«Сегодня очень мало работы / Студии изголодались по молодым талантам»

ЮРИЙ БЫКОВ и ТАИСИЯ ИГУМЕНЦЕВА, двое российских участников каннских программ, — о своих карьерах, будущих проектах и противоречивой ситуации в кинопроизводстве

Юрий БЫКОВ

— Вы впервые будете участвовать в таком престижном фестивале. Чего вы ждете от Канн?

— Прежде всего иммунитета. Определенной степени неприкосновенности, определенной защиты того кино, что я снимаю. С моей точки зрения, более насущный тренд — это серьезное, метафорическое кино, символическое и сложное для зрительского восприятия. А я нахожусь по другую сторону этой кинореки. Да, я преследую те же самые цели, делаю кино осмысленное, делаю попытки разобраться в окружающей действительности, но мой способ подачи более выпуклый, внятный, может, даже местами упрощенный, а это не популярно ни у критиков, ни в среде авторского кино. На моем первом «Кинотавре» мою короткометражку причислили к балабановскому стилю — может, и справедливо, но это не мой кинематограф. В определенном смысле мне несколько стыдно за мизантропию, которая переполняла эту работу. Поэтому во второй своей картине, «Жить», я уже специально педалировал более зрительский способ подачи. Фильм не прокатный — по причинам несовпадения с сегодняшней целевой аудиторией широкоэкранного кино, — но его ТВ-судьба меня интересовала гораздо больше фестивальной. А критики мне и не простили попытку снять осмысленное кино, пользующееся простым языком. Когда я делал «Майора», у меня были очень серьезные опасения, что я буду наступать на те же грабли. К счастью, этого не случилось.

— Вы, конечно, не ожидали, что вас возьмут в Канны? Вы же действительно снимаете не ангажированное фестивальное кино, а скорее такое мужское, в духе Клинта Иствуда.

— Не ожидал. Иствуд, конечно, присутствует. Хотя, когда мы снимали «Майора», у меня перед глазами всегда стоял «Пророк» Жака Одиара. Задача была снять живое кино — и в этом смысле мой оператор Кирилл Клепалов, такой же самоучка, как и я, привнес очень серьезную лепту в картину, именно он придумал концепцию длинного куска. Колоссальный для меня опыт, до этого я такое видел только в фильме  «Дитя человеческое». А здесь мы это сами применили, и это сработало. К тому же я очень благодарен талантливому исполнительному продюсеру Алексею Алексееву, который придумал производственную схему, позволившую реализовать нашу художественную концепцию.

— Что хотите посмотреть в Каннах?

— Прежде всего конкурс. Особенно Содерберга и «Гэтсби» Лурмана, но, думаю, мы не попадем на него. Хочу посмотреть, само собой, фильм Таисии, она снимала параллельно со мной, и я пока не видел его. На наших фильмах, кстати, работал один и тот же звукорежиссер — Аркадий Носков.

— У «Майора» были проблемы с финансированием?

— Да, конечно. Мы дважды не получили господдержку — хотя о фильме знали все наши крупные продюсеры и все хорошо о нем отзывались. И даже некоторые критики тоже, кстати, очень неплохо отзывались о сценарии. Но, видимо, были другие обстоятельства, я не знаю деталей, в эти круги я не вхож. Когда терпение кончилось, я позвонил Алексееву и Клепалову и попросил придумать схему, которая может позволить начать картину и безболезненно ее заморозить, они откликнулись. Потом эту концепцию предложили Учителю, он на свой страх и риск дал нам денег, чтобы начать съемки. Затем Учитель стал мейджором (летом 2012 года студия Алексея Учителя «Рок» вошла в список «большой десятки», получающей госфинансирование через Фонд кино. — Ред.), и картину закончили на деньги Фонда кино.

«Ни сценарии, ни заявки никого уже не убеждают»

— Вы самоучка? Вы посещали мастерскую Учителя как вольный слушатель?

— Да, я посещал его мастерскую как вольнослушатель, но больше участвовал в ее жизни как артист. Снимался у ребят в курсовых работах. Я не сказал бы, что плотно прошел курс режиссуры Учителя, потому что стал посещать его мастерскую только к концу первого — началу второго курса, там учился мой товарищ Рустам Мосафир, мы были однокурсниками на актерском факультете ВГИКа. А свою путевку в жизнь — «Начальник» — я снял, когда ребята еще учились на третьем курсе у Учителя. Мое же самообразование началось значительно раньше, в 2005 году, когда я ушел из Театра Российской армии, сразу после выпуска. Я принял решение не участвовать в этой актерской лотерее, которая может привести к очень тяжелым последствиям (я видел примеры совершенно спившихся сорокалетних артистов). Я поступал на курс Сиренко, он брал меня сразу на второй, поступал к Абдрашитову, но тогда еще не приняли закона о бесплатном втором высшем образовании, и в ситуации выбора между тем, потратить ли деньги на обучение или снять свой короткий метр, я достаточно адекватно оценил свои способности и качество материала и решил снимать. Так я попал на «Кинотавр». Ирония заключалась в том, что уже выпускник Абдрашитова Хомский на этом «Кинотавре» получил второй приз, а я — первый.

