«Я обыкновенный семьянин, бью жену по выходным»

ЛИНОР ГОРАЛИК поговорила с Александрой Лаврентьевой, создательницей популярного ресурса KillMePls — места для людских исповедей, шепотов и криков

— Расскажите, пожалуйста, как получилось, что вы, психолог по образованию, создали сайт KillMePls? Это как-то связано с вашими профессиональными интересами?

— К этой истории меня подвело несколько тропинок одновременно. Когда я еще получала психологическое образование, я понимала, что в России не существует механизма, который очень нужен людям: механизма, позволяющего анонимно выговориться. Есть церковь — можно прийти покаяться, есть психоаналитики — можно прийти и все рассказать, но если ты не ходишь ни в церковь, ни к аналитику и при этом не оказываешься в поезде со случайным попутчиком — тебе негде выговориться. Я не понимала, как создать такой механизм, но понимала, что он необходим. Я наблюдала за тем, что происходило в ЖЖ: люди стремились исповедаться — но не просто сообщить тростнику, что «у царя Мидаса ослиные уши», а быть хоть кем-нибудь услышанным. Некоторые писали в ЖЖ, никого не добавляя в друзья, — но и записи закрытыми не делали: оставляли себе надежду, что кто-то когда-то прочитает, отреагирует. Или не отреагирует — но услышит. Это была одна тропинка. Другая возникла, когда я стала работать с разными интернет-проектами и почувствовала, что где-то здесь интересующая меня тема может раскрыться. А третья оказалась такой: примерно в 2007 году мы с другом сидели в кафе — и все говорили про сеть «Одноклассники». «Одноклассники» оказались проектом, который создал схему приемлемого социального поведения для всех, кому любопытно узнать, как живут другие: вот вам не сплетничание, а корректный способ интересоваться чужой жизнью и чужими делами. В результате этого разговора мы и подумали создать такое место, где, с одной стороны, социально приемлемо выговориться, а с другой — социально приемлемо поинтересоваться и отреагировать. Тогда и тебе не стыдно совать нос в чужие дела, и тот, кто делится секретом, знает, что получит какую-нибудь обратную связь.

— Теоретически эта обратная связь может быть крайне неприятной.

— Поэтому мы захотели сделать не комментарии, а что-то вроде голосования. Мы носились-носились с этой идеей — ну, как обычно носятся с 7—8 идеями одновременно — и тут вдруг запустился проект Fuck My Life. Это было очень обидно: мы-то придумали нечто подобное аж годом раньше. Но я поговорила с Бобуком и решила: «Все, делаем. Да, это будет выглядеть глупо и вторично — но я-то буду знать, что нет, не вторично». Я тогда уже работала в Яндексе и обратилась к коллеге, Риму Зайдуллину, с которым мы за пару недель все сделали и запустили. И люди взяли — и пошли.

— Откуда? Как? Почему? Вы запускали рекламу?

— Сначала прирост был очень маленьким, а потом мы дали рекламную ссылку на bash.org.ru — и все заработало. Ссылку мы убрали, а люди продолжали приходить, аудитория росла, и это подтверждало мое ощущение, что такой сервис по-настоящему нужен. Кстати, прирастала не только аудитория любопытных — тех, кто хотел почитать про чужую жизнь; прирастало и количество историй. А когда мы просто написали об открытии проекта у себя в соцсетях, получили кучу отзывов: «Так это же Fuck My Life». И в это же время запустились «Нефарт», «Пип.ец» и другие подобные FML сайты.

— Больно.

— Ну, как сказать. Большое спасибо Бобуку за то, что он меня заставил запустить КМП. Я-то видела, что русские версии делают многое неправильно. Не так, как я хотела.

— Что именно?

