобальной концепции.

— То есть научная работа еще впереди?

— Есть несколько предложений по постоянной экспозиции, уже разработанных научно-выставочным отделом. Они интересны, они могут сочетаться и дополнять друг друга. Работа ведется.

— Сейчас, пока не разработана новая стратегия и концепция, музей во многом работает по инерции?

— Моя задача — создание новой стратегии. Мы работаем над созданием концепции развития Музея Москвы в Провиантских складах, исследуем фонды, состояние строений, приглашаем реставраторов, Москомнаследие, изучаем научно-выставочную работу, постепенно открываем площадку, привлекаем новых людей, открываем новые направления (кинозал, библиотеку, книжный и сувенирный магазины), делаем музей современным, расширяем набор опций. Но ядром и сердцем остается его коллекция. Вот так выглядит подход к формированию концепции музея. Мы изучаем возможности расширения музея. Та же парковка, примыкающая к Кропоткинскому переулку, могла бы быть прекрасным продолжением Провиантских складов. Наша задача — выяснить, что с этой парковкой, возможно ли сделать проект расширения, защитить и воплотить его. Так выглядит работа, и так — каждый шаг. Впереди очень длинный путь, поэтому мы не ставим себе целью быстрые победы, быстрые эффекты. Хочется действительно сделать музей с большой буквы, масштабный, интересный и важный.

— Вы рассчитываете на долгую работу?

— О такой работе я могла только мечтать. По своей сути я менеджер культуры и хочу развиваться в этом направлении, а эта площадка даст уникальный опыт и, кроме того, возможность реализовать крайне амбициозную задачу — сделать хороший современный музей города.