Кар из фильма «Майор»

— Как к вам относятся коллеги? У нас, в отличие от Голливуда, довольно редки такие переходы из актеров в режиссеры. Навскидку никого не могу вспомнить.

— Понимаете, режиссеры нашего авторского кино находятся по ту сторону камеры, потому что считают режиссуру очень интеллектуальной профессией. Ближе даже к писательству. Но я, в отличие от них, вижу кино как эмоциональный труд.

— Сами осознанно сыграли одну из ролей в «Майоре»?

— Во-первых, два актера, которые мне очень дороги, отказались играть эту роль, сказав, что таких уродов они в кино не играют. Но я обещал, что в итоге это будет самая положительная роль в картине, так оно и получилось. А во-вторых, просто как-то совпало мое внутреннее понимание этого персонажа сперва как друга главного героя, потом как его антагониста. Коршунов, которого я играю, — не отрицательный герой, а человек, очень четко понимающий систему координат окружающей реальности, очень четко принявший для себя систему «свои-чужие». Но дальше я особо не собираюсь показываться на экране, да и снимать меня никто не будет. У нас режиссеры очень скептически относятся к актерам-режиссерам.

— Вам, наверное, должен быть близок Джон Кассаветис или даже скорее Новый Голливуд?

— Эмоционально мне очень близок Мэл Гибсон, хотя его кино я во многом не разделяю, потому что все же оно очень коммерческое. Но темперамент этого человека мне близок. Я очень хорошо отношусь к Голливуду 70-х, это один из моих ориентиров: «Полуночный ковбой», «Крестный отец», «Бонни и Клайд», «Вся президентская рать», «Телесеть» и т.д. — динамичное кино, но осмысленное. И повторю, что сейчас я нашел современного режиссера, который мне очень близок, это Жак Одиар. Мне очень импонируют его осмысленность, пассионарность, его острота и страсть.

— У вас уже есть новые проекты?

— Да. Мы с Учителем уже объявили, что будем в следующем году делать картину под названием «Дурак». Это история о парне — он не вовремя обнаруживает проблему с ЖКХ в своем городе, проблему, которая может повлечь за собой смерть 800 человек. Он пытается расшевелить это осиное гнездо, а ему противостоит мэр города, сильная женщина со своими интересами. Я думаю, что в этой истории все кончится все же довольно положительно, в отличие от «Майора». А в этом году, полагаю, я начну снимать с Главкино достаточно большую бюджетную коммерческую картину. Полуисторическую, полуприключенческую, в духе «Сокровища нации», о Якове Брюсе. Будет называться «Живая вода». Продюсерами будут Бондарчук, Бачурин и Елена Гликман.

— Можно сказать, что это «Жить» так запустил вашу карьеру?

— Думаю, что «Начальник». Вообще заложила старт моей карьеры, как ни странно, госпожа Любарская, которая руководит коротким метром «Кинотавра». И как следствие, Ситора Алиева и Роднянский. Эти люди сыграли в моей судьбе очень серьезную роль.

— Какой совет вы бы дали своим молодым коллегам?

— Очень хороший, но сложный вопрос. На начальной стадии — не бояться брать тот материал, что предлагают. Сегодня действительно мало работы, наша система очень нестабильна, поэтому радикально отказываться от всего я бы не советовал. Советовал бы набраться терпения. В кино ты имеешь дело с людьми, принимающими решения, не всегда соответствующие нашим ожиданиям; но больше работать не с кем. Этих людей нужно терпеть и слышать. У меня был и негативный, и положительный опыт, главное — терпение. Вылететь из системы гораздо проще, чем в нее войти. Терпеть и максимально кропотливо работать, делать все, что возможно. Я много пишу на перспективу, у меня много готовых сценариев и заявок, порядка 10—15, и я их периодически дорабатываю. Хотя ни сценарии, ни заявки уже никого не убеждают, это все слова. Даже пилоты! Иногда складывается впечатление, что ты должен вообще принести готовый фильм, чтобы его утвердили. И тем не менее я должен быть готов к тому моменту, когда может возникнуть новое предложение.

Таисия ИГУМЕНЦЕВА

— Вы во второй раз едете в Канны, чего ждете от фестиваля?

— Я еду туда смотреть прекрасные картины: Озона и так любимого мной Полански.

— Ваши фильмы сложно назвать фестивальным — как правило, медленным и задумчивым — кино. Но тем не менее они пользуются успехом пока именно в Каннах.

— Мне сложно определить, какой у меня получился фильм, потому что его еще никто не видел. У меня взгляд такой: снимать не под фестивали, а для людей. Надо ломать стереотипы, я за это. Для меня уже большое удовольствие, что в официальной программе фестиваля (спецпоказ фильма Таисии Игуменцевой «Отдать концы» пройдет в рамках основной каннской программы Selection Officielle. — Ред.) единственный русский фильм называется «Отдать концы» — уже самоирония; и впервые фильм не о войне (смеется).

