Приглашение к путешествию

Пережив на концерте авант-роковой группы Volcano the Bear большой «ого, это было круто» момент, СЕРГЕЙ БОНДАРЬКОВ вывел, что это — поп-музыка и ей место в парке

«...На х*р правильную музыку!» — перебивает меня Аарон Мур, половина группы Volcano the Bear. Полчаса назад он и его друг Дэниел Падден (последние несколько лет группа в основном существует в формате дуэта) закончили свой концерт под аплодисменты, которые, спустившись в зал и усевшись на пол рядом со слушателями, начал сам Аарон. Предыдущие 50 минут эти двое британцев дудели в самодельные духовые, роняли инструменты, боролись со сломавшимся четырехдорожечным магнитофоном, говорили на только что выдуманном языке, кричали, шутили, дурачились и время от времени выруливали на песенные структуры.

Вынесенная в начало реплика Мура (мы разговариваем с ним у входа в AvantClub на «Винзаводе», из дверей которого теперь доносится довольно скучная «восточная» луп-психоделия французов High Wolf) требует пояснения. Слово «правильная» не совсем совпадает по значению с английским proper, которое использовал музыкант и которое обладает немного другими коннотациями. Proper music — это что-то, соответствующее комплексу наиболее популярных предубеждений о том, что, собственно, такое музыка (что-то упорядоченное, благозвучное, умело сыгранное и т.д.) Так вот, посылая на х*р «правильную музыку», Мур, понятно, адресовался к этим самым предубеждениям, а не к условным Баху или Роберту Уайатту.

Если мы перестанем делать ошибки, нам конец.

Если вы, как и я, толком не научились играть на каком-то инструменте, но иногда все-таки беретесь за него, вам знакомы «ого, это было круто» моменты. Вслед за ними, впрочем, часто приходят сомнения в духе: «Нет, если бы я слушал это со стороны, вряд ли было бы так хорошо». Потому что вы, допустим, ошибались: теряли темп, ломали ритм, уходили «не туда», не нащупав продолжения фразы с ходу, и т.д. — а ошибка недопустима в «правильной музыке». Собственно, когда я рассказывал ему об этом, Аарон и перебил меня своим «Fuck proper music!»

К чему я все это рассказывал ему и теперь пересказываю вам? К тому, что каждый концерт Volcano the Bear — это один большой «ого, это было круто» момент. Каждый концерт Volcano the Bear — это растянутое на час или около того радостное восклицание «Fuck proper music!» и принятие случайностей и ошибок как естественной части импровизации, естественной части музыки — и, в конце концов, жизни.

Трек с первого альбома Volcano the Bear — чтобы выпустить его, экспериментальный гуру Стивен Стэплтон из Nurse with Wound реанимировал свой лейбл:

«Мы не пытаемся поразить людей нашей виртуозностью, мы просто берем их с собой в путешествие и каждый раз оказываемся в каких-то новых местах, — говорит Мур. — Я не хотел бы изо дня в день играть одно и то же. Я хочу каждый вечер играть новую музыку — даже если это означает, что что-то может пойти не так. Кому-то, может, наоборот покажется, что эти “плохие” моменты были лучшими».

Например, в этот вечер Дэниел, как выяснилось, остался недоволен концертом: его магнитофон сломался прямо на сцене, и контролировать его было невозможно.

«А я понятия не имел об этом, — смеется Аарон. — Я все это время думал, что Дэниел просто делает что-то классное, и отвечал ему, играл с этим. И мне нравится этот элемент — возможность того, что что-то может пойти не так. Когда что-то идет не так — это не плохо, это альтернативный вариант».

Я пересказываю Муру анекдот про Телониуса Монка. Говорят, что после одного концерта великий пианист с очень расстроенным видом спустился со сцены и на вопрос, что случилось, ответил: «Все мои ошибки сегодня были неправильными».

Fuck proper music!