— Проект был такой литературно-психологической штуковиной. Первое же правило, которое появилось, было таким: «В истории, публикующейся на КМП, должен быть пипец, но не трагедия». Когда я пишу инструкции для редакторов, я понимаю, что без этой фразы не справиться. Если история представляет собой чистую трагедию — начинается соревнование: «а у меня умерло пять родственников» — «а у меня шесть!» Между тем цель проекта — в том, чтобы человек, у которого все плохо, мог поделиться тем, что трудно рассказать близким. Секреты первичны, не трагедии. Нам на уроках истории в пятом классе говорили о том, что один из признаков цивилизации — это канализация. В интернете долгое время не было канализации, места для слива всего плохого. Но понятно, что невозможно все время быть позитивным и рассказывать у себя в бложике, как все прекрасно.

Тьфу-тьфу-тьфу, пока везло и не было никаких историй про убийства, зато было очень много историй про изнасилования, написанных жертвами.

— Сколько историй приходит в день?

— Примерно три-четыре сотни.

— Сколько человек работает над модерацией?

— Один — я. Впрочем, я уже месяц как пытаюсь перейти на работу с редактором, но это оказалось сложнее, чем я думала.

— Сколько постов в результате попадает на сайт?

— От трех до двадцати историй в день.

— Как они отбираются из четырехсот заявок?

— Сначала убирается все нерелевантное: например, истории, которые повторяются очень много раз. «Я слишком толстая, и меня никто не любит». Кстати, такие заявки не проходят вообще: история должна быть историей, а не ламентацией. А «меня никто не любит» — вчера так было, завтра так будет, ничего не меняется. А на КМП любому человеку должно быть понятно: произошел ПЦ. «Я живу на пять тысяч, без денег» — клево, а случилось-то что? Но, конечно, сейчас, когда историй на сайте почти 12 тысяч, повторы случаются.

— В целом проект похож сегодня на то, каким он представлялся вам изначально?

— Когда еще не было Fuck My Life, я думала, что мой проект будет про секреты вообще, — а сейчас поняла, что мои ожидания были завышены: люди на самом деле страдают и болеют одним и тем же. Я даже думаю: вот бы эти три-четыре основных страха отнять — что проявится на их месте?

— Это какие?

— Про некоторые темы пишут каждый день и очень помногу. В частности — «я понял, что я гей». Иногда даже непонятно: это желание бравировать — или человек действительно только что осознал, что он гей, — но таких историй приходит четыре-пять в день. Часто это еще и с указанием возраста: «Мне 14, и я понял, что я гей». Некоторые признания выглядят как в учебнике психологии: человек, скажем, путается в эмоциях. Раньше была «комсомольская дружба», способы реализовать эмоции, у которых на самом деле нет сексуального оттенка. А тут человек пишет: «Я гей, я люблю человека, но я его не хочу». Очень хочется ему помочь — но не писать же брошюру: «Что делать, если ты любишь человека». Еще есть дикое количество историй про одну и ту же ситуацию: «Я обосралась». В миллионе вариантов — хоть делай тизер: «Товарищи, судя по нашей статистике, каждый второй житель планеты проходит через это рано или поздно. Об этом не говорят, поэтому вам кажется, что наступил конец света, но нет». Дальше — истории про вес и внешность: для меня было огромным шоком узнать, какое количество людей страдает, чувствуя себя слишком худыми, слишком толстыми, короткие волосы, длинные волосы, маленькие глаза, большой нос… А уж как люди сами себя обзывают…

— А неожиданно мало про что пишут?

— Про деньги. Хотя... У меня бабушка говорила: «Всем жизнь плоха: одним жемчуг мелок, другим похлебка жидка». И люди пишут: «Я зарабатываю очень мало — 60 тысяч», «Я зарабатываю очень мало — 15 тысяч», «Я зарабатываю очень мало — 8 тысяч, но мы как-то втроем крутимся». Но это — не жалобы, а описания жизненных обстоятельств. Жалобы — на то, что вдруг денег нет и работу потерял. Вообще жалоба — это когда происходит какое-то событие. Мы живем, ни на что не жалуемся, а тут взяли и решили — пенсию больше не будут давать, вот какой кошмар: будем получать не восемь, а пять. Про это пишут. А на сам факт недостатка денег, может быть, не жалуются потому, что знают: есть те, кому еще хуже. И это заставляет как-то осмотреться.

— Это хорошо говорит о людях.

