Канны-2013. Несерьезный человек

«Внутри Льюина Дэвиса», битва сюжета фильма с зубами его звезды, новый Джонни То и постаревший Джеймс Тобак — во второй серии каннских дневников ДЕНИСА РУЗАЕВА

За выходные почти научился трансцендентальной медитации — спасибо двухчасовым очередям на повторные показы (смокинга у меня нет, пресс-аккредитации — тоже, так что путь на премьеры с показами для журналистов чаще всего закрыт) и Дэвиду Линчу. Другой важный жизненный урок — не испытывать злобы после фильмов, прямо скажем, не очень хороших. Простите меня, Цзя Чжанке, Хирокадзу Корэ-эда и голландец ван Вармердам — но даже развенчанием (ну или, напротив, оправданием) ваших фильмов пусть занимается кто-то другой, лучше знакомый с контекстом вашего творчества. Зато все время думал про «Фрутвэйл» (см. первую серию) — точнее, про то, в чем именно заключается его эффективность; почему знание того, какой будет развязка, не удерживает от душераздирающего сопереживания финала. В здешней прессе предпочитают слишком очевидный ответ — дело будто бы в жестокой несправедливости гибели Оскара Гранта, не то в бессмысленности, не то в расистской подоплеке трагедии. Сам я думаю, что сила картины кроется не в том, что парень умер ни за что. Фильм Куглера показывает, что парень, убитый на станции Фрутвэйл, и жил «ни за что», не только не ценимый, но и даже угнетаемый матерью, девушкой, самим мироустройством (единственный, кто любит его безусловно, — дочь, поэтому же и обращения камеры к ней здесь не кажутся пошлостью). Вот это — настоящая трагедия.

***

Еще один живущий «ни за что» — но по совершенно другим причинам — герой предстает в новом фильме братьев Коэн, байопике вымышленного фолк-певца Льюина Дэвиса (Оскар Айзек), перебивающегося кушетками друзей, сессионными записями, чужими женами (Кэрри Маллиган) и объедками со стола плодоносной неофолк-сцены Гринвич-Виллиджа начала 60-х. «Внутри Льюина Дэвиса» оказался, в сущности, рифмой к одному из самых интересных коэновских фильмов нулевых, «Серьезному человеку», — причем рифмой красивой, а потому, как часто бывает у Коэнов, подходящей к чему угодно, что к Гомеру, что к «Улиссу». Но если Ларри Гопника мучила привязанность к быту, боязнь оторваться от однажды повешенных на себя связей, должностей и серьезностей, то Льюина Дэвиса губит прямо противоположное. А именно неспособность оценить и быть благодарным за любови, короткие или затянувшиеся, друзей, даже, прости господи, котика. Нарратив фильма при этом держится на песнях — но их душеспасительный лад не должен вводить в заблуждение. Неумение ценить жизнь — не врожденное качество, а выбор, сделанный именно что внутри Льюина Дэвиса, выбор, за который Коэны жестко и цинично своего героя отчитают. Это уже не трагедия, а комедия; несерьезный человек, если угодно.

Кадр из фильма «Внутри Льюина Дэвиса»

***

Разбиваются на полпути от серьезности к несерьезности и некоторые другие из фильмов каннских программ. «Джимми Пикард» Арно Деплешена, история мучающегося головными болями индейца — ветерана Второй мировой (Бенисио дель Торо) и его лечения самопровозглашенным психоаналитиком и антропологом Жоржем Девере (Матье Амальрик). Режиссер мечется между Фрейдом и Марксом (Гручо, конечно), психоанализом и эксцентрикой, реализмом и абсурдистскими вставками, но так и не может выбрать, какую сторону принять, расписывается в трусости и сбивается в финале на какой-то совсем неприятный конформизм. «Мед» Валерии Голино, в котором патетический сюжет о неулыбчивой девушке, за деньги устраивающей смертельно больным эвтаназию на дому, вчистую проигрывает лицу актрисы Жасмин Тринка, играющей главную роль. Через знакомство с пожилым пациентом, который болен не телом, а душой, она по идее должна уйти из странной профессии и найти себя — но стоит Тринка впервые улыбнуться, как сверкают восхитительно кривые зубы, и конфликт удивительным образом переходит в область эстетики уродливого. В сравнении с прекрасным физиологическим несовершенством сюжет мгновенно проявляет свою фальшь.