«Так и есть! — снова смеется Мур. — Если мы перестанем делать ошибки, нам конец. Сейчас я живу в Нью-Йорке. Я переехал туда только потому, что, когда мы были в туре по США, мне понравилась одна девушка. Я вернулся в Штаты, и через полтора года мы поженились. Еще через пару лет она ушла от меня — к женщине. Кто-то скажет, что я сделал ошибку. А по-моему, я просто сделал выбор. Все пошло не так, как я планировал, но я остался в Нью-Йорке, и мне там нравится. У меня нет проблем с “ошибками прошлого”, я живу сегодняшним днем — эта история не подкосила меня, просто моя жизнь немного изменилась. Ну, выбрал я не ту девушку, что мне теперь, оставаться одному до конца дней, что ли?! Лучше я посмотрю, что жизнь приготовила для меня за углом. То же самое с этим магнитофоном: если он сломался, мы реагируем на это, приспосабливаемся, но продолжаем играть — не прекращать же из-за этого концерт».

Прежде чем продолжить, я должен кое в чем сознаться. На Volcano the Bear я шел с уже готовым планом для текста — засвидетельствовать триумф экспериментального рока, разоблачить предубеждения насчет его элитарности и объявить, что это-то и есть настоящая поп-музыка. Дело в том, что за этими британцами закрепилась репутация группы, чьи концерты нравятся даже тем, кому не очень нравится звучащая на них музыка (на самом деле парадокс тут возникает, только если мы выделяем в выступлении «чисто музыкальную» и «чисто театральную» составляющие, в действительности образующие единство), а в отличном интервью, которое у группы взял их большой поклонник, один из главных людей в европейской свободной музыке — саксофонист Матс Густафссон, есть, например, история о том, как на берлинское выступление Volcano the Bear привели студентов театрального вуза — в качестве урока. Однако все пошло не совсем по плану: я не ожидал, что для меня этот концерт тоже станет уроком.

Начало показалось мне не особенно многообещающим. На сцену вышли двое мужчин и, коротко представившись, начали играть. Никаких костюмов, никакого видеоарта или декораций — ничего, что обещало бы, ну, знаете, захватывающий импровизированный театр. Да и музыка как-то не впечатляла: Аарон не очень ловко стучал по барабанам и что-то кричал в микрофон, Дэниел ревел перегруженной гитарой и тоже что-то кричал. Ничего особенного.

Я точно помню момент, в который все начало меняться. Мур вышел из-за барабанов, посидел на мониторе, потом достал откуда-то что-то вроде полутораметровой трубки для плавания с раструбом из обрезанной пластиковой бутылки и, спустившись со сцены, стал играть на ней, прикасаясь концом инструмента к сидящим и стоящим слушателям. Одному положил трубку на голову, другому подудел в живот и так далее — потом встал посреди зала и, подняв свой инструмент вертикально вверх, громко протрубил что-то призывное. Ну, казалось бы, интерактивность, «четвертая стена», The Communication Tube — тоже, мягко говоря, не новости. Но это сработало. Контакт был установлен — когда Аарон вернулся на сцену, лично я слушал уже другую музыку.

Изменилась, конечно, не столько сама музыка, сколько мое восприятие того, что происходило на сцене. Оно стало как-то непосредственнее, что ли. Я перестал оценивать шоу и начал просто получать удовольствие — «присоединился к путешествию», как это называет Аарон. Поясню. Концерт Volcano the Bear напоминает одновременно цирковое представление и развернутый вариант «кухонной сессии», когда в ход идут столовые приборы и разнокалиберная звучная утварь; только у Мура и Паддена больше инструментов и 18 лет опыта такого музицирования. И вот тут-то активно включаются предубеждения насчет того, что такое музыка и что такое концерт. Может быть, все дело в том, что, с одной стороны, налицо все атрибуты «правильного концерта»: известная (пусть и относительно) группа, специальная площадка, не самый дешевый билет, браслетик на руку, охранники на входе и т.д. С другой — музыка Volcano the Bear, как вы уже поняли, точно не «правильная». Тут-то и возникает диссонанс, а затем и его счастливое преодоление.