— Да, это очень приятно было увидеть. Еще бесконечная тема: «я не получаю удовольствия от секса со своим мужчиной, но бросить его не могу / не хочу, изменять не стану». Я вообще не понимаю, как такому количеству людей так сильно не везет. И, кстати, очень страшно, что о сексе практически не говорят — то есть говорят без конкретики. Секс либо есть, либо нет, либо плохой. Все.

— Вообще тег «секс» на КМП — это довольно страшное чтение. Особенно страшное — из-за того, что большинство описанных ситуаций становятся трагедиями из-за узости нормы и у мужчин, и у женщин. И из-за того, как силен страх ее нарушения.

— Настоящая история: «Мы разошлись, потому что я купила черное белье, а он сказал, что это носят только проститутки». Ногти на ногах красят только проститутки, много чего еще делают только проститутки. Со стороны мужчин: женщина его обсуждала с кем-то — какой кошмар, я от нее ухожу. Причем она говорила про него хорошее — это неважно. Впрочем, касательно последней истории — мне кажется, что это поколенческое. Сегодня с 13—15 лет сидят в Facebook и «ВКонтакте», отношения с приватностью другие. Кстати, часто с друзьями меняются паролями и читают, как кто с кем общается.

Было шоком, сколько людей страдает, чувствуя себя слишком худыми, слишком толстыми, короткие волосы, длинные волосы, маленькие глаза, большой нос.

— Когда читаешь КМП — видишь, как много историй про разные формы насилия в семье. Причем во всю ширину спектра: от ««моя мама выкинула мой телефон в окно» или «мой муж бесконечно на меня орет, что ему плохо со мной в постели» до насилия физического. И складывается впечатление, что иногда люди не видят за этим нарушения нормы.

— Из невыложенных историй: «Я самый обыкновенный семьянин», дальше — про то, что бьет жену по выходным. Отец бьет — очень частая история: «Отец бьет меня, но мама боится от него уйти, и я не знаю, что мне делать». Такое приходит три-четыре раза в неделю. Я сравнивала с Fuck My Life — у нас гораздо страшнее, прежде всего тем, что насилие не шокирует, а является обычным описанием жизненной ситуации.

— Бывают, кстати, истории, которые относятся к области не персонального, а криминального? Кажется, Postsecret, например, сотрудничает с полицией: если им приходит анонимная открытка «Я убил 18 женщин и собираюсь продолжать» — ее передают властям. Бывает, когда вы чувствуете, что вам описывают ситуацию, в которую вообще-то кто-нибудь должен бы был вмешаться?

— Да, и это очень тяжелая ситуация, потому что иногда рассказывают вещи, от которых у меня волосы встают дыбом. Ничего подобного ни на каком Fuck My Life не увидишь — хотя бы потому, что в Америке лучше понимают, куда можно обращаться с семейным насилием. Тьфу-тьфу-тьфу, пока везло и не было никаких историй про убийства, зато было очень много историй про изнасилования, написанных жертвами. Почти все они сразу говорят, что никуда не пойдут — и не потому, что, как принято считать, стесняются говорить о происшедшем, а потому, что их останавливают угрозы со стороны насильника, страх перед собственной семьей или угрозами в адрес семьи. Иногда пишут: «Его брат работает в полиции, поэтому ничего не выйдет». Таких историй очень много, и для меня это очень мучительно — чувствовать собственное бесправие и понимать, что нет возможности помочь. Да и как поможешь — в большинстве случаев мы не знаем даже, из какого города прислана история.

Секреты первичны, не трагедии.

— А если бы у нас была нормальная полиция, которая пришла бы к вам и сказала: «Давайте сотрудничать»? Не в том смысле, что «передавайте нам письма жертв изнасилований», а в том смысле, что «обращайтесь к нам, если, скажем, приходит письмо от самого насильника». Что бы вы делали в такой ситуации?

— Тут сразу возникает куча дополнительных вопросов. Во-первых, у меня принципиально не хранятся исходные данные полученных сообщений. Фактически вся имеющаяся информация о сообщении — это IP-адрес, с которого его прислали, но он хранится на сервере всего 20—30 минут. Иногда кто-нибудь — например, органы надзора — требует от меня ответов на тот или иной вопрос, а я даже не знаю, с какого IP письмо было отправлено. Да и если бы знала — что такое IP? Единственное, что могло бы помочь полиции в этой ситуации, — это данные, которые человек указывает сам.