Кадр из фильма «Слепой детектив»

«Исчезнувшая картина» Пани Трана, документальная история юности режиссера в камбоджийских трудовых лагерях, разыграна в основном цветными деревянными фигурками. Этот прием отлично работает, пока Тран, почти по Жижеку, демонстрирует проявляющуюся на клеточном уровне театральность порядков при полпотовской диктатуре (общество жуткого спектакля режиссер изображает куклами, и это действует), но, увы, сбоит каждый раз, когда он переходит к плачу по погибшим родителям и семье. Для изображения искреннего, выстраданного, частного куклы подходят куда меньше, чем для общественного, постановочного, лживого.

***

На этом фоне бескомпромиссным и даже смелым кажется показанный вне конкурса «Слепой детектив» Джонни То. Далеко не первая комедия в карьере мастера гангстерских симфоний, «Детектив» решительно идиотичен, порой до боли в зубах — в его эпическом (два с половиной часа хронометража) сюжете находится место и мужьям, порубленным на рагу, и маньякам в теннисных юбках, и даже волейболистке-рецидивистке с гигантским размером ноги. Солирует тут дуэт слэпстик-истериков Энди Лау — Самми Чунг. Оказываясь в итоге фильмом о странных формах, которые принимает любовь (причем не порой — а всегда, без глупости она здесь просто немыслима), в своем идиотизме он вдруг невероятно обаятелен. Любите друг друга, идиоты, — и вам воздастся. Но только приготовьтесь — плоды любви тоже будут смехотворны.

Кадр из фильма «Соблазненные и брошенные»

***

«Любите кино!» — добавляет в другом внеконкурсном фильме (лучшем пока что из того, что я здесь увидел) «Соблазненные и брошенные» Джеймс Тобак, распустившийся, растолстевший (во время сеанса меня отделял от него лишь не самый широкий проход — и я порой украдкой подглядывал, как режиссер то проваливается в сон, то из него выходит, не реагируя ни на смешки в зале, ни на бегство зрителя с буквально соседнего кресла), как говорят, живущий у Бретта Ратнера, но все такой же большой режиссер небольшого кино. И эта любовь, что характерно, тоже не терпит серьезности. «Соблазненные и брошенные» — с одной стороны, документальная история того, как Тобак и Алек Болдуин пытаются найти в Канне-2012 финансирование для фильма, более-менее представляющего собой современный ремейк «Последнего танго в Париже» (с самим Болдуином и Нив Кэмпбелл в главных ролях), с иракской войной в качестве бэкграунда и радикальным сексом, но — без сценария. С другой, фильм — попытка понять, что вообще тянет в киноиндустрию людей творческих: герои беседуют с Бертолуччи и Копполой, Скорсезе и Полански о том, почему всем прочим занятиям они предпочли, словами Орсона Уэллса, эту «не жизнь» (мастер подразумевал, что только 5 процентов времени тратит на собственно фильмы и 95 — на то, чтобы найти на них деньги). На Каннском кинорынке и яхтах миллиардеров Тобака с Болдуином в основном поднимают на смех («Алек Болдуин? Но он же телеактер?»), интервьюируемые мэтры тоже часто жалуются на уродливую махину кинобизнеса. «Соблазненные и брошенные» при этом все равно оказываются самоуничижительной (Тобак не только не стесняется показывать себя жалким, но и даже, кажется, находит в этом смысл всего действа), но проникновенной комедией о бесконечности любви к великой фантазии кинематографа. Остаться равнодушным невозможно — хотя бы потому, что здесь всюду толпы соблазненных и брошенных, отстоявших три часа в очереди и не попавших в зал, неделями выпрашивающих у входа во Дворец фестивалей билет на какую-нибудь Валерию Бруни-Тедески или попавших в зал — и терпеливо высиживающих что-то невыносимое.