«Мы отдаем себе отчет в том, что ставим под сомнение обычное представление о концерте, — говорит Аарон. — Но мы не пытаемся ничего доказать — просто отлично проводим время... Когда мы начинали — а это было давно, в 1995-м, — мы искали способы самовыражения, отличные от тех, что могла предложить рок- или фолк-музыка, которую мы играли до этого. Экспериментальная музыка, как правило, очень серьезна — не знаю почему. А мы сразу решили, что хотим веселиться и быть дураками. То есть мы серьезно относимся к тому, что мы делаем. Но все, что мы делаем, — это пытаемся быть собой на сцене, валять дурака и получать от этого удовольствие. И мы хотим, чтобы люди, которые приходят на наши шоу, тоже чувствовали себя свободно. Часто после выступлений кто-нибудь подходит к нам и говорит, что в какой-то момент очень хотел рассмеяться, но сдержал себя, потому что, ну, как-то неудобно смеяться на концерте. Наоборот! Если вам что-то кажется смешным — смейтесь. Мы же просто пара клоунов! Не надо воспринимать все это слишком серьезно, звуки — это весело».

Несмотря на то что про группу Аарона и Дэниела пишут в основном в журнале The Wire и специализированных веб-зинах, Volcano the Bear — это поп-музыка (да, переходим к исполнению плана). Это поп-музыка в том смысле, что, ставя под сомнение модели «правильной музыки» и «правильного концерта», она размывает дихотомию слушатель—музыкант, где первый обычно пассивен. Слушатель заплатил за свою привилегию быть пассивным (билет, браслетик), поэтому он в значительной степени выключается из музыкального процесса, оставляя за собой право оценивать. Volcano the Bear заставляет слушателя активнее переживать музыку. Вот показательная в этом смысле история, которую мне рассказал Аарон. На одном из концертов в Германии два человека сидели перед сценой и разговаривали. Мура это раздражало — он подошел к одному из них с трубой и продудел что-то прямо ему в лицо. Дело едва не кончилось дракой, но вместо этого случилось кое-что другое. Аарон отдал своей «жертве» инструмент, и тот несколько минут играл вместе с группой.

На самом деле «Винзавод» — не самое подходящее место для их концерта. В идеале Volcano the Bear должны бы играть в каком-нибудь парке: «неподготовленная» аудитория в каком-то смысле даже лучше «готова» к их концертам. Вот что Мур отвечает на мой вопрос, приходилось ли им играть для людей, которые понятия не имели, кто такие Volcano the Bear и чего от них ждать:

«Да, много раз. Например, мы играли на этом фестивале в Женеве, во время которого по всему городу прямо на улицах устраивают бесплатные концерты, выставки, инсталляции. То есть мы играли для прохожих, для бабушек с детьми — кто-то уходил, кто-то оставался и слушал. Однажды мы играли в одном совсем маленьком городе в Италии, тоже на фестивале. И на наш концерт пришли все его жители — просто потому, что это Событие. У них не было никакого представления о том, кто мы такие, но концерт им очень даже понравился».

«Я думаю, что мы хорошо устанавливаем контакт с “широкой публикой”, — продолжает Аарон. — Наверное, потому что в наших выступлениях есть юмор и потому что я спускаюсь со сцены — это разрушает барьер, позволяет людям включиться в происходящее. Они получают удовольствие от того, что два человека на сцене просто искренне веселятся».

Московский концерт Volcano the Bear получился хаотичным, неровным, но захватывающим и, главное, вдохновляющим. После него особенно хочется что-то делать. Не обязательно играть музыку — просто делать что-то красивое, оставив предубеждения и не боясь ошибаться.

В конце, когда Аарон закончил, перетаптываясь на тарелке, петь «Did You Ever Feel Like Jesus?», спустился с цуг-флейтой со сцены и занял место среди слушателей, было ощущение, что если сейчас кто-то из зала сядет за барабаны, это будет полный триумф. Этого не случилось — и, может быть, так даже и лучше: это место на условной сцене все еще свободно.