— А если бы вам предложили хранить все письма вместе с их исходными данными? Короче говоря, обеспечили бы вам возможность в случае существенных подозрений передавать данные в милицию?

— Вот я вам расскажу страшную историю. Пишет девочка, ее одноклассники на вечеринке изнасиловали (тоже частая ситуация — дружеское насилие; та же школа, тот же институт — никуда не денешься). Они сняли это все на камеру и сказали, что если она пожалуется, они выложат видео в интернет. Она пошла в полицию, мальчики принесли туда видео. Полицейские смотрели вместе с ними и ржали. Вот история про доверие к полиции. И про доверие вообще. Весь смысл этого проекта — анонимность. Это доверие, которое очень легко потерять. С одной стороны, я никому ничего не обещала, с другой стороны — есть этика. Предположим, священники имеют право обращаться к властям, если слышат на исповеди что-нибудь опасное или криминальное, но есть и те, кто не обращается, — обязательств перед Богом у них больше.

— Случается сталкиваться не с самими текстами, а с их авторами?

— Самая частая форма взаимодействия — это когда пишут «я передумал, пожалуйста, не публикуйте, у меня все не так уж плохо». Такие ситуации меня очень радуют и смешат. Если мне удается определить, о какой истории идет речь (когда присылают не по почте, а через форму, это тяжело), я удаляю.

— А как определить, что человек, который просит удалить историю, — это тот же человек, который через форму ее отправил?

— Иногда я пишу обратное письмо и прошу указать точное время отправки. Если ему это удается, значит, все хорошо. Ну или если указывает какие-нибудь мелкие подробности. Бывают очень трогательные ситуации. Люди пишут: «Я отправил свою историю, а потом почитал сайт и увидел, что у других людей бывает хуже. Я готов этим людям помочь». Сперва я чуть ли не рыдала над каждым подобным письмом, а потом оказалось, что таких людей немало. К сожалению, я тут ничем поспособствовать не могу, это минус анонимности.

— Бывает ли так, что удалить историю просит не ее автор, а какое-нибудь третье лицо? Скажем, кто-нибудь, кого эта история касается?

— Была ситуация, в которой девочка написала про своих родителей, что у них «православие головного мозга». Ко мне обратилась некая религиозная организация и от имени родителей требовала эту историю убрать. Говорили о клевете и оскорблении чувств верующих. Кстати, если примут закон об оскорблении чувств, вообще непонятно, что будем делать. Наши истории что только не оскорбляют. Достаточно на сообщения про сутяжничество посмотреть.

— А вообще — часто бывают обращения от организаций или еще от кого-нибудь, кто вещает гласом народа?

— К счастью, нет. Я говорю — «к счастью», потому что понимаю: «минуй нас пуще всех печалей…» Зато бывает, что наоборот — пишут те, кто хочет помогать людям. Ну или делает вид, что хочет. Однажды большая компания заявила, что хочет всем помочь и всем дать денег. К сожалению, происходило это в районе выборов, а сразу после выборов они пропали из переписки — очевидно, это была попытка пиар-хода. Чаще же всего от имени всего общества говорят люди, которые требуют геев запретить.

— А еще что просят запретить?

— Просят запретить читать и постить школьникам, потому что не надо им все это знать и смотреть. Такое письмо пришло, автором была завуч какой-то школы. Я ей ответила, довольно обстоятельно описав и проект, и цели, о чем говорят и читают школьники, что они пишут сами. На этом переписка прекратилась. Ну и, конечно, есть люди, срывающиеся в ответ на истории националистического толка.

— «Чурки отняли мою работу»?