— О чем ваш фильм, если абстрагироваться от сюжета?

— Там очень много сюжетных линий, кино многолинейное, и нет одного главного героя. Поэтому если говорить, о чем мой фильм, то для каждого героя это что-то свое. О любви, о нереализованности, об одиночестве — это моя любимая тема. О ревности, о мечте. Но если в целом, то это фильм о том, что не нужно ждать конца света, нужно жить здесь и сейчас, нужно бросаться во все тяжкие, если тебе этого хочется, нужно прислушаться к себе, быть свободным, любить или ненавидеть, но здесь и сейчас.

— Из всех последних фильмов об апокалипсисе какой вам больше всего нравится?

— «Пятый элемент» — любимый с детства. В моем фильме тема конца света на самом деле проходит фоном, это обстоятельство, в котором существуют герои, позволяющее им раскрываться в своих характерах, тут конец света не в глобальном смысле, а в сердцах людей.

— Вы фильм Юрия Быкова уже видели?

— Давайте не будем об этом, не хочу говорить за спиной коллеги, знакомого коллеги. Ирония тут в том, что Быков тоже учился у Учителя, только вольным слушателем. Я его хорошо знаю.

— Знаю, что вы не очень любите говорить о режиссерах, которые на вас повлияли, но все же должны быть такие?

— В детские годы я смотрела Тарантино, но не могу сказать, что его творчество нашло отголоски в моем. И еще фон Триер. А сейчас мне нравится все. Но я больше тяготею к советской классике: «Июльский дождь», «Жил певчий дрозд» и т.д. В эпоху юношеского максимализма я очень увлекалась пьесами Сигарева, это как типа эмо нашел Tokio Hotel. Мне очень у него понравился первый фильм «Волчок», но второй уже не пошел. А прошлым летом Сигарев сказал, что будет снимать комедию! Вот этого я очень жду: интересно, когда человек погружается не в свою стихию.

«Если у тебя интересный проект, есть вероятность 70%, что его запустят»

— Вы, когда учились во ВГИКе, какое кино мечтали снимать?

— Поскольку я училась в документальной мастерской, потолком для меня было документальное животрепещущее кино о судьбах людей, о трагических судьбах. Мой первый фильм был именно таким творением.

— В документальное кино больше не вернетесь?

— Почему? Вернусь. Я сейчас как раз вместе со своим коллегой Филиппом Юрьевым снимаю к/м документальный фильм про театр Женовача. Нет такого понятия «уйти из кино, а потом вернуться». Не важно, какой стиль, документальный или художественный, это все кино. Я вообще считаю, что документалистика — гораздо более сложный жанр. Намного тяжелее принимать жизнь такой, какая она есть в судьбах настоящих героев, нежели выстраивать эту реальность самому. Поэтому в документальном кино, наверное, надо быть более осмысленным человеком, чем я есть сейчас.

Кар из фильма «Отдать концы»

— А что вы думаете о фильмах студентов Разбежкиной? «Зима, уходи» и другие.

— Я не смотрела. Но я слышала, что там что-то очень тяжелое.

— Помимо документального проекта у вас есть уже что-то?

— Я сейчас разрабатываю идею будущего сценария игрового фильма, это будет трагикомедия под названием «Буй».

— Как уже состоявшийся режиссер, какой совет вы могли бы дать студентам?

— Быть откровенными с самими собой. Когда режиссер врет сам себе — зритель это хорошо чувствует и видит. Ложь получается двойная. Ложь в творчестве и ложь в зрительском результате.

Важно, реализуешься ты или нет. Если у тебя есть интересный проект, то, мне кажется, всегда есть вероятность 70%, что его запустят. Тем более сейчас студии изголодались по молодым талантам, по очень хорошим работам.

— А фильмы девушек-режиссеров — Германики или Карпуниной — вам нравятся?

— Вот Карпуниной нет, не нравятся. Это такое легкое жанровое кино, хотя это не значит, что с режиссером что-то не так, нет, это со мной что-то не так. А вот фильм «Все умрут, а я останусь» попадает в меня сильнее. Но сериалов Германики я не видела.

— Какое кино вы бы никогда не сняли?

— Я пока не готова снимать мелодрамы, не очень люблю такое приторное кино. Еще романтические молодежные комедии. Женские истории, женские сериалы про теточек.

— Вы смотрите американские сериалы?

— Я смотрю, не помешана, но смотрю. Это прежде всего «Homeland» и, конечно же, «Американский повар» с Гордоном Рамзи. Документальный сериал про поваров (смеется).

— Чем вы увлекаетесь помимо кино?

— Сейчас я начала преподавать в школе Cinemotion. В педагогике я новичок, но получаю огромное удовольствие. Хотя это нельзя назвать увлечением. Увлекаться чем-то нужно осознанно и всю жизнь, увлечение — это же вторая сторона твоей жизни. А кино — довольно жесткая штука. На какое-то время поглощает тебя без остатка, а потом выплевывает на берег — и ты просто не знаешь, чем заняться.