— Нет, такого еще не было. Иногда явно бывают чистые провокации — когда я вижу, что мне пытаются подсунуть больше сорока одинаковых историй. В них, например, неизменно сообщается, что какой-нибудь «чурка избил мою девушку». Написаны все эти истории очень красиво. Я им не верю и не публикую. Зато была история про девочку, которая принадлежит к одной из малых народностей России, а все принимают ее за китаянку или японку. Когда же она говорит, кто она на самом деле, над ней начинают смеяться и говорят: «Зачем ты признаешься, японкой быть круче». Она очень обижается и сердится. А родители ее стыдятся своих корней и даже забывают постепенно свой родной язык. Вот на истории вроде этой я получаю бесконечное количество писем о том, что Россия для русских. Что это за требование? Как ему вообще соответствовать?

Ногти на ногах красят только проститутки, много чего еще делают только проститутки.

— Вот вы говорите: «Я этой истории не верю». Наверное, появляется какое-то чутье после такого количества прочитанных текстов — что правда, а что нет. Но гораздо интереснее вот что: зачем люди присылают вымышленные истории?

— На самом деле это очень понятно. Некоторые потом просто хвастаются: «я написал историю на КМП, и ее опубликовали». Был даже такой сюжет: я получила письмо, в котором говорилось: «У вас на главной странице стоит несколько историй, которые я придумал. Они прошли модерацию, видите — я умею. Наймите меня редактором». Я попросила прислать номера историй. Человек прислал, и я увидела, что некоторые из этих историй очень-очень старые, они проходили премодерацию с промежутком в несколько лет. Я даже расстроилась, потому что очень мне хотелось редактора, который так все понимает. Еще бывают фейки, которые не совсем фейки: человек придумывает историю, чтобы поделиться каким-то страхом. Бывают, кстати, истории из фильмов, тщательно пересказанные своими словами. Но, к счастью, публика у нас очень внимательная, от кого-нибудь непременно приходит комментарий: «Ах, вы смотрели фильм “Звонок”? Ну поздравляю, мы тоже смотрели». Впрочем, случается получить необычную историю, про которую непонятно, фейк она или нет. Я публикую такие истории на свой страх и риск. Но чаще всего в вымышленных историях не стыкуются реалии. Особенно это заметно, когда пытаются переводить сюжеты из fmylife.com и выдавать за свои, а ты смотришь и знаешь — наши так не напишут. «Занимаясь оральным сексом, он сказал, что я неправильно постриглась, и теперь ржет, что я похожа на щеночка». У нас слова «оральный секс» человеку написать тяжело. Люди хоть и анонимно, а все равно вместо «оральный секс» пишут «О.С.».

— Кстати, про О.С. и другие сложные темы. Почему КМП в какой-то момент закрыл Роспотребнадзор?

— 24 февраля выяснилось, что наш сайт недоступен, потому что есть предписание Роспотребнадзора его закрыть. Мы, конечно, никаких бумаг не получали. Выяснилось, что дело в истории, которую прислала какая-то девочка, — эту историю долго обсуждали на форуме: «Я решила покончить с собой, купила черных таблеток, выпила 20 штук — и меня даже не стошнило, на следующее утро проснулась. Вот такой я неудачник, не могу даже покончить с собой». Эта история была расценена как пропаганда самоубийства.

— И как люди из Роспотребнадзора вышли на эту историю среди 12 000 размещенных у вас историй?

— Скорее всего кто-нибудь прислал им ссылку: «Ах, какой кошмар, закройте, запретите». Бывает еще, что мне пишут мальчики и девочки (которым и по тридцать-сорок лет может оказаться), что родители увидели страницу с адресом Killmepls — и решили, будто ребенок ищет способа покончить с собой. Угадайте, что после этого делают родители? Конечно, выключают компьютер. Логично же: если ребенок хочет покончить с собой, надо запретить компьютер.

— Как происходило общение с Роспотребнадзором?

— Их бумаги написаны очень смешным языком — типичный канцелярит с кучей существительных. Основной смысл — «сайт такой-то занесен в такой-то список». И нет ни одного глагола, сообщающего, что я должна сделать или как мне хоть что-нибудь выяснить. Письмо на английском, которое получил мой хостер, написано, естественно, точно так же. Историю про черные таблетки мы удалили, потом очень долго писали письма — «просим нас включить». Ждали-ждали ответа, пока не нашли кого-то, кто знает кого-то, кто знает того, кто нажимает на кнопку. Мы еще что: известна история про сайт, на котором девушка 19 лет, выглядящая на 12, разместила свое фото в купальнике. За это закрыли весь сайт — а он был про моду, здоровье, образ жизни, в таком духе.

«Я живу на пять тысяч, без денег» — клево, а случилось-то что?

— История с Роспотребнадзором имела для вас какие-то негативные последствия?

— Стало ясно, что у интернет-бизнеса появились новые (и серьезные) риски. Не знаю, насколько это связано, но вскоре мы получили сообщение, что Google отказывается размещать рекламу на нашем сайте, поскольку сайт содержит описание сексуальных сцен. В качестве образца нам прислали ссылку на страницу, которой уже три-четыре года — но все эти три-четыре года реклама там спокойно показывалась. Ходят слухи, что если тебя закрыл Роспотребнадзор, то и Google начнет рекламу снимать.

— Что с этим можно сделать?

— Мы просто на всем, что содержит слово «секс», поставили метку «18+» — тогда прочесть страницу стало можно только после перехода за заглушку, где рекламы Google нет. После чего мы отрапортовали, что все исправили, — но они ответили, что на сайте по-прежнему есть сексуальное содержание. Прислали ссылку, я посмотрела: все, что там есть,— это слово «секс» в названии тега. Это было очень смешно, и я перестала бороться. Посмотрим — может быть, мы заменим название тега на «18+».

— Человек, пришедший на сайт, немедленно на нем залипает. Наверное, такой эффективный контент должны постоянно красть?

— Есть паблики «ВКонтакте», которые крадут истории и публикуют их без малейшей обработки — только отрезают слово «КМП». Пару раз я вступала в переговоры с модераторами этих пабликов и объясняла, что так нехорошо поступать, а потом подумала: раз КМП — социальный проект, то я буду делать свой сайт, а они пусть распространяют контент как хотят. Эти группы бывают огромными, но и у нас прирост достаточный. Вдобавок мы знаем, что аудитория возвращается к нам и становится постоянной. Но в бизнес проект КМП никогда не превращался, для меня это хобби, социальный жест. С другой стороны, за это хобби нужно платить: хостинг, разработка, собственное время — причем каждый день. Сайт запустился в 2009 году, а окупился только в 2011-м. До этого я была в сплошном минусе.

— Но ведь ваше хобби оказывается не таким уж далеким от вашей профессии. Вы психолог, у вас на руках — бесценный материал. Есть ли соблазн написать диссертацию, например?

— Да. Для начала я была бы рада, если бы в материалах КМП покопался лингвист. Мы существуем с 2009 года, в историях просматриваются изменения, происходящие с языком, — изменение манеры пунктуации, появление новых слов, разрастание нового жаргона (например, слова «типо»). Самой же мне, конечно, хотелось бы написать что-нибудь про анонимное поведение людей в сети. Как общаются, что делают. Но те, под чьим руководством я могла бы писать такую научную работу, отказывались: «У вашего материала нет валидизации по возрасту или месту жительства». Наивность таких ответов меня удивляет. Они предлагают узнать у моих адресатов, сколько им лет, из какого они города и как именно они общаются анонимно. Это на анонимном-то сайте! А с другой стороны — когда у меня на руках есть сотни тысяч историй, с таким контентом можно позволить себе не задаваться вопросами валидизации, просто оперировать большими числами. Но где, как?

— А другие типы метаработы? Например, монетизация проекта интересует вас? Для примера: комьюнити Postsecret делает платные лекции, выпускает многочисленные тематические альбомы, наконец, устраивает выставки. Понятно, что у КМП немного другой контент, но, наверное, при желании можно было бы монетизировать и его. Вы думаете в этом направлении?

— Целенаправленно, наверное, нет. Конечно, в Москве и Питере можно было бы развлечься лекциями: видны какие-то закономерности, о которых было бы интересно рассказывать. Но насколько это путь к монетизации — неясно. С книжкой — отдельные проблемы, связанные с вопросами авторских прав в России. Что же до Postsecret — проект мне безумно нравится, я внимательно за ним слежу, но думаю, что у нас что-нибудь подобное невозможно. Особенно невозможны секреты в форме визуальных объектов.

— Почему? Ведь так или иначе человек свою анонимную историю рассказывает публично.

— Мне кажется, это связано с тем, что у нас люди боятся выражать себя визуально, у нас отсутствует развитая культура do it yourself. В России нет ничего хуже уроков ИЗО, где тебе могут поставить тройку за то, что ты нарисовал цветочек не по правилам. А на Западе целая индустрия поощряет твое умение сделать хоть что-нибудь по-своему. У нас же словно нет внутреннего разрешения на что-нибудь подобное. Я ходила на курсы по рисованию, где люди отказывались приклеить квадрат на прямоугольник по диагонали: это же «не по правилам». Так что визуальную часть мы пока отметаем как идею. Ну и в целом: я человек не про бизнес, а про то, чтобы что-нибудь давать другим людям. Даже когда реклама стала приносить немножко денег, мне хотелось вложить их обратно в проект. Не только в технологические улучшения — в какие-то более человеческие вещи. Но пока не выходит.

— А если найти партнеров?

— Я пишу письма в благотворительные организации, предлагаю сотрудничество — не происходит ничего. А тем временем те люди, которые приходят на сайт, очень часто хотят помочь авторам историй. Но я понимаю, сколько вокруг может быть мошенников. Кто-нибудь пишет: «Вот девочка жалуется, что у нее все плохо, а я могу перечислять ей тысячу рублей в день, мне это несложно». Но я-то понятия не имею, кто этот человек, я не могу брать на себя такую ответственность. Вместо этого я пишу в известные фонды: «Ребята, смотрите, какая у нас огромная аудитория активно хочет оказать поддержку». Их ответы меня удивляют — я ведь не денег прошу. Я предлагаю, например, организации, которая общается с одинокими людьми: давайте я размещу рекламу вашего фонда у себя на сайте, пусть люди, желающие помочь другим людям, пишут письма вашим подопечным дедушкам. На что фонд отвечает: «Ой, у вас такой трагический контент и вы пишете про секс — не надо, чтобы наше имя у вас светилось». Ты думаешь: «Как-то это не по-библейски, черт побери». Еще: пишешь в хоспис, говоришь: «Вот есть люди, которые хотят как-нибудь помогать ближнему, я могу их к вам отправлять?» Очень многие просто не отвечают. Это шокирует.

Кругом столько фондов, готовых помогать кому-нибудь, а отдельного человека, который хочет поддерживать другого человека, нам отправить некуда. Один из наших читателей написал: «Я выиграл в лотерею и хочу половину денег отдать на благотворительность, вы можете мне помочь это сделать?» Он написал нам просто потому, что доверяет КМП. А чем я могу ему помочь? Пишу ему: «Есть такие-то фонды, обратитесь к ним». Он говорит: «Нет, я хочу через вас, я вам доверяю». Не мне лично — КМП. Ну, берешь и сама пишешь в фонд: «Вы знаете, тут человек выиграл в лотерею, хочет дать денег». Они отвечают: «Расчетный счет есть у нас на сайте». Все. Механизм для проявления сострадания к ближнему есть — это КМП, а механизма для оказания помощи ближнему, оказывается, нет.

— Что сейчас кажется самой трудной задачей?

— Просто выжить. Выжить при наличии Роспотребнадзора, при наличии организаций, ищущих, что бы запретить, при том что нельзя оскорблять религиозные чувства. Вот мне пишет девочка, которая говорит, что больше не пойдет в школу: теперь у них православие — обязательный предмет, а сама она мусульманка из Казани. Пишет: «Я очень уважаю традиции своей веры, а нам говорят, что на уроки православия мы должны ходить в обязательном порядке, иначе не получим аттестат». Я не знаю, сможет ли КМП выжить, если я буду размещать такие истории.

По просьбе редакции Александра Лаврентьева выбрала 13 любопытных историй неудач и падений. Прочитать их можно вот здесь.